Лаварденский Змей
Шрифт:
– Что ты делаешь? – беспокойно спрашивал Джуни, но ответа не последовало.
Шэйн жевал кусочек куриного мяса и продолжал смотреть на куриную кость, остальное бросил в сторону. Он поставил железную тарелку на ребро, ударил по её дну пару раз и отогнул тем самым нижний край. Острым краем он расположил её на одном из суставов куриной голени, ударил кулаком по плоскости загнутой части тарелки – и вот, куриная косточка уже прибрела острый конец. Далее он поставил острый край вдоль косточки, расколол её пополам, уменьшив диаметр в два раза, а потом взял её и стал быстрыми короткими движениями тереть об острый уголок камерной двери.
Джуни прильнул к прутьям и наблюдал за наставником, но не понимал, что он делает. Шэйн выточил из куриной кости подобие ключа, просунул руки между прутьев и стал понемногу вводить его в замочную скважину двери. Он прижался ухом почти вплотную к замку, левой рукой держал его, а правой двигал косточку.
– Шэйн! – нервным полушёпотом вскрикнул Джуни и попытался потрясти прутья клетки, но они были намертво закреплены.
Через несколько секунд прозвучал щелчок и замок клетки Шэйна открылся. Он снял его, торжественно отбросил в сторону, схватил с пола свою рубаху и вышел наружу.
– Шэйн! – снова крикнул Джуни, широко распахнув глаза.
Шэйн посмотрел на него, подскочил ближе и схватил за воротник:
– Если я ещё раз увижу тебя на улицах Лавардена, без ножа в боку ты от меня не уйдёшь, понял? На!
Шэйн бросил ему импровизированный ключ из куриной кости и поспешил к двери.
В темнице поднялась суматоха, но, когда стража поняла, что произошло, Шэйн был уже в квартале оттуда. Он часто пользовался тем, что немногие знали его в лицо – свободно гулял по городу, не привлекая внимания, и периодически становился жертвой своей клептомании: монета здесь, фрукт там, мешок под награбленное стянуть с чужого седла, и вот – у него уже целый груз из вещей, которые минуту назад принадлежали кому-то другому. Когда случайный прохожий на улице обращал на него внимание, Шэйн уже исчезал за ближайшим углом, забирался на крышу и пережидал там. Он всегда передвигался по городу максимально извилистыми путями, которые хорошо знал и иногда повторял, как и в этот раз.
Шэйн понимал, что скоро его начнут искать, и поспешил в своё убежище на чердаке старого жилого дома на востоке Лавардена. Он забежал внутрь, утоляя голод только что украденной грушей, поднялся на верхний этаж и подошёл к единственному окну в коридоре. Вор прислушался, выглянул наружу и, убедившись, что рядом не было ни души, достал тонкий деревянный шест из выемки в подоконнике. Шэйн вытянул его над собой, открыл люк в потолке, и к нему прямо в руки сползла хлипкая ручная лестница. Он поймал её, бесшумно опустил на пол, вернул шест на место и, схватив мешочек с попутно награбленными мелочами, стал подниматься наверх.
На чердаке были несколько сундуков с трофеями, два шкафа с полками, на которых стояли статуэтки и украшения из драгоценных металлов, открытый мешок с цветными камнями и маленький столик у круглого окошка шириной в локоть, на котором до сих пор лежала тарелка с объедками двухдневной давности – всё это было личной коллекцией Шэйна, витриной его воровских достижений. Он не боялся, что кто-то проследит за ним и заберётся сюда, чтобы обокрасть легендарного вора – всё, что было выставлено на показ, он покрыл сухим ядом, который уже через минуту вызвал бы у забредшего сюда несчастливца ужасные судороги и неостановимую рвоту. Один такой человек когда-то забрался с крыши через то самое окошко над столиком и был найден здесь уже мёртвым, но это Шэйн не считал убийством, хотя убивать своими руками ему тоже приходилось не раз. Единственным, что здесь можно украсть без вреда для себя, были деньги в сундуках – один сундук для медных, второй для серебряных, а третий для золотых монет. Об этих богатствах, однако, Шэйн тоже не беспокоился, потому как пару мешочков утратить ему было не жаль, а чтобы унести все эти деньги, потребовалось бы человек десять и добротная телега, что противоречит незаметному проникновению на чердак.
Шэйн оказался в своём убежище, поднял лестницу наверх и расположил её у края люка, который тут же закрыл. Он присел на пол, аккуратно взял маленькую железную скобку, торчавшую меж досок, и приладил её к лестнице так, чтобы при открытии люка лестница снова падала вниз. Шэйн прошёл мимо одного из сундуков, приоткрыл его и бросил внутрь несколько медяков, присоединяя их к сотням таких же, заманчиво бликующих во тьме под крышкой.
Еда на столе давно высохла, Шэйн заметил это, взял тарелочку и стряхнул в окно всё, что в ней было. Возвращая руку внутрь, он вдруг замер и почувствовал, что он упустил из виду какую-то деталь. Внимательный взгляд выглянул наружу и заметил, что в башне, расположенной в квартале отсюда, к столбику под крышей была привязана белая лента – знак человека, которому Шэйн доверял и которого любил. Шэйн подбежал к мешку с недавно наворованными вещами, достал оттуда ещё одну грушу и поспешил в окно.
Выскочив наружу, Шэйн потуже затянул свои сапоги с тонкой подошвой, разогнался и перепрыгнул через переулок на соседнюю крышу. Он побежал быстро, чтобы, если вдруг его кто-то заметит, увести внимание максимально далеко от убежища. По доскам, соломе и черепице Шэйн шагал так же уверенно и быстро, как бежал бы по ровной дороге без препятствий – он огибал углы, перемахивал через ограждения, пробегал по балконам и хватался за края, сохраняя невозмутимое лицо, которое иногда скрашивала лёгкая улыбка, вызванная удовольствием от собственной свободы. Любой человек на его месте засомневался бы в каждом из сотен шагов, проделанных в четырёх этажах от земли, но Шэйн знал все эти пути и прекрасно помнил, какой камень может осыпаться, какие доски скрипят и прогибаются, какие фрагменты черепичных крыш могут вывалиться из общей массы, скользнуть вниз и привлечь лишнее внимание. Он без труда добрался до башни, оглянулся и пару секунд постоял на месте, чтобы убедиться в отсутствии «хвоста». Слышен был лишь обыкновенный городской шум – уличный гомон, ржание коней и звон кузнечных молотов.
Шэйн обошёл башню по пристройке, чтобы спрятаться от солнца, и по укрытым тенью камням полез наверх. Оказавшись у той самой белой ленты, он аккуратно выглянул снизу, из-за уступа, и для начала убедился, что на башне никого нет, а только потом забрался под её крышу. Шэйн присел на пол и простучал по доскам рваный ритм, происхождение которого уже давно забыл. Стук запустил цепочку других негромких звуков, которые доносились откуда-то из-под башни. Полминуты ничего не происходило.
Солнце уже приближалось к горизонту и накрывало город тёплым вечерним светом. Шэйн вздохнул, встал у одного из четырёх столбов, подпиравших крышу, и смотрел на белую ленту, которая трепетала на ветру прямо перед его глазами. Вскоре снизу послышались шаги, в полу открылся люк и перед Шэйном оказалась худая блондинка с глазами размером с монету – это была его сестра Дальма.
– Я даже не сомневалась, – с улыбкой сказала она и обняла его.
– Иначе и быть не может, – ответил Шэйн и обхватил её руками.
Дальма отстранилась и сняла с плеча мешок, который оказался у неё с собой.
– Я принесла тебе ужин и плохую новость, – заговорила девушка, присела на одно колено и достала крупный тряпичный свёрток. – Мама болеет. Она беспокоится о тебе, скучает. И всё ещё искренне верит, что ты работаешь посыльным у лорда, поэтому так хорошо зарабатываешь.
Шэйн коротко улыбнулся, принял свёрток у сестры и развернул его: там была небольшая запечённая утка и кусок хлеба. Запахи свежей ржаной корочки и приготовленной птицы поразили нюх Шэйна, а вслед за ними Дальма вынула из мешка фляжку и протянула её брату.
– Пелетейнский? – спросил Шэйн.
– Нет, прости, – с сожалением ответила Дальма. – Пелетейн захвачен, оттуда больше не поставляют эль.
– Захвачен? – Шэйн говорил с набитым ртом, отчего удивление выглядело немного нелепо. – Кем? Что там творится?
Дальма погладила его по руке и улыбнулась:
– Как всегда. Живёшь себе на уме, а весь мир побоку. Ренамир расширяет свою империю. Ренскую, так и назвал её. Он захватил все северные провинции, неделю назад были разбиты воины Пелетейна. Помнишь Гатора? Такой крупный парень был, любил выпить…