Лава
Шрифт:
– А-а...
– рассеянно протянул он, словно, не расслышал моих слов. Внимание его снова сосредоточилось на Юли.
– Послушайте!
– Я взял его за плечо.
– Мы едем в Южную столицу. Может быть, вы знаете, нет ли поблизости станции, где ходят поезда?
Он повернул ко мне блестевшее от пота лицо.
– Эва!
– усмехнулся.
– Поезд! Да, здесь, считай, на сто верст нет никаких дорог, кроме козьих троп, а вы поезд!.. Был один, возил с прииска золото в столицу, да и того теперь нет.
– А что случилось?
– А кто
– с досадой сплюнул одноногий.
– Вот уже третий месяц ждем его, дьявола! Провиант кончается, да и золото, опять же, девать некуда... Раньше-то, при старых хозяевах, исправно ходил, раз в месяц. Тут тебе и жратва, и выпить чего, и деньжата, опять же. А как же? Без денег кто же работать-то будет? А теперь - революция! Не до нас стало новой власти, видать, в столицах своих забот хватает!
– Так вы старатели?
– догадался я.
– Мы-то?
– одноногий прищурился.
– Ага! Старатели и будем! А это поселок наш, стало быть. А вот вы кто такие будите?
– Он недоверчиво посмотрел на меня.
– Я, Максим Новак. А это моя жена, Юли, - представился я, добродушно улыбнувшись ему.
– Вот и имена у вас какие-то странные!
– снова прищурился одноногий.
– Какие-то нездешние.
– Это верно, - согласился я.
– Ведь мы прилетели с Земли.
– С Земли?!
– еще больше удивился одноногий.
Ропот удивления пробежал и по толпе. Тут одноногий, словно, опомнился.
– А вам что здесь, представление бесплатное, что ли?
– гаркнул он.
– Чего зенки-то повылупили? Людей не видели, что ли? Вон, девушку всю засмущали! А ну, давай, расходись!
– и он угрожающе поднял над головой увесистый кулак, погрозил им кому-то невидимому в пронзительном синем небе.
Люди неохотно стали расходиться.
– Или же работы на вас нету?
– кричал им вдогонку одноногий.
– Так я вам покажу, что делать!
Было видно, что он пользуется здесь уважением, и его даже побаиваются.
– А тебе что, Хрящ, заняться нечем?
– язвительно обратился одноногий к крепышу, который первым заметил нас.
– Ты что до завтра будешь домину-то делать? Видишь, жара какая? Хочешь, чтобы стухло все? А ну, принимайся за работу, живо!
– и он грубо пихнул в плечо того, кого назвал Хрящем.
Хрящ обидчиво поджал губы.
– Чего толкаться-то?
– Он отер кулаком пот со лба, но спорить не стал. Молча вернулся к обструганному стволу, взял виброрубанок.
Видя, что его послушались, одноногий снова повернулся к нам.
– Значит, с Земли, говорите? В помощь революции, стало быть? Что ж, может и так.
– А вы не плохо информированы в такой-то глуши!
– заметил я.
– Чего уж! Грамотные!
– обидчиво проворчал одноногий.
– Муж просто хотел сказать, что и в столице не все знают о такой помощи, - вступила в разговор Юли, заметив, что мои слова задели старателя, и обворожительно улыбнулась ему, от чего у того даже испарина выступила на лбу.
– А в столицу-то вам зачем?
– снова спросил одноногий, косясь на меня.
– Мы путешествуем, - опять вставила Юли, не спуская с него коварных пристальных глаз.
– И потом, у мужа там какие-то дела по работе.
– Ясно, - буркнул одноногий, - чего уж тут не понять? Только добраться вам туда трудновато будет, пешком-то!
– Он ухмыльнулся.
– Но вы же говорили о каком-то поезде?
– напомнил я.
– Поезд что? То ли он есть, то ли нет его! Кто знает, когда он теперь будет? Может через месяц, может через два... а может завтра придет!
– одноногий старатель издал нервный смешок.
– А можно мы пока у вас поживем?
– попросила Юли, видимо, решившая размягчить его суровый нрав своим неотразимым обаянием.
– Пока поезд не придет... Мы вас не стесним.
– Да чего уж там!
– пожал плечами одноногий, не подавая вида, что предложение Юли ему явно понравилось.
– Живите. Места всем хватит. Вон, как раз, и дом для вас освободился.
Он указал на строение, стоявшее поперек общего ряда, слева от нас.
– Раньше там Свистун жил, а теперь он пустой... Чего ж добру пропадать? Живите на здоровье.
– А что случилось с этим... со Свистуном?
– поинтересовался я. Манера давать людям вместо имен клички несколько смущала меня, но здесь, по всей видимости, никто не видел в этом ничего предосудительного.
– Чего сталось-то?
– снова прищурился одноногий.
– А помер он давеча!
– Как "помер"?
– невольно вырвалось у Юли.
– А так, помер и все тут! Как человек помирает? Вон, и домину ему Хрящ уже мастерит, схоронить, значит, что б... Да вы не пугайтесь, девушка! Не заразное это. Его это... деревом зашибло, вот, - помолчав, пояснил он.
– А хотите, я сам провожу вас туда?
И, не дожидаясь ответа, он заковылял в указанном направлении. Мы с Юли пошли следом за ним.
– А вас как зовут?
– поинтересовалась Юли.
– Меня-то?
– Одноногий посмотрел на нее через плечо.
– Кулаком называют.
– "Кулаком"?
– удивилась Юли.
– Ну, а имя-то у вас есть?
– Может и есть, да только зачем вам оно? Здесь меня все так называют, вот и вы кличьте.
– Вы здесь, значит, главный?
– спросил я, невольно перенимая его манеру говорить.
– Ага, - кивнул Кулак.
– Староста я ихний. Вон и контора моя.
– Он указал в противоположный конец поселка, где стоял дом больше всех остальных.
– Золото мы здесь моем. Работа по такой жаре адская! Выгоды никакой, только хлопоты одни. Так что приходится еще потихоньку и лес валить. Лесорубством, значит, заниматься.
– Чего же не уедите отсюда? В столицу, например? Тем более, с золотом!
– Э-э!
– махнул рукой Кулак, и с досадой сплюнул в горячую пыль.
– Одинокий я... Куда мне ехать-то? А здесь люди мои, товарищи, значит. Хорошие ребята, в общем-то, и все, как дети мне. А золото, оно что? Сегодня оно есть, а завтра нету его!