Латинская Америка - традиции и современность

Шемякин Яков Георгиевич

Судя по всему, есть основания говорить о возникновении в регионе в результате взаимодействия различных цивилизаций и культур совершенно особого типа сознания, в рамках которого это взаимодействие интериоризировалось, т. е. его «участники» проникли во внутренний мир латиноамериканца, причем ни один из них не мог полностью изгнать оттуда остальных.

По-видимому, данное явление получило наиболее полное развитие на начальных стадиях формирования латиноамериканских наций и имеет тенденцию к ослаблению но мере развертывания процессов культурного синтеза. Соответственно, оно слабее выражено в тех странах, где такой синтез продвинулся уже достаточно далеко (Мексика, Венесуэла, в несколько ином плане — Уругвай, Аргентина), и сильнее там, где процессы национального формирования, в том числе создания единой национальной культуры, еще далеки от завершения (андские страны — Перу, Боливия, Эквадор, многие государства Карибского бассейна).

По мере углубления процессов взаимодействия, «врастания» разнородных духовных элементов в ткань культуры латиноамериканских народов шел процесс постепенной трансформации сознания, характеризовавшегося, так сказать, «культурной многоукладностью», кот да преобладал момент борьбы различных культур, в сознание, которое можно охарактеризовать как «синтезирующее», кот да на смену открытому драматическому столкновению приходят уже гораздо более сложные и неоднозначные формы взаимодействия, общей характерной чертой которых является противоречивое сочетание взаимопритяжения и взаимоотталкивания с общей тенденцией ко все большему сближению и к слиянию в перспективе в новом качестве.

Следует, однако, иметь в виду, что синтез — это процесс создания нового качества, но еще не само это качество, поэтому и «синтезирующее» сознание хотя и представляет собой единство различных элементов, но единство противоречивое, еще неполное, такое единство, в котором отчетливо различимы вступившие во взаимодействие исходные компоненты.

Известный представитель аргентинской марксистской мысли Э. Ai ости, характеризуя процесс метисации в своей стране, очень образно и верно сказал о «бурной симфонии крови»^{39}. Эти слова применимы и ко всем иным странам Латинской Америки. Но дело не ограничивается лишь «симфонией крови». Здесь взаимодействует такое множество различных культурных традиций, сталкивается настолько разный духовный опыт, что правомерно говорить и о не менее бурной «симфонии духа» латиноамериканских народов, постепенно рождающейся из хаоса столкновения разных «звуков» и «музыкальных тем». Если воспользоваться образом Гегеля, то можно утверждать, что Латинская Америка являла и во многих отношениях продолжает являть собой до сих пор воплощенное «беспокойство границы» различных культур и цивилизаций.

Соотношения между теми или иными этнокультурными элементами в тех или иных странах могут быть совершенно различными. Причем они никогда не остаются в статике, постоянно меняясь с ходом исторического процесса. Общее явление культурно-цивилизационной неоднородности массового сознания варьирует от положения, при котором безусловно доминируют архетипы (прообразы, образцы) европейской культуры, а индейские, африканские или иные элементы находятся на периферии сознания, не оказывая почти никакого влияния на поведение людей (можно выявить географические зоны, для которых характерна именно такая ситуация, — это Буэнос-Айрес и Атлантическое побережье Аргентины, Уругвай, юг Бразилии, в значительной мере — центральная часть Чили), до ситуации, при которой на периферии сознания оказываются уже элементы европейской культуры (такой вариант характерен, по-видимому, по крайней мере для части индейских общин андских стран и Гватемалы).

К сказанному следует добавить, что в Латинской Америке, несомненно, живут и люди, целиком «принадлежащие» какой-то одной культурной традиции: латиноамериканские европейцы (не подвергшиеся ассимиляции жители колоний переселенцев из Европы) и представители тех индейских племен, которые еще живут при первобытнообщинном строе, чьи контакты с цивилизацией носят эпизодический характер.

Таким образом, панорама латиноамериканской жизни необычайно сложна и многообразна. На развитие всех социальных процессов, включая и идеологические, влияет такое количество различных переменных, учесть которые в их совокупности необычайно сложно. Многоликая действительность Латинской Америки активно сопротивляется всяким попыткам загнать ее в прокрустово ложе каких бы то ни было схем, задавая все новые загадки исследователям. Ключ к этим загадкам — в применении на деле марксистско-ленинской методологии конкретно-исторического подхода, требующего рассматривать каждое явление как исторический процесс его становления, развития и изменения во всем многообразии его сторон и взаимосвязей. Это в полной мере относится к традиции.

* * *

Специфика проблемы исторической преемственности в Латинской Америке (за исключением ряда малых стран Карибскою бассейна, где имелись свои особенности) определяется двумя фундаментальными фактами радикального разрыва с прошлым: разрушением автохтонных культур в ходе конкисты — завоевания значительной части Нового Света испанскими и португальскими колонизаторами — и ликвидацией господства иберийских монархий в результате войн за независимость XIX в. Вполне закономерно, что главные «узлы» проблематики традиций в Латинской Америке завязались именно на этих линиях разрыва исторической ткани. Если раскрыть содержание данного утверждения с точки зрения темы взаимодействия различных культур и цивилизаций, то особенности становления исторических традиций стран региона можно свести к проблеме «встречи» и взаимодействия Старого и Нового Света. Применительно к последнему исследование «традиционной» проблематики предполагает обязательное рассмотрение роли индейского наследия в формировании современного облика Латинской Америки. Что же касается второго из «участников встречи», то осветить в равной мере значение всех элементов Старого Света, наложивших в той или иной мере свой отпечаток на страны региона, невозможно.

Объем и задачи данной книги заставляют сосредоточиться лишь на самом основном.

Нисколько не умаляя ни большого значения африканского этнокультурного элемента (особенно в Карибском бассейне и в Бразилии), ни той роли, которую сыграли выходцы из Азии в истории некоторых стран Тихоокеанского побережья и Карибского моря, следует признать, что в силу исторических причин решающую роль в формировании современного облика Латинской Америки сыграла европейская цивилизация. Среди стран, принадлежащих к ареалу данной цивилизации, особо выделяются Испания и Португалия.

Все эти обстоятельства нашли отражение и в общественном сознании. Именно проблемы «встречи» и взаимодействия Старого и Нового Света, конкисты и колонизации Америки, роли индейского, испанского и западноевропейского элементов в становлении латиноамериканских нации, а также Войны за независимость, как и предшествующих ей и последующих освободительных движений, занимали и занимают центральное место в духовных исканиях жителей Латинской Америки. В связи с этим автор счел необходимым выделить в отдельные главы «индейскую», «испанскую» и «западную» проблематику.

Глава 2

РОЛЬ ИНДЕЙСКОЙ ТРАДИЦИИ

В ИСТОРИИ ЛАТИНСКОЙ АМЕРИКИ

Традиция в доколумбовой Америке

Самые глубокие истоки традиций латиноамериканских народов теряются в толще тысячелетий первобытной истории. Они восходят к эпохе возникновения первичных индейских этносов. Сведений об этих начальных этапах очень мало. Однако те скудные данные, которые имеются, полностью подтверждают основные принципиальные выводы классиков марксизма-ленинизма, а также современных исследователей-марксистов о решающей роли традиции (понимаемой в данном случае как опыт предшествующих поколений) в регулировании человеческих взаимоотношений в рамках родо-племенной организации. В индейских, как и во всех иных, первобытных общинах традиция связывала людей в сообщество, конституировала его, программировала поведение вплоть до мельчайших деталей. В человеческих коллективах этого типа, говоря словами Энгельса, «вековой обычай уже все урегулировал»^{40}. Их социальная динамика была нацелена на сохранение прошлого по возможности без изменений. Весь опыт передавался по каналам устной традиции.

Служа средством самоидентификации той или иной общности, традиция в то же время отделяла ее членов от представителей прочих человеческих общностей. Именно к этим самым первым и самым длительным эпохам истории относится формирование социально-психологического комплекса «они и мы»^[4], превратившегося впоследствии в традиционное образование, в «окаменелость поведения». Эта «окаменелость» дожила до наших дней и составляет наиболее глубокую социально-психологическую основу этноцентризма и национализма самых различных видов. Сущность названного феномена сводится к следующему: «мы», т. е. члены данного рода, племени или иной общности, — это и есть «настоящие люди», в то время, как «они» т. е. все, кто принадлежит к иным, чужим, не похожим на «нас» разновидностям человеческого рода, — не люди или, во всяком случае, не вполне люди. Так, для индейской мифологии к моменту появления европейцев типична ситуация, при которой иноплеменники не рассматривались как полноценные люди, а скорее сближались с животными или демонами. Характерны в этом плане самоназвания различных автохтонных этносов: например, «рунам» у кечуа, «че» у арауканов обозначают одно и то же — «настоящие люди»^{41}.