Ласковый убийца
Шрифт:
"Надо работать! Писать, писать и писать! Насколько мне известно, это единственный способ стать писателем."
Человека звали Сашка Ефимов. У него была привычка разговаривать с самим собой.
"Хорошо, что я не выбрасываю бычки. Что бы я теперь делал, если бы не был таким бережливым? Деньги кончились. Причем уже давно. Занимать больше не у кого – и так всем должен. На последние купил две пачки бумаги для машинописи – самой дешевой, тонкой и прозрачной. Да еще пачку копирки – чтобы печатать сразу в двух экземплярах. Ну ничего – теперь все в моих руках! Я напишу этот роман! Он подведет итог всей
– Нет, ну надо же! – Ефимов и не заметил, как начал говорить вслух, – написать такую рецензию: мол, не годится, не дотягивает, к чему эти авторские отступления, и так далее, и так далее… А через полгода – на всех прилавках, на всех лотках – мой сюжет! Мой! Никто так больше не придумает! Никто! Но все переделано – имена, фамилии, марки машин, время года и так далее! Вот козел!
Догоревший окурок обжег пальцы; он аккуратно затушил его, раскрошил и ссыпал остатки табака в банку, стоявшую на подоконнике – в случае крайней необходимости можно сделать самокрутку.
Видимо, это немного успокоило его, потому что он снова замолчал.
"Ничего! Мы еще посмотрим, кто кого! Ты думаешь, я ненормальный? Ну и что из того? Все талантливые люди изначально безумны, потому что талант – это особая форма психического нездоровья, а посредственности вроде тебя – они сходят с ума постепенно, от постоянной борьбы с мыслями о собственной бездарности!"
Он хрипло засмеялся, запрокинув голову назад. В тощей небритой шее задергался острый кадык.
Внезапно он прекратил смеяться – словно захлебнулся. Опустил голову и снова придвинул стул к письменному столу, с неприятным скрежетом царапая ножками крашеный деревянный пол.
"Как там написал в рецензии этот дурак? Действие в детективе должно начинаться сразу же, с первой страницы? Типа: "я открыл дверь, и в лоб мне ударило что-то тяжелое"? Или еще лучше: "я проснулся от выстрела в голову"?"
Он снова засмеялся; буквально зашелся в смехе, содрогаясь всем телом – итогом был мучительный приступ кашля.
"Но ведь так нельзя начинать – это же детектив, самый естественный из всех литературных жанров. Он же – как любовный акт: сначала – невинный флирт, ухаживания, затем поцелуи, затем… Ах!"
Ефимов закрыл мечтательно глаза.
"Зачем я себе вру? Почему не признаюсь честно, что все это – ради нее? Чтобы она не считала меня неудачником? Чтобы пришла ко мне? Чтобы я мог купить ей что-нибудь с гонорара? Каково звучит? С гонорара! Ну почему? Почему все не так? Почему все самое лучшее достается дебилам? В утешение? Только потому, что они – дебилы? Так ведь они же не знают, что они – дебилы? Нет! Довольно! Рассуждаю, как неудачник. Но ведь это не так. Я – молодой, сильный, красивый. Я все могу!"
Он отвернулся от зеркальных стенок шкафа, чтобы не видеть собственное отражение.
"Я – писатель! Мне подвластно Слово, значит, мне подвластно все! Я – творец параллельной реальности. Кто помнит, как звали жену Гомера? Никто! У него, кстати, по-моему, ее и не было. Тем более! А вот про Одиссея – все слышали! И про Ахилла – тоже. Не про него – так про его сухожилие. Или пятку – неважно. Шекспир, к примеру, умер, а Гамлет – живет! А Шерлок Холмс – и теперь живее всех живых! Ты понял, гад? Я раздавлю тебя, потому что лучше тебя умею писать детективы. В детективе главное – это не сбивать темп, наоборот, по ходу действия все ускоряться и ускоряться. А финал должен наступать, как оргазм! Вот как должно быть! Так оно и будет! Этот роман принесет мне славу! А главное – она вернется. Все остальное – ерунда, только бы она вернулась. Только бы вернулась!"
Он вытащил из пачки пару листов, положил между ними копирку, сладострастно трепеща кончиками пальцев, выровнял бумагу и заложил в каретку. Пальцы полетели, отталкиваясь от клавиш; комната наполнилась стрекотанием машинки…
РУКОПИСЬ. "КРОВАВОЕ ЗОЛОТО". НАПЕЧАТАНО НА МАШИНКЕ.
Валерий Топорков по прозвищу Стреляный проснулся посреди ночи оттого, что его словно кто толкнул. Резким движением он откинул одеяло и легко вскочил на ноги: нанес невидимому противнику несколько сокрушительных ударов, чтобы размять еще спавшие мышцы, и подошел к тумбочке.
Он протянул руку и взял лежавший рядом с настольной лампой хронометр – подарок одного очень крупного и известного бизнесмена, знак благодарности за то, что Валерий спас его дочку от похитителей. Часы были изготовлены в Швейцарии из очень диковинного материала: из этого материала делают обшивку для "Шаттлов". Стоили часы безумно дорого – главным образом, из-за того, что были супернадежны: производитель давал гарантию на две тысячи лет; они могли лежать в воде, вариться в кипятке, жариться на сковородке, их можно было долбить молотком и кидать под колеса тяжелого грузовика, и все равно они продолжали идти, и идти очень точно; в очереди за чудо-часами стояли миллиардеры всего мира, а те, кто победнее – миллионеры и прочая шушера – пока только облизывались, потому что выпускались эти часы даже не мелкими партиями, а штуками. Единственным обладателем такого хронометра в России был Валерий Топорков по прозвищу Стреляный.
Свое прозвище он получил не зря: за тридцать семь лет жизни бывший капитан спецназа, обладатель черного пояса по каратэ и чемпион Вооруженных Сил России по стрельбе из автомата Калашникова, а также рекордсмен в стрельбе по-македонски – из двух пистолетов одновременно – успел многое: побывать во всех "горячих точках" – от Афганистана до Чечни, обрести множество боевых друзей, помочь огромному количеству несправедливо обиженных и оскорбленных людей и поставить прочный заслон на пути кровавого беспредела, мутными волнами захлестнувшего в последние годы нашу Родину.
Родина – это слово не было для Топоркова пустым звуком. Он прекрасно знал, что должен сделать все от него зависящее, чтобы жизнь в этой некогда прекрасной, сильной и великой стране завтра стала лучше, чем сегодня. И он делал для этого все, что мог.
Топорков взглянул на светящийся циферблат – стрелки показывали половину третьего ночи. Под ложечкой засосало в томительном ожидании чего-то неотвратимого, чего-то такого, что в ближайшие дни в корне изменит всю его жизнь. Но Валерий не верил в предчувствия: там, в Афгане, выживали только те, кто полагался не на приметы, а на свои тренированные мускулы, верный АКС и плечо друга, который, если потребуется, прикроет тебе спину.