Ларец соблазнов Хамиды
Шрифт:
– Почтеннейший, а пристало ли мне менять что-то в моем доме?
Хамида знала ответ на свой вопрос – муж ей уже не раз говорил, что она вправе делать все, что желает. Хотя и просил ничего не перестраивать…
– Ты можешь поменять в доме все, что пожелаешь, добрая хозяйка… Перекрасить стены, убрать двери, уничтожить все цветы до единого…
– Отлично, с цветов мы и начнем… Думаю, уничтожать будет несколько неразумно. Но вот привести клумбы в порядок… Убрать половину роз, высадить что-то более… освежающее…
– Слушаю и повинуюсь,
Хамида усмехнулась – в самом деле, рожь или овес на клумбах посреди богатого поместья были бы не совсем кстати.
– Я полагаюсь на твой здравый смысл, Салим. Пусть не рожь или овес, но уж очень запах тяжел…
– Полдень… – Слуга пожал плечами.
Дорожка уперлась в те самые, загадочно огромные двери.
– Отчего, мудрый Салим, двери в обычные кладовые столь велики? Не прячет ли мой муж за ними великана?
Салим пристально посмотрел на девушку. Но та рассеянно улыбалась, а в вопрос, похоже, не вложила никакого потаенного смысла.
– Нет, моя насмешливая госпожа. Врата велики, ибо был более чем велик вход в пещеру. Ту, в которой теперь хранятся посуда и ковры. А толсты двери для того, чтобы уберечь эти ковры от палящего зноя.
Хамида кивнула – это было вполне разумное объяснение. Но что-то девушку все-таки насторожило. Быть может, намеренно безразличный тон слуги. Однако Хамида решила, что подумает об этом завтра.
Тем временем Салим вынул обширную связку ключей. Бесшумно и легко врата в кладовые раскрылись – петли были обильно смазаны, да и входили сюда, похоже, частенько.
Так же легко, как распахнулись, двери в кладовую и закрылись. Теперь кромешную тьму могло нарушить лишь пламя лампы или факела. Однако в руках Салима не загорелась масляная лампа, а вспыхнул затейливый светильник, чересчур яркий и дающий слишком много белого света для своего совсем небольшого размера.
– Идем же, заботливая хозяйка. Вот здесь, по левую руку, за белой дверью, лари с мукой и крупами. Вот там, в глубине, кувшины с молоком и вином… Аллах щедро благословил этот крошечный кусочек мира под своей рукой – вон в той пещерке бьет чистейший источник. Он дарит изумительно холодную воду и к тому же прохладу, отрадную для всего живого.
Огромная пещера тем временем втянулась в узкий коридор. Двери, закрывающие боковые ответвления, были все как на подбор толстыми, украшенными солидными, даже устрашающими замками. Но теперь Хамида понимала, отчего они именно такие.
Шаг, еще шаг. Еще десяток. Без помощи слуги девушка наверняка запуталась бы в этом лабиринте. Или, быть может, вернулась в жаркие объятия полуденного солнца. Быть может, сбежала бы… Как сбежала тогда, давным-давно. Когда поняла, что среди безлюдных опустевших
Теперь вокруг Хамиды были не каменные своды анфилады кладовых, а полусгоревшие стены древнего замка. И она перестала быть Хамидой, женой великого мага, вновь превратившись в Равенну, чудом оставшуюся в живых после страшного пожара, укравшего у нее любимых родителей и само ее будущее.
Полуденный бриз наконец утих. Ему на смену почти сразу пришел освежающий западный ветерок. Обгоревшие ставни в верхней части разрушенной башни неожиданно распахнулись, и солнечные лучи золотыми нитями прошили выжженное пространство.
Съежившаяся в углу на куче соломы дрожащая фигура еще сильнее закуталась в рваный плащ. Хотя весна уже близилась к концу, девушке становилось все труднее унимать пробиравший до костей холод.
«Должно быть, все дело в том, что так редко удается увидеть солнце», – подумала она. Ведь прошел уже не один день с тех пор, как ей пришлось стать ночным призраком, просто тенью.
Она встрепенулась, ощутив острый приступ голода, и покрутила головой из стороны в сторону, пытаясь избавиться от этого мучительного чувства. Еды не будет до вечера, пока в замке все не заснут, пока не угомонится управляющий и не покинут парадных комнат слуги, уцелевшие после пожара. Только тогда она сможет покинуть свое убежище и пробраться в кухню в поисках объедков, которые позволят не умереть от голода.
Те, кто остался в замке, считали ее призраком. Какими же болванами сочли бы они себя, если бы узнали, насколько человеческими были ее потребности!
Ветерок все свежел. Теперь он качал чудом державшуюся на своем месте ставню – и та раз за разом отчаянно громко стучала о раму окна. Вернее, о то, что было рамой совсем недавно. Это было время отдыха, поэтому девушка с ненавистью взглянула на надоедливые ставни. Мысленно Равенна сравнила себя с летучей мышью или ночной совой: ведь теперь только под покровом ночи она могла свободно перемещаться по этой выжженной тюрьме, которую когда-то называла своим домом.
С усилием поднявшись на ноги, странная фигура, одетая в лохмотья, медленно пересекла комнату. Когда она приблизилась к ставням, нарушавшим ее покой, неожиданно услышала ржание лошадей: источником шума был внутренний двор, находившийся внизу. Прислушавшись, девушка поняла, что там что-то происходит.
Взявшись за ставни, она слегка прикрыла их, даже не пытаясь разглядеть, что случилось.
«Появился новый хозяин, – подумала она. – Обреченный… Что ж позвало тебя сюда, глупец?»
Еще совсем недавно ее дом был иным. Иным было и все вокруг – даже дорожки огромного парка, усердно выметаемые каждое погожее утро. Вся округа уважала почтенных хозяев Невильс-Лоджа – гостеприимных и хлебосольных. О, как часто тогда случались балы, какими шумными и веселыми были пикники у озера, какими довольными – слуги и какими счастливыми они, ее любимые родители.