Лавина (сборник)
Шрифт:
— Как отец?
— Все такой же. Спрашиваю: как дела? А он про посевную, про отчеты, как сводка в последних известиях. Вкалывает, как зверь. По шестнадцать часов в сутки. Как при Сталине, так и при Брежневе. Для него ничего не меняется. По-моему, он и не заметил, что тридцать лет прошло.
— Как муравей, — задумчиво сказал Алексей.
— Он не муравей. Он — хозяин края. Муравей — это ты.
— Я мамонт, — задумчиво сказал Алексей. — А ты — клоп. У нас реликтовая семья.
—
— Присосался к чужим деньгам.
— Я не беру у людей последние деньги. Я беру у них лишние деньги, которые они сами хотят мне дать.
— А вот мне никто не предлагает лишние деньги. Странно.
— У меня есть к тебе одно выгодное дело, — оживился Володя.
— Ага… Дело лет на восемь.
— Да нет. Твоя Ленка в университете преподает. Надо девочку одну принять. Золотая медаль. Ей только два экзамена сдать. Фамилию не помню. На «швили» окончание. Пять кусков дают. Ни за что, в общем. Делать почти ничего не надо.
— Не будет Ленка этим заниматься. И я не буду, — отказался Алексей.
Пауза. Братья глядят друг на друга.
— Знаешь, почему у тебя в спальне лампочки нет? — спросил Володя.
— Перегорела.
— А почему новую не вкрутите? Знаешь?
Алексей молчит.
— Потому что твоей Ленке смотреть на тебя неудобно. Ты уже давно ей не муж, а сыночек старшенький. Студентик. Со стипендией в пятьдесят рублей.
— Почему пятьдесят? Я сто восемьдесят зарабатываю.
— Из них треть ты тратишь на бензин, а другую треть на обеды и сигареты.
— Может быть… Не считал.
— А чего тебе считать? Ленка посчитает. И чего не хватит — у отца возьмет. Хорошо еще, есть у кого взять. А если нет? Где возьмешь?
— Манна с неба упадет.
— Ты всегда на манну с неба рассчитывал. И как ни странно, она всегда тебе падала.
— Я везучий… Везунчик.
— Ты думаешь, почему ты в семье все время орешь? Потому что у тебя авторитета не хватает. Ты его криком поднимаешь. А мужчина вообще не должен орать. Он должен только посмотреть.
Пауза.
Алексей подходит к роялю. Играет одним пальцем.
— Вова, я хочу тебя попросить: женись на Ленке.
— На какой Ленке?
— На моей жене.
— Но она мне не нравится.
— Мало ли что не нравится? Надо. Я хочу, чтобы у моей дочери вместо отца был не чужой дядя, а родной.
— А ты?
— Я уезжаю. Насовсем…
— Куда?
Алексей молчит.
— Куда ты уезжаешь?
— В Северный приют.
— Зачем?
— Там хорошо. Как в раю.
— Хорошо приехать и уехать. А жить там…
— Ну почему? Халид живет.
— Халид на кладбище альпинистов… Я ему чеканку на памятник сделал.
— Как?.. — поразился Алексей.
— Под лавину попал.
— У гор свои законы, — проговорил Алексей, как бы заступаясь за горы. — Их нельзя нарушать.
— Это не он нарушил. Туристы. А погиб он.
— Значит, Северного приюта нет?
— Твоего Северного приюта нет. Но для тех, кому двадцать, он, наверное, есть.
Володя выходит из комнаты. Возвращается с прекрасной чеканкой.
— Твоя? — не верит Алексей.
— А чья же?
— Потрясающе!
— Да. Мне тоже нравится. Жалко продавать.
— Оставь ее на мой памятник.
— Дурак… — не принял шутки Володя.
— Ты молодец! Здоровый, талантливый, удачливый. Живи вместо меня.
— Тарасу Шевченко кто-то сказал, не помню кто: «Який ты молодэць, Тарасю, яки ты вирши пышешь, як граешь, а малюешь як…» А он ответил: «Кохання не маю». Так и я. Кохання не маю. Любви нет у меня.
— У тебя? — не поверил Алексей.
— То, что ты думаешь, это не то. Я сам любить хочу. Дать счастье.
— Дай счастье моей жене. Я не смог это сделать. Выручи, как брат брата.
— Да не нравится она мне, — возмутился Володя. — Зануда она.
— Это я сделал ее такой. А она замечательная.
На экране идет заграничная жизнь.
Нинка в наушниках стоит посреди зала перед микрофоном, озвучивает западную звезду.
Здесь же в темноте режиссер дубляжа, звукооператор. Затаили дыхание. Идет запись.
— Я люблю тебя, — говорит герой героине.
— Но в данном случае это не имеет никакого значения, — отвечает звезда Нинкиным голосом.
Открывается дверь, входит Алексей.
Все встрепенулись, машут руками на постороннего. Но он подходит к Нинке, берет ее за руку и ведет из зала.
— Извините, пожалуйста, — говорит он режиссеру. — Мы ненадолго.
Выходят в маленький холл. Вокруг люди. Поэтому разговаривать, вернее, ругаться, приходится шепотом.
— Я прошу тебя, выслушай меня, — попросил Алексей.
— Не буду тебя слушать. О чем тут можно еще говорить? Удрал с ведром. И ведро, кстати, украл. Где мое ведро?
— При чем тут эти мелочи?
— Не мелочи. Мне мусор некуда класть. Я его в коробочку из-под торта собираю. Верни мне ведро.
— Нина, ну что за базар?
— Это не базар. Это принципиально. Я больше ничего общего иметь с тобой не хочу. Я думала, что есть все и есть ты. Я думала: у тебя нет денег, но есть душа — чистая, как воздух на Северном приюте. А оказывается, и ты как все. Потребитель. Пришел, отщипнул от пирога любви и удрал через клозет.