Ластики
Шрифт:
Но хозяин не удостаивает его ответом. Повесив трубку, он возвращается за стойку и роется в ящике с документами. Регистрационные карточки для полиции очень давно не были ему нужны, и теперь их нелегко найти. Наконец он находит пожелтевший, весь в пятнах, бланк; Уоллесу придется заполнить его, предъявить удостоверение личности, объяснить, почему его внешность так изменилась. А потом он сможет уйти – и отправится на почту, спрашивать, не видели ли там вчера вечером человека в плаще…
Пьяница опять уснет на своем стуле, хозяин вытрет столы и вымоет бокалы. На этот раз он тщательнее закроет кран, и равномерное, как стук метронома, падение капель на поверхность воды
Сцена закончится.
Опираясь массивной верхней частью туловища на широко расставленные руки, ухватившись ладонями за край стойки, наклонив голову, чуть скривив рот, хозяин опять будет глядеть в пустоту.
5
В мутной воде аквариума неуловимо мелькают тени, – призрачное колыхание, которое затухает само собой… и потом не знаешь, видел ты что-то или нет. Но туманность появляется снова, описывает несколько кругов на свету, а затем растворяется за завесой водорослей, в протоплазменных глубинах. Какое-то мгновение эта масса подрагивает от последнего, быстро ослабевающего завихрения. И снова все успокаивается… Пока снизу вдруг не всплывет и не прижмется к стеклу что-то иное, лицо из сна… Полина, нежная Полина… едва показавшись, она исчезает тоже, чтобы уступить место новым образам и видениям. Пьяница сочиняет загадку. Человек с тонкими губами, в узком, доверху застегнутом плаще ждет, сидя на одиноком стуле посреди пустой комнаты. Неподвижное лицо, руки в перчатках лежат на коленях, – никаких признаков тревоги. Время у него есть.
Ничто не помешает его плану осуществиться. Он ждет посетителя – не безвольного паникера, а, наоборот, человека, на которого можно положиться: это ему будет поручено совершить сегодняшнюю, вторую по счету казнь. В предыдущей акции он был на вторых ролях, но свою часть работы выполнил безукоризненно; а вот Гаринати, для которого все так тщательно подготовили, не сгодился даже на то, чтобы выключить свет. А сегодня утром упустил своего клиента.
– В котором часу?
– Понятия не имею, – отвечает хозяин.
– Вы не заметили, как он ушел?
– Если бы я заметил, как он ушел, то знал бы, в котором часу.
Упершись руками в стойку, хозяин раздумывает, стоит ли сообщить Уоллесу об этом разговоре. Нет. Пускай сами между собой разбираются; а ему никто ничего не поручал…
К тому же Уоллес уже покинул маленькое кафе и возвращается на сцену…
6
И снова Уоллес идет по направлению к мосту. Впереди, под хмурым небом, тянется Брабантская улица – и строгие фасады ее домов. Сейчас все служащие уже на работе, сидят со своими счетными книгами и арифмометрами; цифры выстраиваются в колонки, сосновые бревна укладываются в штабеля на набережной; механические руки управляют кранами и лебедками, стучат по клавишам пишущих машинок, не теряя ни секунды, не допуская сбоев, не делая ошибок; торговля лесом процветает.
На улице так же безлюдно и тихо, как ранним утром. Лишь несколько автомобилей, стоящих перед дверьми, под черными табличками с золотыми надписями, дают представление о напряженной деятельности, которая кипит сейчас за этими кирпичными стенами. Других изменений – если они и произошли – не замечается, все осталось как было: и укрепленные лакированные двери, к которым ведут пять ступенек, и окна без занавесок – два справа от двери, два слева, а над ними четыре этажа с одинаковыми прямоугольными отверстиями. В этих конторах, где из экономии не включили электричество, приходится работать при скудном дневном освещении, и физиономии в очках близоруко склоняются над толстыми гроссбухами.
Уоллес чувствует, как его охватывает огромная усталость.
Собираясь перейти канал, разрезающий Бульварное кольцо пополам, он останавливается, чтобы пропустить трамвай.
Над кабиной трамвая укреплена дощечка с номером маршрута, ярко-красный диск с желтой цифрой шесть. Нарядный, недавно покрашенный трамвай, точно такой же, как тот, что проехал здесь утром. И, как утром, он останавливается перед Уоллесом.
Уоллесу неохота повторять долгую и скучную прогулку по Брабантской улице и улице Жанека, он поднимается по стальным ступенькам, заходит внутрь и усаживается: этот трамвай наверняка приблизит его к цели. Раздается звонок, машина, жалобно скрипнув, трогает с места. Уоллес смотрит, как проплывают мимо дома, выстроившиеся вдоль канала.
Но когда подходит контролер, Уоллес понимает свою ошибку: трамвай номер шесть не идет по бульвару, как он думал, а после первой же остановки сворачивает на юг, к пригородам. По этому малолюдному участку бульвара, примыкающему к противоположному концу улицы Жанека – там находится почта, о которой упомянул пьяница, – трамваи не ходят вообще. Уоллес не знает, как быть. С помощью контролера, показавшего ему план городской транспортной сети, он находит выход: вместо того чтобы идти прямо на почту, он сначала зайдет в клинику доктора Жюара – так будет лучше во всех отношениях. До клиники можно доехать на четвертом трамвае, а пересесть на него – на следующей остановке.
Он благодарит контролера, платит за проезд и выходит.
Декорация вокруг не изменилась: бульвар, канал, разнокалиберные постройки.
– А она ему говорит: значит, раз такое дело, уходи, и все тут!
– И он ушел?
– Вот именно, что нет. Он хотел узнать, правда ли то, что она ему сказала. Сначала он говорил, что это все глупости, что он ей не верит и там видно будет; но когда сообразил, что те сейчас придут, то испугался, как бы ему не влетело, и вспомнил, что ему надо за покупками. За покупками! Знаем мы, какие у него покупки. И тут она, представь себе, говорит: «Не бегай так быстро, – это она ему говорит, – а то горшки побьешь!»
– Н-ну… а что она имела в виду?
– Она имела в виду, что тот, другой, еще с ним разберется: разбитые горшки – это про машину и все остальное!
– Ну и дела!
Уоллес сидит у окна, в направлении движения; место рядом с ним свободно. Эти два голоса – женские голоса с простонародными интонациями – раздаются с сидений позади него.
– Он ушел, а она ему крикнула: «Всего хорошего!»
– А он встретил того?
– Пока неизвестно. Как бы там ни было, если они встретятся, ужас что будет!
– Ну и дела…
– Надеюсь, завтра все выяснится.
Такое впечатление, что развязка этой истории не затрагивает интересы ни той, ни другой. Те, о ком идет речь, им не друзья и не родные. Более того, чувствуется, что жизнь обеих женщин надежно защищена от подобных неприятностей, но люди из народа любят обсуждать скандальные происшествия со знаменитыми преступниками и коронованными особами. А может быть, это просто пересказ романа с продолжением из какой-нибудь газеты.
Проделав долгий извилистый путь у подножия суровых зданий, трамвай въезжает в центральные кварталы города, как уже успел заметить Уоллес, не лишенные приятности. Он узнает Берлинскую улицу, ведущую к префектуре. И оборачивается к кондуктору, который обещал предупредить его, когда нужно сходить.