Лавина (сборник)
Шрифт:
— Да. — Алеша положил трубку.
Шеф внимательно на него посмотрел.
— Вы на машине? — спросил Шеф.
— Да.
— Очень хорошо. Съездите на Басманную и возьмите документацию. У нас курьер заболел.
Алеша и Нинка лежали в Нинкиной кровати. У Алексея было мало времени, следовало поторопиться с основным занятием. Но Алексей не торопился, смотрел в потолок, что совершенно не соответствовало моменту.
— Им ничего не
— Какой ты красивый, Алеша! Как Мцыри.
Нинка не могла отвести глаз от любимого лица.
— Потому что временщики, — продолжал Алексей. — Придут, наворуют и уйдут.
— Знаешь, за что я тебя люблю? — спросила Нинка.
— Царь оставлял страну своему сыну, поэтому он заботился о том, что он оставляет. А этим плевать, после нас хоть потоп.
— А тебе-то что? — спросила Нинка.
— То, что мы — соучастники.
— Почему это? Мы — честные люди. Ты — инженер, я — актриса. Мы — интеллигенция.
— Раз молчим, значит, соучастники.
— Да ладно. — Нинка обняла Алексея всем телом, руками и ногами. — Не бери в голову.
— Жизни жалко. Еще десять лет, и жизнь прошла…
— Я всегда буду любить тебя.
— За что?
— Сказать?
— Ну конечно.
— Если бы ты был тогда там…
— Когда? Где?
— Под горой Машук во время дуэли Лермонтова с Мартыновым, дуэли бы не было. Ты бы предотвратил.
— Ненормальная.
— Жаль, что тебя не было на той дуэли.
— Ничего, я успею на другую.
Алексей смотрит в потолок.
— Плюну на все и уеду на Северный приют.
— А что это за Северный приют? Тоже твой проект?
— Высоко в горах стоит домик с островерхой крышей. Утром выйдешь, воздух звенит от чистоты. Снеговые вершины искрятся на солнце, как сколотый сахар. Небо густо-синее, как на японских открытках. И кладбище альпинистов есть.
— Поехали…
— В этом домике останавливаются туристы, которые пешком идут на Северный перевал. Раньше, в древности, это была дорога к морю. Они идут маршрутом древних.
— А откуда ты все это знаешь?
— Я там инструктором работал в студенческие годы. Деньги зарабатывал, горы изучал.
— А горы изучают?
— Привет. Горы — это знаешь что? Аккумулятор влаги. Они на климат влияют и на людей.
— А почему ты там не остался?
— Из-за женщины. Женщину полюбил.
— А где она сейчас?
— Дома. Жена.
Нинка притихла.
— У меня есть мечта, — сказал Алексей. — Я хочу купить гору.
— Какую? — отозвалась Нинка.
— Казбек. Или Машук. Все равно.
— А зачем?
— Подняться выше облаков и смотреть.
— Ну, посмотрел, а дальше что?
— Ничего. Это остается в тебе навсегда. Ты потом по-другому живешь.
Нинка молчит.
— Ты думаешь, я сумасшедший? — спросил Алексей.
— Нет. Я чувствую в тебе эту высоту. Поэтому я тебя люблю.
Тянутся друг к другу.
— Ай! — вскрикивает Алеша. — Ты меня за волосы тянешь.
— Это волосы на кольцо намотались…
— Не трогай меня. У тебя вечно что-то случается: то в глаз пальцем ткнешь, то оцарапаешь.
Алексей встает и начинает одеваться.
— Ты уходишь? — упавшим голосом спрашивает Нинка.
— Не могу же я на Басманной торчать пять часов…
— Скажи, что попал в аварию.
— Дура.
— Ну хорошо, скажи своему Шефу, что ты был у любовницы. Он тебе поверит.
— Нина…
— Ну что «Нина». Забегаешь на сорок минут, как на бензоколонку. Лучше вообще не приходи. Или приходи на неделю.
— О чем ты говоришь? Какая неделя? Ты же знаешь: днем я на работе. Вечером дома.
— А ты возьми бюллетень. На работе скажешь, что заболел, а дома скажешь, что едешь в командировку.
Алеша раздумчиво:
— Да?
— Ну конечно! Тебя никто не хватится. Поживем спокойно. Как на Северном приюте.
Алеша стоит в нерешительности. На одной чаше весов — риск. На другой — счастье.
— У тебя ничего не болит? — спросила Нинка.
— Абсолютно. Я только все время мерзну и хочу есть.
— Это потому, что ты худой. Дефицит веса. Скажи, что у тебя радикулит. Это проверить невозможно. Скажешь: ни согнуться, ни разогнуться. Они тебе назначат уколы, форез. А ты не ходи. Проверять никто не будет. Кому мы нужны, кроме самих себя.
Чаша весов со счастьем стала медленно идти вниз.
— А ты не будешь занята эту неделю? — спросил Алеша.
— Я в простое. Наверное, в твоем строительстве, когда простаивает какой-нибудь кран, — это ЧП. Чрезвычайное происшествие. А тут простаивает целый человек. Пропадает даром моя красота. — Нинка задумчиво варит кофе. Наливает в чашку.
Алеша обнимает свою красивую Нинку. Она обливает его горячим кофе.
— Ой! — смущается Нинка. — Куртка…
— А, черт с ней…
Они стояли, обнявшись, как один ствол, переплетаясь руками-ветками.
В кабинете Киры Владимировны сидел рентгенолог Николай Алексеевич, за глаза Колька. Он был молод, носат и прогрессивен.
— Подумай сама: когда жили мамонты? — спросил Колька.
— В эпоху раннего плейстоцена, — ответила Кира Владимировна и включила в розетку электрический чайник.