Лашарела. Долгая ночь
Шрифт:
В простенке, между колоннами, на позолоченном фоне сверкала мозаика работы искусных мастеров. Мозаика изображала сцены из царствования царицы Тамар, рассказывала о победоносных войнах, о неустанных трудах правительницы. Мраморная мозаика пола показывала богатство и красоту природы Грузии.
Больше всего поразило деревенского парня обилие золота и серебра во дворце. Стены и потолки, пол и колонны во многих палатах казались выкованными из чистого золота и серебра.
Георгий и его приближенные легко и бесшумно ступали по дорогим коврам, устилавшим
У каждой двери, у каждого поворота и прохода стояли тяжело вооруженные исполины.
В приемном зале сопровождавшая царя знать откланялась ему, и все разошлись по разным залам.
Лаша направился к спальным покоям, двери которых тотчас распахнулись перед ним. Лухуми последовал за ним. Царь приказал ему охранять вход в опочивальню и никого не пропускать.
Мигриаули застыл у дверей, окованных золотом, крепко сжимая в руках меч и копье.
Женский смех вывел его из оцепенения. К нему приближались три молодые девушки.
Самая красивая и нарядная из них с громким смехом направилась прямо к царской опочивальне. Подойдя вплотную к дверям, она остановилась, ожидая, что телохранитель распахнет их перед нею. Но могучий страж не шелохнулся. Лицо девушки выразило удивление. Она смерила Лухуми надменным взглядом, и глаза ее на миг задержались на его пестрых ноговицах. На минуту она замерла в недоумении и вдруг звонко расхохоталась.
Богатырь смутился, неуклюже подался вперед и уставился на свои ноги.
Перестав смеяться, девушка потянулась к ручке. Лухуми выпрямился во весь свой гигантский рост и загородил вход.
– Посторонись! – презрительно бросила девушка.
Телохранитель царя даже бровью не повел.
– Говорят тебе, пропусти! – уже сердито проговорила девушка, дернув его за рукав.
Лухуми продолжал стоять, как каменное изваяние.
– Как ты смеешь меня задерживать? Отойди с дороги, не то… вскричала она гневно, топая ногами.
Тут дверь распахнулась, и на пороге появился царь.
Девушка в это время стояла отвернувшись и не заметила появления Георгия.
Царь улыбнулся, незаметно подкрался к ней сзади и прикрыл ей ладонями глаза.
– Это еще что такое! Пустите! Лаша! Лаша, на помощь! – испуганно воскликнула девушка и разрыдалась.
– Да это я и есть!
Лаша опустил руки, повернул ее лицом к себе и заключил в объятия. Мигриаули был ошеломлен неожиданным оборотом дела. Он быстро отошел от двери и опустился на колени, пропуская мимо себя царя.
– Это моя сестра, царевна Русудан. Она может входить ко мне в любое время, – пояснил на ходу Лаша и увлек сестру за собой.
Пристыженный Лухуми с трудом поднялся с колен и, борясь с головокружением, застыл перед дверью.
Смутное томление теснило ему грудь. Перед глазами стоял образ царевны с гордо закинутой головой и прикушенными губами. Как же он так оплошал не узнал сестру царя! Опозорился в первый же день! Что подумает царь?! Что скажут придворные, слуги, стражники!..
Мысли Лухуми унеслись далеко, на Лашарскую
Дверь вновь отворилась. Прислонившийся к ней Лухуми покачнулся и едва не упал. Он вздрогнул, словно боясь, что в его мысли кто-нибудь проникнет, и, опустив глаза, почтительно склонился перед Лашой и Русудан.
Царевна успела позабыть о своем огорчении и опять была весела. Поравнявшись с Лухуми, она задержалась на миг и проговорила:
– Царю так понравилась твоя родина, пховец! Ты тоже поклоняешься Лашарской святыне?
Лухуми молчал, не зная, что ответить.
– Как могуч твой телохранитель, Лаша! Гляди, какие у него богатырские плечи, я даже с места не смогла его сдвинуть! – снова защебетала Русудан.
– Он просто герой, Русудан. Ты бы видела, как он сражался один против трех хевсуров! – похвалил Георгий юношу, покрасневшего то ли от радости, то ли от смущения.
Лукавая улыбка пробежала по лицу Русудан.
– А ты должен знать, что во дворце не носят мужицкую одежду! Смени это тряпье! – бросила она Лухуми.
Царь кивком головы подтвердил повеление сестры.
Дворцовые слуги накормили Лухуми, потом повели его в баню и сдали с рук на руки терщику. Лухуми опасливо переставлял свои огромные босые ступни по разноцветным плитам пола. Блаженно растянувшись в мраморном бассейне, наполненном теплой водой, он с любопытством принялся разглядывать узорчатые стены бани.
Когда он распарился, снова вошел терщик и, остановившись у порога, кашлянул, давая о себе знать. Хриплый кашель гулко отозвался под сводчатым потолком.
Терщик велел Лухуми лечь на гладко отполированную скамью, а сам бесцеремонно вскочил ему на спину и принялся растирать его разгоряченное тело.
Сначала Мигриаули стало не по себе от такого непочтительного обращения, но позже он почувствовал приятную истому во всем теле.
– Ты грузин? – спросил он, улыбнувшись, терщика, который, словно черт, восседал на его спине.
– Не знай! – коротко отрезал тот.
Странный ответ удивил Мигриаули.
– Почему ты такой худой? – снова задал он вопрос.
– От баня! – так же коротко отозвался терщик. Было очевидно, что он не расположен к беседе с царским телохранителем.
Лухуми замолчал, но одна мысль все же донимала его.
– Уж если слуги моются в таких банях, в каких же должны мыться цари! – обратился он опять к неразговорчивому банщику.
– Не знай! – резко прозвучало в ответ. Шлепнув Мигриаули по спине, терщик велел ему спуститься в бассейн.