Лапшевня бабули Хо: Пробудившийся
Шрифт:
— Вообще — тебе бы в музей сходить. Кстати он тут неподалёку, вон там, на границе парка Но лучше нам идти в том направлении, к проспекту Вечного Мира, там такси можно поймать…
— Сколько топать?
— Минут пятнадцать. Ну, либо искать станцию велорикш.
— А потом трястись минут тридцать до бабули Хо, так? А там же у нас уже парк, и поток, правильно? Так может срежем.
— Ох, серьёзно… Через парк? Тебе не рано?
— Не рано, — твёрдо сказал я.
— Ну, с другой стороны, действительно. Пешком дойдём за минут пятьдесят. Давай зайдём в музей. Когда ещё окажемся в этих краях.
Пришлось идти в гору — деревья парка виднелись где-то наверху, а вокруг простирались всё те же облупленные районы. Правда, становилось всё более людным. Стайка ребятишек подбежала и стала тыкать какими-то старыми мобильниками, просить коины, новые или старые, Сян цикнула на них, и они разбежались.
— Чей это район?
— Сейчас будет район антикварщиков. Они делят парк с рыночниками с нашей стороны, с юга, и ботаниками с севера. «Стариками» их ещё называют… А недоброжелатели — Чёрными копателями. А вон, кажется, один из них.
Мы выходили на чуть более оживлённую улицу, по которой ходили аниматоры в костюмах мифических (или уже не особо мифических?) существ, а на углу на раскладном стульчике восседал дедок.
«Воздушный рис», гласила табличка. Память Чан Гуна добавила, что мы пару раз с дедом угощались подобным лакомством. А также я вспомнил, как его готовят — над специальной горелкой нагревают герметично закрытый баллон, а потом — бах! Примерно как с попкорном, только быстрее. А может это тот самый продавец? Дедок не то улыбнулся, не то нахмурился, когда увидел нас.
Я в ответ кивнул, он молча раскочегарил горелку, насыпал горсть семян с солью в баллон, плотно закрутил, принялся раскочегаривать и вращать над огнём.
— Я тебя не видел раньше, — сказал он чуть позже с небольшим акцентом. — Девку помню, тебя нет.
— У вас хорошая память, господин Пак Ким Чжоль.
Кореец? Кого только не встретишь тут.
— Из комы вышел. Шесть лет провалялся.
— Бывает, — кивнул дедок. — Трость у тебя красивая. Её мои друзья с радостью купят. За полтысячи коинов.
— Полтысячи?! — я удивился, но потом покачал головой. — Не продаётся. Это подарок. И…
— И оружие, ты хотел сказать? Я заметил характерный разрез под рукоятью. Что ж, ответ истинного бойца. Оружием не следует разбрасываться ради копеечной выгоды. Как звать?
— Чан Гун.
— Гун… уж не тот ли Гун, что практиковал астрологию в квартале, который у рынка сейчас… Как там улица называется… Дед твой, да?
— Ага! — кивнул я. — Вы знаете, где он? Что с ним стало? Он погиб?!
— Понятия не имею. Мы так, немного совсем общались. Он мне помог лет десять назад… подсказал кое-что про документы. Ещё до Катастрофы. Но поговаривают, что первое чудовище его и сожрало. А ты, получается, выжил? Случаем, не прямо там был при прорыве?
— Хм… не там, — зачем-то решил я соврать. — Но ударной волной достало.
Видимо, неубедительно.
— Если там — то помалкивай про это, — посоветовал Пак Ким Чжоль, и у него на миг зажглись глаза.
Он закончил приготовление, подставил под баллон мешок, подсунул ручку, и…
Я ожидал характерного хлопка, почти выстрела, но хлопок был гораздо тише, а конец баллон охватило уже знакомое голубоватое сияние. Воздушный рис полез в мешок неспеша, неторопливо… Спустя минуту кореец отсыпал в бумажный кулёк и протянул мне.
— Половина коина. Вам со скидкой.
— Хорошо, — Сян достала телефон, заплатила, а кореец усмехнулся.
Да уж, девушка, платящая за угощение для парня — это однозначно стрёмно. Скорей бы уже получить первую зарплату.
— Ну, мелюзга, теперь ступайте к малышу Джанджи. Он проведёт вам экскурсию. И ещё раз — помалкивай. А не то найдутся люди, которые захотят разрезать тебя на кусочки, чтобы выковырять то, что в тебе наверняка застряло. Причём — и по эту, и по ту сторону забора найдутся. И даже среди моих боевых товарищей по клану есть искусные изыскатели. Я же вижу, что в тебе какая-то мешанина с шаоданями…
Улыбнулся он не то иронично, не то… злорадно. Тут я напрягся. Неужели он видит?
И главное — что именно он видит?
Когда мы взобрались по неширокой лестнице по склону холма, перед нами, чуть ниже, раскинулся парк с Основным Потоком по самому центру. Начался дождь и близкие раскаты грома — причём, какие-то непривычные, приглушённые, словно кто-то бил по большому тазу. От потока в низких разреженных облаках пробегали молнии. Зрелище, конечно, было завораживающее.
— Как этот кореец прознал, что у меня что-то с шаоданями? Янсен и то не смог выяснить при помощи своих приблуд.
— Ну, у этого дядьки то ли четвёртый, то ли пятый уровень. Запросто мог прокачать своё магическое зрение, чтобы не только тебя насквозь видеть, но и мысли читать… Идём в здание… а то промокнем.
Мы миновали ворота — охранники-громилы в длинных саронгах больше напоминали буддийских монахов, чем городских обитателей. Остановили на миг, посмотрели — внимательно, в самую душу, и пустили дальше. Мы пошли по тропинке мимо пальм и бурной парковой растительности. Ухаживали здесь хорошо, если не поднимать голову и не смотреть на поток — обычный тропический сквер с лужайками, даже туристы прилагается. Вообще, во всём была какая-то торжественность. У малыша Гуна внутри меня тут очень чётко сработало дежа вю — определённо точно он тут гулял в детстве с родителями, то ли выставочный комплекс тут был, то ли концертный зал — что-то такое. Мне же до сих пор было непривычно осознавать, что целых шесть лет прошло. Похоже, музей был здесь чем-то вроде своеобразного храма, или неофициального исторического центра города.
Хотя, конечно, все понимали, где теперь настоящий центр — не на площади, не тут, а чуть подальше, где из-под земли бъёт чудовищной силы поток неземной энергии.
И вот, мы прошли ворота и оказались у входа со здоровенной табличкой «Музей Катастрофы» и годом, когда всё это произошло.
Малыш Джанджи оказался тут как тут, он был практически карликом — маленький, смуглый, коренастый, возможно, с индокитайскими кровями.
— Местные? Опоздали на экскурсию. Тут раз в полчаса, — нахмурился он и скомандовал охранникам. — Досмотрите их.