Лавандовая комната
Шрифт:
Мсье Эгаре ждал.
– Он спросил, когда я наконец займусь чем-нибудь серьезным. До него, мол, дошли слухи, что я написал какую-то похабную историю. И теперь полквартала шушукается у него за спиной и посмеивается над ним. Понимаю ли я вообще, какую свинью подложил ему своей дурацкой писаниной.
Макс выглядел горько обиженным и потерянным.
Мсье Эгаре, к своему изумлению, вдруг почувствовал желание прижать его к груди. Собравшись с духом, он сделал это. Правда, после двух попыток, не сразу разобравшись, куда ему девать руки.
Они неподвижно постояли
– Ваш отец – мелкодушный невежественный обыватель.
Макс испуганно вздрогнул, но Эгаре удержал его, впившись железной хваткой ему в плечи.
– Он честно заслужил свое наказание – то, что люди, как он возомнил, судачат о нем, – продолжал Эгаре тихо, словно открывая бедному юноше некую тайну. – На самом деле они, скорее всего, говорят о вас. Удивляются, как у такого человека, как ваш отец, мог родиться такой необыкновенный, талантливый сын. Лучшее, а может, и единственное его достижение в жизни…
Макс судорожно глотнул.
– Мать говорила, что он не со зла… – тонким голосом, полушепотом произнес он. – Он, мол, просто не умеет выражать свою любовь. И каждый раз, когда он меня ругает или бьет, он на самом деле меня очень любит…
Эгаре вновь схватил своего юного спутника за плечи, посмотрел ему прямо в глаза и сказал уже громче:
– Мсье Жордан! Макс! Ваша мать лгала вам, потому что хотела вас утешить. Это чушь – объяснять грубость любовью. Знаете, что говорила моя мать?
– Не играй с чумазыми дворовыми детьми?
– Нет. Она никогда не страдала спесью. Она говорила, что слишком много женщин становятся сообщницами жестоких, равнодушных мужчин. Они лгут, выгораживая их. Лгут собственным детям. Потому что их отцы обращались с ними точно так же. Эти женщины упрямо стараются верить в то, что за жестокостью прячется любовь, чтобы не сойти с ума от боли и отчаяния. На самом деле никакой любви здесь нет, Макс. Это факт.
Макс смахнул слезу.
– Некоторые отцы терпеть не могут своих детей. Они им в тягость. Или им на них наплевать. Или они испытывают к ним ужас и отвращение. Они злятся на них, потому что те не такие, какими они хотели бы их видеть. Они злятся, потому что дети – это было желание жены, чтобы склеить пресловутую разбитую чашку, хотя склеивать-то нечего. Ее средство принудить мужа к супружеской жизни, построенной на любви, хотя никакой любви и в помине не было. И всё это такие отцы вымещают на детях. Что бы те ни делали, они будут унижать и мучить их.
– Перестаньте!.. Пожалуйста!
– А дети – маленькие, нежные, жаждущие ласки существа, – продолжал Эгаре, немного смягчив тон, потому что боль Макса глубоко тронула его сердце, – делают все, чтобы заслужить их любовь. Все. Они думают, что это они виноваты в том, что отец их не любит… Макс!.. – Он поднял пальцем подбородок Жордана. – Они не виноваты! Вы же сами установили это в своем прекрасном романе. Мы не можем решиться на любовь сами. Мы никого не можем заставить любить нас. Рецептов нет. Есть только сама любовь. И мы совершенно беззащитны
Макс уже плакал, беззвучно, опустившись на колени и обхватив ноги мсье Эгаре.
– Ну-ну-ну!.. – бормотал тот. – Не надо. Все хорошо. Хотите порулить?
– Нет! – ответил Макс, вцепившись в его брюки. – Я хочу курить! Я хочу нажраться! Я хочу наконец найти себя! Я хочу писать романы! Я хочу сам решать, кто меня любит, а кто нет, причиняет ли любовь боль или нет! Я хочу целовать женщин, хочу…
– Да, да, Макс, ч-ч-ч… Все будет хорошо. Мы скоро причалим к берегу, добудем сигарет, вина. Ну а насчет женщин… там видно будет.
Эгаре поднял юношу с колен. Макс уткнулся ему в грудь и тут же залил его выглаженную рубашку слезами и слюной.
– Блевать охота от всего этого! – всхлипывал он.
– Да, вы правы. Но прошу вас, мсье, если уж блевать, то лучше в воду, а не на палубу, а то вам опять придется ее драить.
Макс рассмеялся сквозь слезы и еще какое-то время плакал и смеялся в объятиях Эгаре.
«Книжный ковчег» вдруг задрожал, и в следующее мгновение корма врезалась в берег. Эгаре и Жордан вместе рухнули сначала на пианино, а потом на пол. Со стеллажей посыпались книги.
Макс громко крякнул: ему на живот свалился увесистый том.
– Уберите колено с моей физиономии! – нечленораздельно пропыхтел Эгаре.
Поднявшись на ноги, он взглянул в окно, и то, что он там увидел, ему совсем не понравилось.
– Нас снесло!..
18
Эгаре отважно принялся «отбивать» корму снесенной течением «Лулу» от берега. Но маневр получился неудачным: корму вынесло слишком далеко и баржа встала поперек реки, перегородив фарватер и попав под перекрестный огонь злобных гудков других участников движения. Какая-то переоборудованная под плавучую дачу английская баржа темно-зеленого цвета, узкая и низкая, но очень длинная, проскочила мимо, чудом увернувшись от раскрытых объятий «Лулу».
– Эй вы, чайники! Крысы портовые! Ботаники! – заорали англичане с палубы.
– Монархисты сраные! Безбожники! Задроты очкастые! – ответил Макс гнусавым от пролитых слез голосом и для большей убедительности громко высморкался.
Когда Эгаре наконец развернул свою «Литературную аптеку» так, что она уже не торчала как пробка в бутылке, с левого борта раздались аплодисменты. Аплодировали три женщины в полосатых топах на палубе плавучей дачи.
– Эй, на борту! Привет санитарам книжной скорой помощи! Спасибо за шикарный балетный номер!
Эгаре потянул за шнур сигнального гудка и вежливо поприветствовал дам тремя протяжными гудками. Те, легко обогнав «Лулу», помахали ему рукой.
– Следуйте за этими дамами, mon capitainе. У Сен-Маммеса нам надо будет повернуть направо. То есть, как говорится, – право на борт, – сказал Макс, который уже скрыл свои покрасневшие от слез глаза под усыпанными стразами очками мадам Бомм. – Там мы отыщем филиал моего банка и займемся шопингом. А то в вашем плавучем книжном шкафу уже даже мыши начали вешаться от голода.