Ларец с опасным сюрпризом
Шрифт:
– Ваше величество, работу можно исправить, – осмотрев яйцо, сказал он. – Правда, на это уйдет некоторое время.
– Вы успеете до Пасхи?
– Сожалею, ваше величество, – развел руками Фаберже, – но полагаю, что это невозможно. Получится совсем не то, что вы хотели бы увидеть.
Государь огорченно покачал головой.
– Господи, каждый год я дарил по пасхальному яйцу матушке и Аликс… В этом году они ждут от меня опять какого-нибудь интересного сюрприза. Если я не сумею преподнести им что-нибудь оригинальное, то они будут разочарованы.
– У
– Какое? – с надеждой посмотрел царь на ювелира.
– Сейчас я как раз завершаю работу над пасхальным яйцом для семьи Ротшильдов. Оно будет весьма оригинально раскладываться на три части в виде триптиха. Осталось изготовить только сюрприз… Мы не обговорили точные сроки. Думаю, что Эдмонд Ротшильд не станет на меня сердиться, если я немного задержу заказ.
– Если вы так считаете…
– Он весьма милый человек… Ваше величество, что, по-вашему, у него должно быть внутри?
– В нем должны быть портреты великих княгинь Ольги и Татьяны.
– Хорошо, – сделал в блокнот пометку мастер. – А каков должен быть сюрприз?
– Идет Отечественная война… Мы не можем позабыть этого. Я бы хотел сцену сошествия в ад. – Нахмурился. Подумав о чем-то своем, государь перекрестился. – Господи, дай силы России миновать все это… А еще изображение святых Ольги и Татьяны.
– Сделаю все в точности, ваше величество, – пообещал Фаберже. – Вы не возражаете против названия «Триптих Красный Крест»?
– Согласен. Буду вам очень признателен, Карл Густавович, если вы меня выручите. Ох, несносная собака, – поднял государь руку. В какой-то момент Фаберже показалось, что царь ударит пса, но нет, ладонь мягко опустилась на его спину. – Надо запретить ему входить в мой кабинет. А яйцо «Ангел-Хранитель» я у вас забираю. Думаю, что со временем эта вещь отыщет своего хозяина.
– Переделывать его – действительно очень большая работа. Проще сделать заново. Но я могу зашлифовать трещину, она практически не будет заметна, – взял Фаберже со стола треснувшее яйцо.
– Хорошо, пусть будет так. Посчитайте, сколько будет стоить дополнительная работа.
* * *
Негромко постучавшись, в личные покои государя вошел флигель-адъютант князь Семен Трубецкой. Открыв портсигар, Николай Александрович прикурил от торчавшего с краю фитиля, зажигавшегося каким-то хитроумным образом: не то от трения, не то еще от какой-то мудреной механики. На столе у государя было несколько листков бумаги и небольшая чернильница с воткнутым пером. Резных статуэток он не терпел, и его стол больше напоминал рабочее место какого-нибудь чиновника средней руки. Не носил император и золотых украшений, единственное, что он себе позволял, так это обручальное кольцо с сапфиром, подаренное Александрой Федоровной, когда она была еще его невестой, принцессой Алисой Гессенской. Да вот еще крохотный гладкий крестик на шее, на обыкновенной неброской цепочке из круглых колечек, который можно было увидеть лишь во время купания.
– Что
Князя Трубецкого всегда подкупала обаятельная простота императора, с которой он одинаково обращался как к своим слугам, так и к главнокомандующим. Именно в ней и заключалось настоящее русское величие.
– Пришла телеграмма от начальника Генерального штаба Николая Николаевича Янушкевича.
– Вот как… Что в ней?
– Он пишет, что намечается значительная переброска войск неприятеля с Западного фронта на Восточный.
Закрыв портсигар, Николай Александрович аккуратно положил его на стол. Кто бы мог подумать, что военная кампания, начавшаяся столь победоносно, перерастет в затяжную войну… Уже в этом году военное командование рассчитывало завершить победоносное наступление в Галиции, и вот теперь переброска войск спутала первоначальные планы. По существу, Россия оставалась один на один с объединенными австро-германскими силами, а основные союзники, Англия и Франция, не сумели совершить ни одного контрнаступления, чтобы как-то облегчить положение русской армии. И это было крайне досадно!
– Он написал, чем это может грозить России?
– Так точно. Австро-германские войска по численности будут значительно превосходить русские. Один из возможных вариантов продолжения войны – сдать Львов и Перемышль.
– Весьма скверно… Мы ведь их только что взяли, – глухо обронил государь.
– Не исключено, что отступление продолжится и дальше. Возможно, что оно произойдет по всему фронту. Для Австрии и Германии важно разгромить Россию и вывести ее из войны. Только так они могут победить. Сейчас никто даже не берется предположить, где именно остановятся русские войска. Обо всем этом начальник Генерального штаба намеревается переговорить с вами лично и хочет немедленно выехать в Царское Село.
– Телеграфируйте ему вот что… Пускай остается в Ставке. И если положение столь тяжелое, то он должен организовать планомерное отступление войск. Мы должны дорожить каждым солдатом. А в случае наихудшего сценария не должно быть никакого повального бегства.
– Слушаюсь, ваше величество! Разрешите идти?
– Ступайте, – отвечал Николай Второй.
Флигель-адъютант развернулся, чтобы уйти.
– Хотя постойте… Отпишите главнокомандующему, что я немедленно выезжаю в Ставку. Еду не один – с наследником, нужно поддержать солдат своим присутствием.
– Ваше величество, смею возразить, Алексей Николаевич болен. Болезнь может обостриться в любую минуту, ему лучше бы остаться в Царском Селе, дорога неблизкая…
Николай Александрович внимательно посмотрел на флигель-адъютанта – прежде за ним не водилось возражать государю, – вновь потянулся за портсигаром, но неожиданно оттолкнул его кончиками пальцев.
– Возможно… Но я не могу поступить по-другому, – негромко сказал он. – Я вместе со своим сыном должен быть там, где сейчас труднее всего моему народу. Уже все решено, выезжаем завтра!