Ларец Зла
Шрифт:
Затем он осторожно, стараясь не производить ни малейшего шума, вышел из-за стола и выглянул из комнаты. Краткие поиски на первом этаже ничего ему не дали. Тогда Роберт подошел к лестнице и вдруг услышал легкий скрип одной из верхних ступенек и замер на месте. Однако его вновь окружила непроницаемая тишина.
Кэтрин держала в доме пистолет, но потом забрала оружие с собой. На свое счастье, Роберт вдруг вспомнил о бейсбольной бите, которая валялась около двери в прихожей. Осторожно ступая, он нашел ее и взял в руки — это придало ему уверенности. Вновь подкравшись к лестнице, он с минуту выжидал, напряженно вглядываясь вверх. Там было темно и тихо.
Он слышал лишь, как сердце бьется в груди.
Решившись, он начал осторожно подниматься. Седьмую ступеньку перемахнул, зная о том, что она скрипит. Оказавшись в коридоре второго этажа, он вдруг увидел впереди пятнышко света, словно пламя свечи или зажигалки, прикрытое ладонью, но через секунду оно исчезло.
Кто-то явно находился в спальне. В той самой, которую они с Кэт когда-то делили на двоих и из которой она потом его беспардонно выселила. Перехватив бейсбольную биту поудобнее, Роберт решительно двинулся по коридору. Интуиция подсказывала ему, что на сей раз он имеет дело вовсе не с Йуну. Это было что-то другое. Обыкновенный взломщик? После всего, что случилось с ним в последние три дня, об этом было даже смешно
Едва он оказался на пороге спальни — дверь была распахнута настежь, — как в его сторону метнулась темная фигура. В следующее мгновение Роберт получил сильный удар в челюсть, зашатался и стал заваливаться на бок. Уже в падении он изо всех сил саданул в темноту перед собой бейсбольной битой и по касательной задел злоумышленника. Тот сдавленно охнул, но не упал и добил Роберта зверским ударом ноги в пах. Почти теряя сознание от боли, Роберт попытался руками ухватиться за край одежды грабителя, который перескочил через него и бросился вниз по лестнице, но его руки поймали лишь воздух. Рыча от боли, на полусогнутых ногах, он скатился вниз по лестнице, но вновь опоздал — дверь, которая вела во двор их дома, громко хлопнула и враг исчез в ночи.
Роберт доковылял до двери и выглянул наружу. Никого. Чертыхнувшись, он выбежал на парадное крыльцо в слабой надежде, что увидит у дома чужую машину. Ее не было.
Вдруг в голову ему пришла мысль, от которой волосы встали дыбом и бросило в пот. Он опрометью кинулся обратно наверх, в спальню. Дверца сейфа была распахнута.
Ключи от Марифата исчезли.
Три причины привели к моей гибели.
Первая — наша так называемая разведка. Каждый месяц они присылали мне видеозапись, из которой следовало, что с моим отцом все в порядке и обращаются с ним хорошо.
Но они требовали от меня в ответ смешные вещи. Им надо было, чтобы я представил результаты наших научных разработок. Но я знал заранее, что им не будет от них никакого толку. Им не дано было вникнуть в смысл того, что они хотели от меня получать. Еще они требовали, чтобы я создал шпионскую сеть в научном сообществе, вербовал своих коллег обманом, при помощи женщин, выпивки, наркотиков, денег.
Я старался давать им минимум того, что они хотели. Передавал научную информацию, которую при желании легко было почерпнуть из открытых источников, и, разумеется, нагло выдавал ее за секретную. Я лишь пытался спасти своего отца.
В это время я как раз заинтересовался изысканиями в той же области, в которой трудились в свое время мои отец и дед. Я посвятил свое время священной алхимии, древним знаниям долины Нила.
Моя возлюбленная преподнесла мне бесценный дар: великолепный образчик древней алхимии, лучшее из того, что было открыто нашими предками на Востоке, и скомпилированное не кем-нибудь, а самим сэром Исааком Ньютоном. Для непосвященного это был просто бессмысленный набор формул и латинских изречений, разрозненные фрагменты звездного календаря и правила для погружения в молитвы и медитацию, астрологические и алгебраические символы.
Совсем иными глазами посмотрел бы на этот документ алхимик. Это был воистину кладезь древней мудрости, трепетно собранный по крупицам и преломленный великим ученым мужем. В рукописи содержалась квинтэссенция могучей и вечной тайны алхимии, описание научных опытов и духовных медитаций, которые были способны привести к самому сокровенному и желанному открытию в истории человеческой науки — к открытию того, что я сейчас называю Марифатом и что на Западе всегда было принято называть философским камнем.
Я принял тогда рукопись из рук Кэтрин в качестве дара ее любви. Теперь я понимаю, что ошибался, но в любом случае с ее стороны это было актом величайшего доверия ко мне, и я ценю это по сию пору. Я скопировал документ и вернул его ей.
Вторая причина моей смерти — сама Кэтрин. Она олицетворяла для меня всю Вселенную. Вселенную, к которой я стремился, которую хотел населять, в которой хотел творить и растворяться.
Ради нее я шел на великий риск, и шел постоянно. В какой-то момент меня разоблачили. В тот самый день, на который был назначен мой побег из страны, меня арестовали. Мне многое довелось перенести: пытки электричеством, изуверские, садистские избиения. И в какой-то момент я сделал то единственное, что было в моих силах, чтобы спастись, — стал сотрудничать со своими палачами. Моя ценность заключалась в том, что я являлся американским гражданином и мог работать в американской науке.
Отца они не отпустили: он по-прежнему исполнял неблагодарную роль заложника.
Я прошел специальную подготовку, перестал быть правоверным мусульманином, чтобы мне стало легче интегрироваться в американское общество. Мать-американка, безупречный английский — все это помогало мне в достижении целей. Признаюсь честно, западный образ жизни даже пришелся мне по вкусу. Я перестал отправлять молитвы, начал пить вино, у меня было много женщин.
А потом мне повезло устроиться в Брукхейвен.
Третья причина, которая привела к моей смерти, — 11 сентября. Я до сих пор живо помню, как все случилось и какая дикая волна ненависти захлестнула всю страну. Я до сих пор считаю, что та атака была не просто ошибкой, но преступлением, несмотря на все грехи Америки, а их немало и многие из них нельзя отмолить. В итоге те, кто организовал ту атаку, добились желанной цели. После 11 сентября Америка стала именно такой, какой ее представляли ее враги. Именно такой, какой они желали ее видеть — жестокой, мстительной, безжалостной.
А затем случилось чудо — я вновь обрел Кэтрин.
Она была все так же ослепительно красива, а суждения все так же утонченны и остроумны. Она вновь появилась в моей жизни и очень скоро дала понять, что ничего не забыла и по-прежнему неравнодушна ко мне. Я всегда был сдержан с женщинами и без колебаний оставлял их, едва только начинал чувствовать, что любовь к ним может помешать мне. Но на этот раз я не удержался, считая, что Кэтрин — истинный подарок судьбы и истинная награда Бога за все мои труды и страдания.
Господи, чего же мне это все стоило!
После 11 сентября президент Буш заявил на весь мир, что не имеет претензий к исламу, ибо ислам — религия мира и любви. И он был прав, тысячу раз прав. Но рядовые американцы будто не услышали этих слов. Однажды на меня напали прямо на улице и в присутствии Кэтрин. Это были подростки, и они не умели драться. Я заставил их пожалеть о том, что они набросились на меня.
А спустя несколько дней наша разведка вновь вышла со мной на связь. Мне было сказано, что я работаю из рук вон плохо, что информация, поставляемая мной, не имеет большой ценности и сеть агентов, организованная мной, не оправдывает расходов на ее создание. И мне дали понять, что все это отразится на моем отце. Я испугался и стал работать лучше, но было уже поздно. Однажды у меня дома раздался телефонный звонок, и мне дали прослушать пленку с записью пытки моего отца — я узнал его по голосу.
Мне было сказано, что,
Кэтрин стала для меня отдушиной, оазисом любви и счастья. В те дни мы много говорили, и каждый раз она ставила передо мной все более сложные вопросы. Я чувствовал, что она испытывает меня, прощупывает для чего-то.
И конечно, я не оставлял алхимию, предавался ей в те дни с такой страстью, какой никогда в себе не ведал. Мне удалось отыскать связь между древним знанием и той работой, которую я вел в Брукхейвене. Вновь и вновь наблюдая за процессом столкновения золотых частиц на запредельных скоростях в реакторе, вновь и вновь наблюдая за тем эффектом, который эти столкновения порождали, я чувствовал, что мы подбираемся почти вплотную к таинству истинного «творения» — впервые за много столетий, впервые после гибели древних знаний и смерти древних мудрецов, которые подошли к этому в свое время так же близко, но другим путем. Они учили, что духовное превращение самого экспериментатора играет столь же важную роль в общем процессе, как и физическое превращение частиц в ходе эксперимента. Весь секрет заключался в достижении единения психической и физической энергий.
Я подружился с коллегами, которые специализировались на проведении экспериментов с новым сплавом — металлостеклом. Я многое почерпнул для себя в разговорах с ними и вспомнил, что над соединением стекла с различными металлами трудились и алхимики древности, когда пытались создать философский камень. Мои коллеги, конечно же, не подозревали, на какой великий путь они невольно встали. Для них это была чистая наука, для меня же нечто гораздо большее. Мои коллеги не думали о собственном духовном участии в опытах, а ведь именно в этом был залог успеха, ибо металл мертв и стекло мертво, если в них не вдохнуть жизнь, а на это способен только человек. Современная наука всегда была ущербной, словно бегун, который преодолевает дистанцию, прыгая на одной ноге. Впрочем, даже в ее истории спорадически подмечались удивительные феномены воздействия психической энергии экспериментатора на предмет эксперимента. Но то были исключения из правила.
Я же, вооруженный знанием древних, прекрасно понимал, что психическая и физическая материи теснейшим образом взаимосвязаны. И я теперь безмерно жалею о том, что мне так и не удалось поработать с реактором Европейского ядерного центра на франко-швейцарской границе. Я точно знаю, что именно там человечество однажды познает то, что навсегда изменит его представления о мире, то, что древним было известно много сотен лет назад, а потом накрепко забыто их потомками.
Испытывая чувство благодарности к моим коллегам, которые обогатили меня своими знаниями, я вызвался читать им лекции о вкладе древних алхимиков и философов Востока в современную науку. Меня хорошо принимали…
А однажды Кэтрин позвала меня на прогулку за город. Мы остановились на привал в пустынном месте у берега реки. И только вышли из машины, как с противоположной стороны откуда ни возьмись подкатил черный фургон с непроницаемыми стеклами и без номера. Меня забрали в тот фургон.
Последними словами Кэтрин, которые я услышал, были: «Я с ним закончила. Теперь он полностью ваш».
5. Испытание эфира
Нью-Йорк,
30 августа 2004 года
Они встретились в конференц-зале на одном из верхних этажей дома номер 570 по Лексингтон-авеню, подальше от шума и гама репортерских залов. Ровно в девять утра.
Роберт, измученный бессонницей и растрепанный, сидел на углу стола рядом со своим приятелем Скоттом из юридического отдела. По эту же сторону стола восседал Джон, приехавший специально по такому случаю из Вашингтона, и женщина из отдела по работе с персоналом, которую он видел впервые. В отличие от Скотта и Джона Роберт решил обойтись сегодня без галстука и костюма — на нем была надета поношенная мешковатая спортивная куртка.
На противоположной стороне стола сидели адвокаты фирмы Хенкота: пожилой и вежливый, помоложе и построже и совсем молодой, угрожающего вида. Роберт безошибочно определил, что самым опасным из этой троицы был пожилой и вежливый.
Джон, напустив на себя вид большого начальника, наконец хлопнул в ладоши и открыл встречу:
— Господа, добро пожаловать в Джи-би-эн. Мы уже в курсе, что вы приняли решение подать иск против нас, полагая, что наша организация — или кто-то из ее сотрудников — замешана в гибели Лоуренса Хенкота, управляющего «Хенкот инкорпорейтед», каковая случилась ранним утром в четверг, двадцать шестого августа. Прежде всего, джентльмены, я бы хотел от лица всех нас выразить самые искренние соболезнования в связи со случившимся.
— Благодарю вас, — отозвался пожилой и вежливый.
Роберт устало прикрыл глаза и попытался представить себе шпиль небоскреба, под крышей которого они все сейчас собрались. Он был величествен. Скульптурная композиция изображала сжатые кулаки, из которых вырывались кривые молнии, символизировавшие радиоволны. Его не было на работе всего двое суток, а он уже чувствовал себя здесь чужаком. Перед началом совещания он успел забежать в корреспондентский зал, где отпахал столько лет, и — не узнал его.
— Выглядишь не лучшим образом, — бросил ему на ухо Джон, когда они поднимались на лифте в конференц-зал.
Роберт очнулся как раз в тот момент, когда молодой и агрессивно настроенный адвокат принялся зачитывать предсмертную записку, оставленную Лоуренсом в гостиничном номере, где застрелился:
— «…сожалею, что у меня нет возможности лично высказать ему все это. А если кто-то надумает назвать меня трусом, пусть задастся вопросом: что на самом деле лучше — умереть или жить в таком мире? Роберт Реклис не оставил мне выбора. Я всю жизнь заглядывал в недра земли и искал дары ее. Но дальнейшая жизнь была бы для меня нестерпимой пыткой. Я оставляю этот мир с любовью к брату Хорасу, который позаботится о моих делах».
— Боже правый! — воскликнул Джон. — А нельзя ли нам сделать копию?
— Уже, — ответил тот адвокат, что был ни стар ни молод и выглядел самым деловым.
Он передал Джону тонкую папку с материалами.
— Записка была написана человеком, который пребывал в сильно расстроенных чувствах и, похоже, слабо отдавал себе отчет в том, что делает и пишет, — осторожно проговорил Скотт.
— Кстати, в этой записке Джи-би-эн даже не упоминается! — торжествующе провозгласил Джон.
Роберт молчал. Он снова и снова повторял про себя только что услышанные предсмертные откровения Лоуренса Хенкота.
— По нашему мнению, Роберт Реклис действовал не от своего имени, когда общался с покойным господином Хенкотом, — мягко проговорил пожилой и вежливый адвокат. — Я не хотел бы сейчас останавливаться на обсуждении той меры ответственности за случившееся, которая лежит на плечах мистера Реклиса как частного лица. Хотя, мистер Реклис, мой вам совет — обзаведитесь хорошим адвокатом. Я бы хотел обсудить ту меру ответственности, которую должна понести вся ваша организация, от имени которой действовал мистер Реклис. В конце концов, не он, а именно Джи-би-эн опубликовала недостоверную, порочащую мистера Хенкота информацию, которая нанесла серьезный материальный и моральный ущерб его компании.