Лава
Шрифт:
Юли растерянно следила за мной, вытирая ладонями мокрые от слез щеки. Я взял ее за руку.
– Пошли!
– Куда?
– изумилась она.
– В город. Не ночевать же в степи!
– А нас кто-нибудь пустит к себе на ночь?
Ее детская наивность заставила меня улыбнуться.
– Нет. Но это и не важно, - сказал я и, видя, что она изумилась еще больше, пояснил: - Там никого нет. Это мертвый город, понимаешь?
Юли сжала мою руку.
– Максим! Мне страшно! Давай лучше останемся здесь?
– Глупости! Бояться совершенно нечего! Мы найдем какой-нибудь подходящий дом и дождемся в нем рассвета. Может быть даже, мы сможем раздобыть там что-нибудь съестное. Ты ведь, наверное, голодна?
Я нежно провел пальцами
– Ну, вот и хорошо! Не бойся. Я с тобой, и никому не дам тебя обидеть. Пошли!
Сухая трава шелестела под ногами. Беззвездное, бездонное небо над головой сливалось у горизонта с темной землей, и от этой безграничной черноты захватывало дух. Лишь слева далекая багряная полоса, узкая, как лезвие бритвы, отмечавшая место, где недавно село солнце, подсвечивала нам во мраке, немного придавая уверенности. Наконец, впереди показалось какое-то светлое пятно. Я вгляделся в темноту и понял, что это стена одного из домов на окраине города. Едва молчаливые утесы домов обступили нас со всех сторон, как Юли опасливо прижалась ко мне. Я почувствовал, как слабая дрожь пронизывает все ее тело.
Я хотел войти в один из первых попавшихся домов, но Юли наотрез отказалась оставаться здесь. Ей почему-то казалось, что в центре города нам будет безопаснее. Спорить с ней я не стал. Спотыкаясь в темноте о камни, мы брели неизвестно куда. Пройдя несколько кварталов, остановились, осматриваясь вокруг. Что-то изменилось в окружающей обстановке. Я не сразу понял, что дома стали выше и массивнее. Видимо, мы с Юли были на правильном пути. Вдруг она вцепилась в мою руку. Я резко повернулся к ней. В темноте нельзя было разобрать выражения ее лица, но по тому, как ее пальцы стискивали мое плечо, я понял, что она сильно напугана. Что это с ней? И тут я увидел то, что она увидела первой.
Впереди в темноте роились тысячи крохотных красных огоньков, словно это ветер поднял в небо сноп искр невидимого костра. И этот сноп стремительно приближался к нам. Почувствовав, как Юли отступает назад, под мое прикрытие, я тоже ощутил невольный страх. Рука моя сама потянулась к пистолету. К счастью, уже поднявшаяся над горизонтом, луна на мгновение осветила улочку, на которой мы стояли, и я остолбенел от увиденного.
Взору моему открылась огромная стая крыс, безмолвным черным потоком двигавшаяся на нас. Сотни свирепых глаз горели в ночи углями адского костра. В одно мгновение, оценив обстановку, я схватил Юли в охапку, и бросился в ближайшую подворотню. Стрелять было бесполезно
Мутный серый серп луны освещал тесный квадратный дворик. Справа от нас была деревянная дверь, за которой каменная лестница вела на широкую открытую террасу, расположенную на уровне второго этажа. Выбирать не приходилось. Распахнув дверь, мы взбежали по лестнице, заваленной мусором и каким-то тряпьем на эту самую террасу, и остановились, переводя дух. Здесь мы были в большей безопасности. Я прильнул к шатким перилам, вглядываясь в освещенный луной дворик.
Крысы появились через несколько минут, и я понял, что опасность, грозящая нам, была гораздо больше, чем от обычных земных крыс. Эти своим размером даже превышали крупную земную кошку. Каким-то образом они обнаружили наше укрытие, и ринулись к лестнице, громко и мерзко вереща и прыгая, друг другу по головам. Еще минута, и они достигнут террасы и тогда...
Я не стал додумывать, что же будет тогда. Поспешно выхватил одну из сигнальных ракет, рванул запальный шнур и швырнул ярко-зеленое облако шипящего пламени прямо на лестницу, навстречу свирепой крысиной стае. Затем вторую, третью...
Ослепительный зеленый огонь с жадностью набросился на мусор и тряпье на каменных ступенях, а потом раздался сухой треск, словно, в костер подбросили свежего хвороста. Запахло паленой шерстью и пронзительные визги разрезали ночную тишину. Яростное пламя охватило все пространство лестницы, остановив крысиную стаю на подступах к террасе. Но так просто они не хотели сдаваться, и некоторые из крыс еще пытались преодолеть неожиданное препятствие, отважно бросаясь в огонь. Это продолжалось около получаса, пока, поняв тщетность подобных попыток, и, покружив в бессильной злобе по двору, вся стая не удалилась восвояси.
Только тогда я облегченно вздохнул и повернулся к Юли. Она сидела на полу террасы, прислонившись спиной к каменной стене, почти без чувств, бледная, как полотно. Я подхватил ее на руки. На террасу из дома выходила только одна дверь. Я пнул ее ногой, и она легко поддалась, со скрипом распахнувшись настежь. Узкая полоса лунного света упала внутрь, осветив небольшую комнату с высоким арочным окном, выходившим на противоположную сторону дома. Комната была почти пуста, если не считать квадратного деревянного стола у окна, да некоего подобия кровати в дальнем углу. Не найдя ничего более подходящего, я уложил Юли на эту деревянную раму, обтянутую кожаными ремнями, постелив ей под голову свою куртку. Юли свернулась калачиком на неудобном ложе, дрожа от страха. Подумав, я закрыл за собой дверь и подпер ее столом. Осмотревшись, поднял с пола помятую металлическую плошку, когда-то служившую кухонной утварью, и, раскрошив в нее оставшуюся сигнальную ракету, разжег огонь. Поставил плошку на стол.
Яркое зеленоватое пламя осветило помещение, запрыгало хищными тенями по стенам, пытаясь дотянуться до потолка. Я вернулся к Юли, сел рядом на лежанку. Ее все еще бил нервный озноб. Чувствуя во всем теле смертельную усталость, и не в силах произнести ни слова, я лег рядом с женой и обнял ее, прижимая к себе. Она уткнулась лицом в мое плечо, постепенно успокоившись, и вскоре заснула. Я тоже закрыл глаза, чувствуя, как сон незаметно подкрадывается ко мне, мягкими волнами затуманивая сознание. В какое-то мгновение мне показалось, что крысиная стая вернулась снова и устремилась по лестнице, где спасительный огонь уже погас. Мне даже послышался дробный цокот тысяч острых когтей по каменным ступеням лестницы. Вздрогнув от страха, я проснулся.
Огонь в плошке все так же горел, и на стенах все так же плясали причудливые тени. Прислушавшись, я услышал сухое потрескивание, доносившееся с наружи, - что-то горело на лестнице, а, значит, спасительная стена огня по-прежнему преграждала путь сюда непрошеным гостям. На всякий случай я достал свой пистолет и положил его рядом с лежанкой. Только после этого я окончательно забылся тяжелым тревожным сном.
Разбудил меня какой-то странный шум и чьи-то отдаленные голоса. Изумленный, я открыл глаза. Еще не рассвело. Огонь в плошке давно погас, превратившись в кучку пепла, и комната в сером предрассветном сумраке казалась холодной и неуютной. Юли спала рядом теплым, нежным котенком. Я снова прислушался. Уж не почудилось ли мне? Да нет. Спустя какое-то время я снова отчетливо расслышал глухой, похожий на чье-то недовольное бормотание, шум, доносимый сюда ветром с улицы. Что за ерунда? Кто еще может быть в этом безлюдном месте, кроме нас?
Будить Юли не хотелось, слишком уж сладко она спала. Осторожно, стараясь не шуметь, я встал с лежака, и отодвинул от двери стол. Вышел наружу. Еще не ослабший ночной ветер шевелил мои волосы, обдавая кожу приятной прохладой. Звезды на быстро светлеющем небе погасли, но солнце еще не взошло, не было даже зари. Я посмотрел на почерневшую от гари лестницу, ведшую во двор, и стал осторожно спускаться по скользким от скудной росы каменным ступеням.
Дом, приютивший нас на ночь, оказался небольшим двухэтажным зданием, сложенным из рыхлого белого песчаника, изъеденного, словно оспой, ветрами и солнцем. Наверное, раньше в нем жила небогатая семья гивейцев, потому что фундамент дома давно требовал ремонта, и вскоре все здание могло совсем обрушиться. Крыша местами прохудилась, зияя огромными дырами. Интересно, как долго здесь не живут люди? И почему они покинули обжитые места и навсегда ушли из этого города? Что заставило их так поступить?