Латинские неприятности
Шрифт:
— Что за херня? — сдавлено поинтересовался я. Говорить, когда лежишь разбитой мордой в пол, а в лопатки давит чьё-то колено, немного некомфортно.
— Это вас нужно спросить, суки! — рявкнул Пиранья.
В его голосе звенели нотки паники, и это меня напугало больше, чем нападение. Да что там у них творится?
— Э-э-э, Пиранья, — неуверенно сказал кто-то, — может, они не в курсе? Надо бы расспросить для начала.
— Не в курсе чего? — завопил я, пытаясь вырваться и взглянуть на них. — Что случилось, мать вашу?!
— Лукаша отравили, — ответил Пиранья, слезая с моей спины.
— Ah, chinga! [8] —
Хоть меня и выпустили, я продолжал лежать на полу, поражённый этой страшной вестью. Лукаш мной воспринимался, как нечто незыблемое, подобно восходам и закатам, и несокрушимое, как Монолит. И тут кому-то вздумалось его отравить и притом удачно. Кстати, насколько?
— Он жив? — спросил я, поднимаясь.
— Пока да, — ответил кто-то из парней, с невыразимым подозрением глядя на появившегося из-за тумбочки Эспаду. — Но выглядит так, что хоть сейчас в гроб. А свалился сразу после того, как вы ушли.
8
Ah, chinga! (исп.) — Ни хуя себе!
— Мы даже не приближались к Лукашу! — запротестовал я.
Эспада схватил рюкзак, покидал в него свои прощальные подарки и подошёл к нам.
— К нему, быстро! — распорядился он.
— Зачем ещё? — ощерился Пиранья.
— Нет времени объяснять. Мы отравим comandante Лукаша. Снова.
Пиранья застыл с раскрытым ртом, опешив от такого чудовищного заявления. В другое время я бы поржал над его потешным видом, но было действительно некогда — Эспада уже скрылся за дверью. Я сочувственно похлопал телохранителя по плечу и бросился догонять латиноса. Если кто и мог спасти Лукаша, так только Эспада. Ведь этот торчок знал о веществах всё. И даже больше.
Не обращая внимания на направленные в нашу сторону стволы, мы ворвались в логово Лукаша. К счастью, стрелять никто не стал, поскольку следом за нами мчался вышедший из ступора Пиранья. Эспада оттолкнул от койки Скрягу и второго телохранителя и склонился над пациентом.
Лукаш выглядел ужасно, я никогда не видел ничего подобного. Черты лица заострились, глаза и щёки запали, а кожа была пугающего синеватого оттенка, да ещё испещрённая сизыми пятнами, напоминающими лишаи. Командир действительно походил на мертвеца, пролежавшего в земле пару дней. Без гроба.
Эспада потрогал командирский лоб, пощупал пульс, поскрёб ногтем один из «лишаёв». Потом рыкнул, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Воды! И пусть лишние выйдут!
Скряга с Пираньей столкнулись в дверях, торопясь выполнить распоряжение. Поразмыслив, я решил, что не лишний, и остался. Вскоре вернулся Пиранья, волоча ведро воды, Эспада потрошил рюкзак.
Схватив стакан, латинос насыпал в него порцию иссиня-чёрного порошка, долил воды и взболтал. Полученную смесь маленькими дозами влил Лукашу в глотку, следя, чтобы тот не захлебнулся. Мы молча наблюдали: я — с надеждой, телохранители — с подозрением.
Наконец Эспада убрал стакан и отошёл в сторонку. Некоторое время ничего не происходило, потом Лукаш вдруг открыл глаза, довольно бодро подскочил и уставился на
Блевал Лукаш долго. Я даже удивился, ведь Эспада влил в него всего один несчастный стакан, да и тот не полный. Потом ноги командира подкосились, но мы с Эспадой были начеку и не дали ему упасть, уложили обратно на койку.
Воняющий, как скунс, Пиранья скрылся за дверью, второй телохранитель (хоть убей, не помню его имени) меланхолично извлёк откуда-то тряпку и начал вытирать загаженный пол.
Мы не отходили от Лукаша ещё шесть с половиной часов. Всё это время, судя по бормотанию и вскрикам, командир ловил нереальный кайф и мощные, как Выброс, галлюцинации. Мы обеспокоились и припёрли Эспаду к стенке, требуя объяснений. Он в ответ заявил, что это побочный эффект противоядия и всё идёт как надо. К тому же пациент сейчас не испытывает никаких неприятных ощущений и совершенно счастлив.
Да уж, лицо Лукаша и вправду озарялось незатейливым счастьем дебила, которому только что подарили слепленную из дерьма куколку. Неужели и я выглядел таким же после того косяка? Если так, то Лукаш ещё мягко со мной обошёлся. К счастью, через несколько часов лицо командира разгладилось, бормотание прекратилось, и он погрузился в обычный сон.
— Вот и всё, — устало сказал Эспада. — Когда comandante Лукаш проснётся, он будет совсем здоров.
Телохранители с благоговением смотрели на латиноса, забыв все свои шуточки по поводу его пристрастий. Я примерно знал, на что способен Эспада, и всё же смотрел на друга с не меньшим восторгом.
— Чувак, ты нереально крут!
Эспада скромно отмахнулся, но его глаза торжествующе сверкнули. Он повернулся выйти, но вдруг замер возле стола.
— Откуда у comandante это? — Эспада указал на ополовиненную бутылку коньяка.
Телохранители наморщили лбы, вспоминая. Я тоже напряг память и похолодел от страшного озарения.
— Выиграл в покер, — вспомнил, наконец, Пиранья.
— У кого?
— У Корноухого, — ответил я, поскольку тоже играл с ними в тот вечер. Меня больше не огорчал мой сокрушительный проигрыш и репутация самого неудачливого игрока в покер.
— Жаль, что его застрелили, — кровожадно ощерился Пиранья. — Уж я бы позаботился, чтоб Корноухий сильно пожалел о своём решении работать на «Долг».
Мы его с жаром поддержали, после чего Эспада убрал бутылку с остатками коньяка в свой рюкзак и снова направился к выходу.
— Ты куда так торопишься? — удивился я.
— Мне лучше уйти, пока comandante Лукаш не проснулся, — пояснил Эспада. — Ты разве забыл, что он меня выгнал?
Я и правда забыл обо всём на свете во время этой кутерьмы с отравлением. Мне показалось до обидного несправедливым, что герой дня вместо заслуженных похвал отправится в изгнание. Лукаш хоть и бывает жесток, но отнюдь не глуп, чтобы разбрасываться верными людьми. Иначе просто не удержал бы в руках самую расхристанную группировку Зоны. Надо чуть-чуть подождать. Как только командир проснётся, обязательно скажет Эспаде…