Латышские стрелки в борьбе за советскую власть
Шрифт:
Во время заседания за дверью произошел шум. Меня стали вызывать в отряд. Открывают дверь и машут рукой. Мне несколько раз приходилось покидать место председателя и идти успокаивать.
Муравьев начал смутно догадываться, что что-то готовится. В один из таких наиболее шумных моментов вышел «левый» эсер Иванов, командующий симбирской группой войск. С его появлением еще больше поднялся шум. Он вернулся бледный и попросил, чтобы я вышел и успокоил бойцов. Когда я вышел, то оказалось, что был разоружен адъютант Муравьева. Адъютант подошел ко мне и попросил возвратить ему оружие. Я ответил: «Мы сейчас, товарищи,
Был еще ряд подобных моментов, которые усиливали тревогу «левых» эсеров и Муравьева с его тремя телохранителями. Муравьев к концу заседания страшно побледнел, растерянно посматривал по направлению к двери, на его лице не было ни улыбки «Наполеона», ни удали «Гарибальди», с которыми он себя сравнивал в тот вечер перед красноармейцами.
Я объявил перерыв. Муравьев встал. Молчание.
Все взоры направлены на Муравьева. Я смотрел на него в упор. Муравьев тоже. Чувствуется, что он прочел в моих глазах что-то неладное для себя и сказал: «Я пойду успокою отряд». Он повернулся и направился со свитой солдатским шагом к двери.
Для слабых момент, психологически невыносимый.
В это время за дверью приготовились для ареста. Тов. Медведь ждал условного знака, который я должен был ему подать в нужный момент.
Муравьев подошел к выходной двери. Ему осталось сделать шаг, чтобы взяться за ручку двери. Я махнул рукой. Тов. Медведь скрылся… Через несколько секунд [26] дверь перед Муравьевым распахнулась, блестят штыки…
Муравьев оказался поставленным лицом к лицу с вооруженными, со злобно сверкающими глазами красноармейцами-коммунистами.
26
В статье «минут».
– Вы арестованы!
– Как, провокация? – крикнул Муравьев и схватился за маузер, который висел у него за поясом. Тов. Медведь схватил его за руку. Муравьев выхватил из кармана браунинг и хотел стрелять.
Увидев вооруженное сопротивление, отряд начал стрельбу. После шести-семи выстрелов с той и с другой стороны Муравьев свалился убитым в дверях Исполкома, из головы потекла кровь.
Все это произошло в одно мгновение. Изменник, пытавшийся нанести удар в спину советской власти, уничтожен.
Так кончилась предательская авантюра неудачного «Бонапарта», авантюра, которая могла бы поставить Советскую Россию перед фактом беспрепятственного занятия белочехами всего Поволжья, а может быть, привести и к удушению революции.
Муравьевщина серьезно осложнила обстановку на Восточном фронте. Если армия оказалась непоколебимой, то среди командного состава имелись и явные предатели, и люди, обманутые Муравьевым.
Всех, кто был в зале, охватило оцепенение, когда оказалось, что Муравьев убит. Многие не ожидали того, что произошло, хотя нам было ясно, что Муравьев живым не сдастся.
Вбегаю в гимнастический зал и призываю всех к революционному порядку. «Как бы ни были неожиданными и, быть может, для многих тяжелы моменты, мы обязаны владеть собой и довести до конца начатое нами! – крикнул я на весь зал, и все встрепенулись и обернулись ко мне. – Сейчас, ввиду серьезности момента, мы должны как можно быстрей действовать. Управление войсками в Симбирске в настоящий момент беру на себя я. Итак, еще раз приказываю – к порядку! Часовые, по местам!» – Все соглашаются.
Быстро занимают все выходы в здании Совета, лихорадочно расставляют пулеметы. Интернационалисту Райсу поручаю разоружить те части, которые шли за Муравьевым; Предиту, начальнику 2-й латышской роты, – защищать здание Совета в случае нападения.
Тов. Швер, член Симбирского комитета партии большевиков, редактор «Известий», в эту ночь действительно доказал свою революционность и преданность делу революции. Молодой, шустрый, но вместе с тем серьезный, он явился незаменимым. И надо отдать должную справедливость, что значительная часть успеха операции выпала на его долю. До этого я его очень мало знал.
Наша фракция в Симбирском губисполкоме была незначительна – всего восемь – десять человек, но в эту ночь каждый из нас оказался на высоте положения.
После убийства Муравьева я встал на площадке лестницы второго зтажа. Принесли воззвания, которые были отданы до заседания в типографию. Через очень короткий промежуток времени появились одна за другой делегации из отрядов с вопросом: «Где Муравьев?» Я объяснял им, что произошло, и раздавал воззвания. Они сравнительно быстро присоединялись к нам.
К матросам, которых Муравьев выпустил из симбирской тюрьмы и взял для своей личной охраны, я написал от президиума записку, в которой предложил немедленно сдать оружие и присоединиться к советской власти.
Матросы отдали оружие и прокричали три раза «ура» советской власти.
Через несколько часов освободили арестованного Муравьевым тов. Тухачевского, которому я передал командование.
Стало совершенно светло, тихо, появились объезжавшие отряды члены нашей фракции и сказали, что все тихо, все сделано, все готово.
Дан приказ снять все пулеметы, броневики, все принимает прежний, обычный вид.
Закипела обычная революционная работа.
Латышские стрелки в боях на Восточном (чехословацком) фронте [27]
К.Я. Иокум,
политработник Латышской дивизии
27
Статья опубликована в сборнике «Latvju strelnieku vesture» (т. I, ч. 2), выпущенном в 1928 году издательством «Prometejs». Здесь печатается в сокращенном виде.
Во вражеском кольце
Летом 1918 года положение Советской России было чрезвычайно тяжелым, можно даже сказать – критическим. Со всех сторон наседали многочисленные враги, видевшие свою цель в уничтожении молодой рабоче-крестьянской республики.
Южную Россию оккупировали германские империалистические войска. В Донской области и на Северном Кавказе генерал Алексеев только что оттеснил советские войска к Волге и Каспийскому морю и теперь проводил мобилизацию своих сил для дальнейших боев. Отняты были богатства Юга и Юго-Востока, и Советская Россия остро ощущала эту утрату.