Лавина (сборник)
Шрифт:
Законный муж Сережа вышел из реки в дрожащих каплях и произнес, постукивая зубами:
— Счастье, вот оно…
Потом они пошли по берегу. У Лоры тогда, в девятнадцать лет, была длинная коса. Сережа вел ее не за руку, а за косу.
А через неделю кто-то постучал в дверь.
Лора отворила и увидела женщину с плоским свертком под мышкой.
— Сережа дома? — строго спросила женщина.
— Он на работе, — объяснила Лора, робея строгого тона.
— Передайте ему. Он забыл у меня свои тапки.
Женщина
Забытые тапки и солнечные человечки были настолько несовместимы, что Лора и не совместила. Она просто не поняла.
— Зачем вы беспокоились? Он сам бы заехал и забрал…
Лора честно посмотрела на женщину, но та почему-то взяла и стукнула Лору тапками по щеке. Что было совсем уже странно.
Сережа не отрицал, что это действительно его тапки. Но его возмущало нетоварищеское поведение женщины: ворваться в сердце семьи с прямой уликой предательства… Так друзья не поступают.
Сережа говорил, что если бы в нашем обществе можно было иметь двух жен, то он женился бы на обеих, кормил их и развлекал, потому что ему нравилась и та и эта. Каждая за свое.
Но в нашем обществе можно иметь только одну жену. Надо было выбирать. Сережа не знал, на ком ему остановиться. А та женщина знала. Она была сильным человеком и умела постоять за свое счастье.
После того как он ушел, Лора стала худеть по одному килограмму в день. Тело стекало с нее, и в конце концов она легла на диван, чтобы не вставать. Она умирала, потому что ее жизнь — Сережа. А если нет Сережи — нет и жизни.
Таня носила ей еду, отрывая кусок от семьи. Заставляла есть и разговаривать. Но больше разговаривала сама.
…Большие городские часы показывали половину седьмого.
Маленькие часы на Лориной руке показывали столько же.
Лжесвидетель опаздывал на полтора часа, и самое неприятное заключалось в том, что отсюда, с этой точки, было видно окно процедурного кабинета. В окне время от времени маячило Танино лицо. Выражения отсюда было не разобрать, но Лора и так его угадывала. Таня как бы говорила: «Стоишь? Ну, стой, стой…»
Может быть, ему встретилась та самая сильная женщина, с сережками в ушах. Взяла Его за руку и приказала: «Иди за мной».
Но Он вежливо освободит руку и вежливо скажет: «Сильные женщины — для слабых мужчин. А я сам сильный человек. Поэтому я пойду к Лоре».
Лора еще раз внимательно огляделась по сторонам.
Дядька в рабочей одежде устанавливал афишу к новому фильму. Вдвинул большой фанерный щит, на котором было нарисовано лицо артиста Ульянова без края щеки и без уха. Но ульяновские глаза с честно-требовательным, чуть раздраженным мужским прищуром уже взирали на этот мир. Рабочий вдвинул еще одно звено и подогнал ухо к щеке.
По левую руку стоял «Дом мебели». К магазину все время подъезжали машины.
Чуть в стороне от входа стояли плотные, коренастые мужчины — по виду хозяева жизни. У них были деньги, была цель и была уверенность в достижении своей цели.
Если бы у них не было цели, они бы ее выдумали. А если бы не было уверенности, они бы ее купили.
Хозяева жизни помногу едят и отъедают животы. Живот поднимает диафрагму на два-три сантиметра.
Диафрагма давит на сердце. У них затрудненное дыхание и ищущие глаза. Они все время прошаривают глазами мир: что бы еще купить?
Однажды Лора стояла на кладбище. Мимо нее прошли парни-могильщики в ватниках, с заступами через плечо. Ватники на них болтались по-студенчески элегантно, и они так молодо топтали землю. А сзади в дубленках шли — эти. Они приготовили могилу для одного из своих. Проходя мимо Лоры, успели обежать ее глазами. А когда она вышла с кладбища — поджидали ее у ворот. Они никогда и ни при каких условиях не хотели ничего упустить. И сейчас Лора почти чувствовала их оценивающий взгляд на своей высокой груди, нежно-розовом лице и крепких ногах.
Придет Он, возьмет Лору за руку и уведет из-под этих хозяйских глаз. А хозяева будут смотреть им вслед, озлобленные ненадолго своей нищетой.
…Сережа ушел летом, а через два года, тоже летом, в Лору влюбился главврач поликлиники. Ему было сорок, а ей двадцать два. Он был главный, а значит, достойный, и Лора им гордилась.
Главврач говорил, что Лора — мечта его жизни, но он не может предать глаза сына. Пусть сын окончит школу, получит среднее образование, тогда Главврач женится на Лоре и будет обречен на счастье всю дальнейшую жизнь.
Через три года сын окончил школу и поступил в институт.
Главврач сказал: «Маленькие дети — маленькие беды. А большие дети — большие беды». Если он уйдет из семьи, оставит сына без отца, то мальчик может попасть под дурное влияние, стать преступником или наркоманом. Пусть он окончит институт, встанет на ноги, и после этого Главврач сочтет, что исполнен долг, завещанный от Бога ему, грешному. Потянулись долгие четыре года.
Лора сидела одна по вечерам и в праздники, и в Новый год. Когда били куранты, Лора торопливо писала на бумажке желание, а потом съедала эту бумажку, запивала бокалом шампанского и ложилась спать. А по бокам дрожали стены, орала музыка. Люди встречали Новый год.
Главврач запрещал Лоре ходить одной по гостям и по театрам. Он был очень ревнивый и просил войти в его положение. Лора была включена в его радости, но выключена из его обязательств. Время шло. Сын уже заканчивал институт, ему остался последний курс, но в это время какое-то маленькое африканское государство обрело независимость, и Главврачу предложили поехать в Африку, возглавить клинику и оказать дружественную поддержку.
Главврач попросил Лору войти в положение маленького государства.