Латышские стрелки в борьбе за советскую власть
Шрифт:
От латышей я направился в комнату президиума, но там никого не было. Подошел к телефону: центральная ответила, что сделано распоряжение никого не соединять. Мне еще яснее стало, что затевает Муравьев. Я опять пошел вниз в латышскую часть. Там шли горячие споры между латышами и адьютантом Муравьева. Ко мне подбежал красноармеец московского отряда тов. Медведь, который впоследствии оказал колоссальную услугу нашей фракции при аресте Муравьева, и, волнуясь, начал спрашивать, почему Муравьев арестовывает большевиков и правда ли это. Я ответил, что это правда. Он, размахивая кулаками, стал требовать объяснений у Чудошвили об арестах на Гончаровке.
– Как? Кто арестует?
Ему указали на меня.
– Я вас арестую, вы лжете и агитируете, вам нельзя быть в частях.
Я заявил, что у меня, конечно, больше, чем у него, прав находиться в части. Латыши меня окружили. Он, не ожидая такой картины, постарался поскорее выйти.
Ко мне подошел тов. Медведь и просил разрешить ему убить Муравьева, бомбой в автомобиле. Я посоветовал ни в коем случае не делать этого, ибо такое убийство может быть истолковано совершенно превратно и муравьевские вооруженные части, а также броневики, окружившие Совет, сметут всех нас с лица земли. Самая выгодная позиция для нас пока – это внешний нейтралитет, но все должны немедленно направиться в разные части для агитации, а также попросил, если меня арестуют, то чтобы они вынесли резолюцию протеста с тем расчетом, что этой резолюцией можно будет повлиять на отряды, идущие за Муравьевым.
Принимая во внимание, что фракция наша может оказаться вся арестованной, я послал одного товарища из московского отряда передать председателю Совдепа тов. Гимову, чтобы он скрылся и принял какие-либо активные шаги с внешней стороны.
Часа полтора (между девятью и одиннадцатью) что-либо активного предпринять не пришлось, лишь всех красноармейцев коммунистического отряда разослали по частям для агитации.
В 12 часов ночи пришло несколько членов Исполкома, и ими было решено созвать заседание Исполкома. Немедленно были разосланы повестки к отсутствовавшим членам Исполнительного комитета Совета, чтобы они собрались как можно скорее на заседание.
Вскоре явились члены Исполкома товарищи Фрейман, Швер и Иванов (комиссар труда) от нашей фракции. Фракция «левых» эсеров собралась целиком и отправилась в Троицкую гостиницу на совещание с Муравьевым, который выдавал себя за «левого» эсера. Муравьев поехал со своим адъютантом на заседание фракции «левых» эсеров.
Встретив Швера, редактора «Известий» губисполкома, я пошел к нему в редакцию, чтобы обсудить, как нам в данных условиях ориентироваться. Ясно было, что мы стоим перед фактом измены, прикрытой «левыми» фразами.
Я попросил пригласить двух наборщиков-коммунистов. Тов. Швер быстро их нашел. Мы им поручили приготовить шрифт и бумагу для воззвания. Я сел писать воззвание. В это время коммунистами-красноармейцами велась усиленная агитация. Вскоре пришел в редакцию Шеленшкевич, который был сначала арестован Муравьевым на пристани, а затем явились тт. Иванов и Фрейман, и мы открыли в редакции совещание. Встал вопрос, как держаться нашей фракции.
В дверь комнаты редакции постучал тов. Медведь и заявил, что пришла делегация от Курского бронированного отряда и хочет с нами поговорить. Я их попросил войти. Делегация состояла из политического комиссара отряда тов. Иванова и одного шофера (фамилию не помню). Они заявили, что им кажется, что Муравьев затевает что-то неладное против Совета. Мы объяснили, что Муравьев перешел на сторону чехословаков. «В таком случае, – заявила делегация, – ни один броневик не выпустит ни одного снаряда по Совету» (а броневиков было 6).
Я их от имени нашей фракции и партийного комитета поблагодарил и вместе с тем попросил, чтобы они вошли в соглашение с другими отрядами и пулеметной ротой, которая окружала Совет, Гончаровскую улицу и ряд учреждений, захваченных Муравьевым (почту, банки и др.), потому что им это сделать удобней, чем непосредственно нам – членам Совета.
Долго ждать не пришлось. Не успел я дописать воззвание, уличающее в контрреволюционности Муравьева, как явилась делегация от пулеметной команды, которая тоже быстро перешла на нашу сторону. Мы повеселели: перед нами уже были силы, которые постоят за себя. Посовещавшись, мы решили немедленно же, как только придет Муравьев на заседание Исполкома, арестовать его.
А фракция «левых» эсеров в это время тоже совещалась. Нам донесли, что она присоединяется к предложению Муравьева образовать Поволжскую республику во главе с Муравьевым.
Приступили к организации ареста. Члены фракции большевиков предложили мне руководить этой операцией. Прежде всего встал вопрос, как организовать надежную вооруженную силу, хотя бы человек в пятьдесят, которые могли бы в случае необходимости пожертвовать собой. Ясно, что, кроме латышей, другой вооруженной силы не найти. Но вместе с тем я заявил, что необходимы люди и из других отрядов, чтобы даже в случае неудачи не одни латыши, но и другие части оказались вовлеченными в борьбу на нашей стороне. Решили выделить по десять человек из бронированного отряда и из московского, хотя последний оказался настолько революционным, что не было ни одного красноармейца, который не принял бы участия или в агитации или в охране Совета.
Всего набралось приблизительно 120 человек. Решили устроить засаду в двух соседних комнатах (№ 5 и № 3), а в комнате № 4 должен был заседать Исполком. Потушили электричество. Я приказал немедленно коменданту тов. Спирину открыть кладовую и передать московскому отряду пулеметы. Их расставили в комнатах, где находилась засада, и в зале, через который проходили в комнату заседаний Исполкома. Решили, что если Муравьев явится на заседание хотя бы с полсотней человек, все равно открыть пулеметную стрельбу, но не дать возможности выйти из комнаты живым Муравьеву и его банде.
Иванов, «левый» эсер, по-видимому, узнал про засаду и предложил перейти в другую комнату. Но я, чтобы избежать этого, просто объявил собрание открытым. Таким образом, вопрос разрешился, мы остались в необходимой для нашей цели комнате.
Сделав некоторое вступление, я предоставил слово Муравьеву. Я не буду писать о том, что говорилось на этом заседании. Скажу только, что «левые» эсеры «закатили» такую декларацию, что во время российского соглашательства правые эсеры и то выносили более ясные и более «революционные» декларации. Наша фракция, особенно товарищи Фрейчан и Иванов, дали Муравьеву и фракции эсеров достойный отпор, называя его авантюристом и шулером. Муравьев нервничал, кусал губы. В заключительной своей речи я в резкой форме заявил, что «мы не за вас, а мы против вас».
Фракция «левых» эсеров, встретив такое сопротивление со стороны нашей фракции, потребовала перерыва. По-видимому, они догадывались, что наша фракция что-то замышляет, готовит для них неожидаемый сюрприз.
Надо несколько слов сказать о том, что происходило во время заседания за дверью, в отряде, которому было поручено арестовать Муравьева.
Лишь только Муравьев вошел в комнату и закрылась дверь, как отряд немедленно вышел из засады и окружил комнату за дверью, которая до половины была закрыта газетой, чтобы из комнаты заседания не видно было, что происходит в зале. На дверь были направлены пулеметы, полукругом расположилось 100 или 120 вооруженных людей.