Ласковый обманщик
Шрифт:
Совершенно естественно их губы слились в поцелуе. Та злость, что они питали друг к другу в течение многих месяцев, мгновенно превратилась в страсть. Их руки торопливо скользили по одежде, расстегивая ее и срывая. Они занимались любовью на старой кушетке один, два, три раза подряд, молча, не говоря ни слова, будто боялись, что слова могут положить конец волшебству и каждый из них превратится в совершенно другого. Майк боялся, что Макси станет обычной женщиной, как все другие, боялся услышать от нее слова: «Это было отлично, Майк, но мне пора к мужу!» А Макси боялась увидеть его холодные глаза и прочитать
Уже светало, когда Макси решилась заговорить. Усталая, пресыщенная, она лежала в объятиях Майка и чувствовала себя впервые в жизни в безопасности. Больше всего она не хотела, чтобы это когда-нибудь кончилось.
— Если о случившемся узнает Док, нам обоим конец.
Сердце Майка часто застучало, и он какое-то время тихо лежал, успокаиваясь. Ее слова означали, что она хочет продолжать встречаться с ним.
— Это станет нашим секретом, — наконец произнес он, и Макси кивнула. Секреты хранить умели оба.
Несколько месяцев они тайно встречались в маленькой квартирке без отопления и всяких удобств, которая зато была сущим раем для тараканов и крыс. Но Майкл и Макси этого не замечали. Конечно, они занимались любовью, но это было далеко не все. Они часами болтали, рассказывая друг другу о своей жизни. Впервые и у нее, и у него появился настоящий друг, которому можно было излить душу.
Оба старались изо всех сил, чтобы в клубе ничего не заметили. Они делали все правильно, говорили нужные слова. Майкл по-прежнему обзывал Макси «сучкой с холодным сердцем» и насмехался над ней, а Макси презрительно задирала нос, когда он появлялся где-то рядом.
Но женщин обмануть невозможно. Начать с того, что Майкл перестал волочиться за каждой юбкой, даже стал сдержанно вести себя на танцплощадке. Кроме того, если раньше при виде Макси глаза Майкла загорались от ненависти, то теперь они загорались от любви. Не просто от страсти, а именно от любви.
Чувствуя, что девочки начинают догадываться об их взаимоотношениях, однажды вечером Макси даже плеснула ему в лицо бокал шампанского — только для того, чтобы доказать всем свою ненависть к этому человеку.
Но Майкл все испортил: он схватил Макси за плечи и крепко поцеловал в губы, и девочки сразу сообразили, что для них двоих это привычное занятие. Когда Майкл вышел из гримерной, наступила долгая тишина, а потом Лила произнесла:
— Дорогая, тебе нужно быть очень осторожной с таким человеком, как Док.
Макси оставалось лишь кивнуть головой.
Глава 35
12 мая 1928 года
Макси еще никогда в жизни не была так счастлива, как этим вечером. И все вокруг казалось ей сегодня прекрасным, начиная от зеркального шара, висящего над головами и бросавшего по сторонам радужные отблески, и кончая лицами окружающих. Клуб сегодня, казалось, был полон до отказа людьми Дока, но даже их грубые манеры не могли испортить счастливое настроение Макси.
Трудно было исполнять блюзы, трудно было петь про то, как твой парень бросает тебя, как он больше тебя не любит, зная, что на самом деле этим вечером она уезжает отсюда вместе с Майклом. Вещи ее уже собраны и стоят, дожидаясь нужного часа. Макси и Майкл должны тайком выбраться из города и отправиться куда-нибудь на Средний Запад или в Калифорнию — куда угодно, лишь бы их там не могли найти Док и его люди. Она пела и наблюдала, как Майкл танцует с какой-то женщиной, чьи волосы по цвету и по структуре очень напоминали солому. Ее рука обхватила его могучие плечи, а челюсть тыкалась ему прямо в ухо. Каждый раз, оказываясь недалеко от сцены, он подмигивал Макси и закатывал глаза на лоб. И песня страдания в устах Макси превращалась в нежную любовную серенаду.
Наконец настало время перерыва и Макси на сцене сменили Лила и девочки.
Когда она бежала по темному коридору в сторону гримерной, навстречу вышел Джубели.
— Тебе не следовало бы так себя выдавать, детка, — мягко сказал он. Было ясно, что он имеет в виду: то, как она сегодня пела, и то, как весь вечер улыбалась Майклу.
Макси была рада, что в темноте не видно, как краска расползается по ее щекам. Она чувствовала вину перед Джубели, что не рассказала ему о готовящемся побеге, но ведь они с Майклом договорились, что об их планах никто знать не будет. А никто — это значит никто. Ни одна душа. И никаких прощаний.
Делая вид, что не понимает, о чем он говорит, Макси проскользнула мимо Джубели и направилась к гримерной, но по пути ее схватил Майкл, появившийся из тени, и потянул в темный дверной проем, целуя так, будто от этого зависит его жизнь.
— Майкл, — начала было она, но ей мешали его губы и руки. — Майкл! Нас никто не должен видеть!
Он нежно взял в ладони ее лицо и поцеловал.
— Как поживает мой мальчик?
— С нашей девочкой все в порядке. Она чувствует себя в безопасности и счастливой, — ответила Макси. — Так же, как и ее мать.
Он вновь ее поцеловал.
— Так же, как и его старик отец.
Оба тихонько рассмеялись. Майкл упорно называл своего будущего ребенка «он», а Макси «она».
Собрав все свои силы, она отпихнула его от себя.
— Еще три часа. Через каких-то три часа ноги нашей здесь не будет.
Внезапно ее обуял страх.
— Майкл, ты ведь не… Я хочу сказать, что…
Они прижал палец к ее губам.
— Ты хочешь сказать, что я лишь играю твоими чувствами? Что я обрюхатил тебя и теперь брошу, чтобы ты в одиночестве воспитывала моего сына? Да, это так. Моя истинная мечта — до конца своей жизни протанцевать с безмозглыми дурочками на этой танцплощадке, а досуг проводить в компании гангстеров. Где еще услышишь такие возвышенные разговоры (тут Майкл заговорил гнусавым, противным голосом): «Эй, ты, Большой Нос! Скольких ты пришил сегодня? Всего троих?! Я сподобился на четверых! Ты проиграл спор. Гони десятку!»
Макси захихикала.
— Майкл, ты просто урод. Теперь давай дуй отсюда, пока нас никто не застукал.
После еще одного поцелуя, оттягивающего расставание, он возвратился на танцплощадку, а Макси отправилась в гримерную поправить прическу и макияж, перед выходом на сцену. Не успела она накрасить губы, как, взглянув в зеркало, застыла на месте, не веря своим глазам. Маленький мальчик, лет девяти, неслышно отворил дверь и встал в дверном проеме. По щекам его медленно катились слезы.
Макси обернулась к нему.