Лавка богов
Шрифт:
– Отец не приходил, когда я спала? – спросила она.
Абрам отрицательно покачал головой:
– Его не было со вчерашнего утра, – ответил он, тяжело вздохнув, – соседка говорит, что видела его пьяным на окраине города возле леса. Он был похож на животное…
– Я тебе должна кое-что рассказать. Это очень важно, – прервала сына Амкелин.
– Я слушаю, мама, – тихо произнес мальчик.
– Ты должен это узнать до того, как я умру, а мне, поверь, сынок, осталось не так уж и много. До того, как ты родился, твой отец был влиятельным вельможей в Уре. У него была жена, которая родила ему Арана и Нахора. Он всегда ее любил больше, чем меня, – Амкелин горько усмехнулась. Ее затуманенный болезнью взор был обращен в прошлое, – что для него молоденькая девчушка, какой я тогда была? Средство для утоления похоти, и ничего больше. То, что я забеременела тобой, для него было неприятной неожиданностью. Только собственная репутация заставили его взять меня в жены. Но самое страшное произошло через три года после твоего рождения…
Амкелин закашлялась и Абрам увидел капельки крови брызнувшие на его рубаху изо рта матери.
– Мама…
Вдруг в дверь громко постучали.
Абрам поднялся на ноги, посмотрел на дверь затем на продолжающую кашлять мать, и затем подал ей воды. Он знал, кто стучит в дверь, поскольку слышал шаркающие шаги отца, когда еще тот брел по дороге, его хриплый голос. Однако Абрам не спешил открывать двери пьяному отцу, поскольку знал, что последует потом. Отец отшвырнет его в дальний темный угол их убогого жилища и как обычно набросится с кулаками на больную мать. По мере того, как стук ставал все более настойчивым, а проклятия за дверью все более угрожающими в душе у Абрам назревала буря.
Злость, неожиданно поднявшаяся из глубин его естества, овладевала душой. Раньше, повинуясь увещеваниям матери, Абрам старался брать себя в руки и загонял бурлящие эмоции на задворки сознания, но теперь он более не находил в себе сил сдерживаться. Накопленный за последние годы груз обиды и ожесточения против собственного отца властно рвался наружу, требуя немедленного удовлетворения.
Абрам посмотрел на худощавое мертвецки бледное лицо матери, еле видное в желтоватом свете луны, бесстрастно взирающей на страдалицу через маленькое окно. Ее темные, наполненные страданием и страхом глаза, с нездоровым блеском были устремлены на него. Обескровленные губы едва заметно шевелились, силясь продолжить рассказ.
Сердце Абрама сжалось от боли. Он искренно верил, что боги все-таки не оставят его мать, но она слабела прямо на глазах, будучи уже не в состоянии даже говорить.
Абрам поднялся со своей соломенной постели и шагнул к двери, сотрясаемой от ударов. Неведомо откуда в его руках появилась увесистая палка. Дрожащими от возбуждения пальцами Абрам отодвинул тяжелую металлическую щеколду. Дверь распахнулась, и Абрам увидел перед собой сгорбленную фигуру отца. Терах, одетый в жалкие лохмотья, покачиваясь, стоял на пороге собственного дома и мутными глазами смотрел на сына. Абрам напрягся, ожидая привычного обращения, в решимости дать отпор агрессору, даже если это будет ему грозить осуждением и смертью. Он знал, что должен сейчас защитить мать. Но Терах продолжал стоять за порогом и смотреть на Абрама.
– Почему долго не открывал двери? – раздался приглушенный рокот из запутанной грязной бороды отца, – неужели я должен разбудить целую улицу, для того, чтобы попасть в собственный дом?
– Все спали. Уже поздно, – выдавил из себя скупую фразу Абрам. Он не любил разговаривать с нетрезвым отцом. Воняющий потом и прокисшим вином, он внушал мальчику непреодолимое чувство гадливости и презрения. Обычно Терах чувствовал это, злился и часто жестоко избивал Абрама.
Абрам решил больше ничего не говорить, но продолжал стоять напротив отца с палкой в руке. Его глаза из-под опущенных бровей сверкали в темноте воинственным огнем. Мальчик ждал нападения, чтобы оказать сопротивление. Но прошло несколько минут, а отец и не думал бросаться на сына с кулаками как обычно. Грянул гром и на голову Тераха хлынул ливень, однако тот не тронулся с места, пристально всматриваясь в Абрама. Мальчику на какое-то мгновение даже показалось, что отец уже совсем не пьян, – дождь отрезвил его, но по-прежнему оставался на месте, не освобождая отцу дорогу в дом. За спиной донесся слабый стон матери. Наверное, ей стало холодно, или она боялась за него, Абрама? Абрам еле сдержался, чтобы не заплакать. Что же делать? Закрыть двери перед носом отца или впустить его в дом? И в том и в другом случае, Абрам был уверен – их с матерью не ждет ничего хорошего…
– С палкой встречаешь отца, Абрам? – вдруг раздался знакомый голос за спиной у Тераха, и Абрам вздрогнул. Его сердце радостно забилось. Это был его брат Нахор. Чуть больше года назад его забрали в ополчение. Набонид, правитель славного города Ура, ведущий нескончаемые войны с соседями, всегда нуждался в свежих воинских пополнениях для своей армии. И вот, он дома. Живой. Абрам бросил палку и кинулся на показавшегося в дверях брата с радостным воплем. Богатырская фигура Нахора почти полностью заняла небольшой дверной проем хижины.
Терах посторонился, давая возможность Нахору пройти, и молча наблюдал за встречей своих сыновей. После смерти первенца для него словно погасло солнце, перестали светить звезды, рождать земля и даже сам воздух казался ему отравленным болью невосполнимой утраты. Но все это время Терах, почему-то, совсем не осознавал, что у него есть еще двое сыновей: Нахор, доблестный и умелый воин, и Абрам, часто задумчивый, но трудолюбивый и любящий свою мать мальчик. Разве ради них не стоило продолжать жить, глядя на сыновей, вдруг подумал Терах. На его потрескавшихся губах впервые за последние полгода появилось нечто, отдаленно похожее на улыбку. Появилось и сразу исчезло. Перед затуманенным взором предстал Абрам, его младший сын, с увесистой дубиной в руках и недвусмысленными намерениями во взгляде.
Откуда-то из груди поднялась волна гнева и негодования. Как мог этот сопливый мальчишка даже помыслить о том, чтобы поднять руку на собственно отца?! Да знает ли он, что бывает за такое…
Терах, даже сам не зная почему, осекся, усилием воли прервав бурный поток эмоций. Кажется вчера, какая-то женщина, встретившая его на улице, обезумевшего от выпитого им дешевого прокисшего вина, прорекла, что ждет его, Тераха, если он не образумится и снова не станет добропорядочным семьянином. Конечно же, сейчас семья не в моде, но боги, в отличие от людей, не следят за модой, они обязательно покарают. Терах с содроганием в теле вспомнил, как наполнилась его душа ужасом, каким реальным показалось ему пророчество незнакомой женщины, встретившейся ему на пустынной сельской дороге. Он, помнится, мгновенно протрезвел и поклялся грозным богам, что с завтрашнего дня вернется к нормальной жизни, пойдет на работу. Но на следующий день Масал приказал работникам выгнать его взашей, грозно предупредив, чтобы Терах больше не появлялся к нему на глаза. Новой жизни не получилось, и Терах одолжив денег, снова напился проклятого кислого вина. Он был страшно зол на себя и на богов за то, что лишился работы, сыпал проклятиями и был полон решимости выместить все зло на больной жене и Абраме. Однако возле самого порога Терах увидел Нахора. Возвращение его среднего сына спасло его семью от очередной громогласной семейной сцены, о которой на следующий день судачил бы почти весь Ур. Так разве мог ли он, Терах судить Абрама? Не должен ли он прежде осудить себя?
Терах тяжело вздохнул, чем привлек внимание сыновей. Нахор выпустил из богатырских объятий брата и обернулся к отцу.
– Вижу, что благословенный ливень, ниспосланный богами, вернул тебе трезвый рассудок, отец, – тихо произнес он, – не желаешь ли пригласить меня к себе в дом?
Глава третья
Терах первый проковылял к могиле и склонился над прахом матери. Нахор и Абрам молча стояли в отдалении, ожидая, когда отец попрощается со своей женой. Случилось то, чего так страшился Абрам. Спустя несколько дней, после приезда Нахора, матери стало совсем плохо и однажды утром, Абрам взяв ее ледяные пальцы, понял, что ее больше нет в живых. За день до этого Нахор ходил в храм и принес богатые жертвы Наннару, покровителю Ура, утверждая, что это могущественное божество, защищавшее от бед целый город, сможет спасти от неизлечимой болезни и его мать. Однако Наннару не помог – мама все равно умерла. Убитый горем Терах ругал, на чем свет стоит, своего среднего сына, упрекая его в том, что обращаться надо было к Сину. Нахор ничего не отвечал отцу, только молча ходил из угла в угол и о чем-то думал. Тогда Абрам подумал, что вообще нет смысла обращаться к богам. Они ведь все равно не хотят помогать. Неужели они настолько безразличны к людям, которые строят для них величественные храмы и приносят богатые жертвы. Почему они не захотели исцелить его мать? Или не смогли?.. Абрам не знал, как ответить на эти вопросы, поэтому поклялся всем известным и неизвестным ему божествам, что больше никогда не станет у них что-либо просить.
– Для отца смерть матери большая потеря, – помолчав, добавил он, наблюдая за отцом.
Абрам взглянул на брата и хотел ответить, но передумал и только передернул плечами. «Навряд ли – с горечью в сердце подумал юноша, – отец никогда не любил мать. Я-то хорошо знаю».
Нахор заметил движение Абрама и внимательно на него посмотрел.
– Тебе не следует осуждать отца, – сказал он, – людям свойственно ломаться, если их постигает чрезмерное горе.
Абрам отвел глаза от пытливого взгляда старшего брата.