Лавка старинных диковин (сборник)
Шрифт:
– Это было сделано по некотором размышлении. А если еще поразмыслить, то, может, она все-таки тебе пригодится? Сдается мне, вы подошли бы друг другу.
– Может, вы хорошо разбираетесь в обуви, – сказал я, – но ничего не смыслите в таких женщинах. Да вы хоть видели ее ноги?
– На фотографии в твоем бумажнике только ее лицо.
– Что? Вы и в бумажник заглядывали?
– С помощью твоих очков… И не из праздного любопытства, Эд, уверяю тебя. Просто хотел помочь.
– Вы и так уже слишком много напомогали.
– Надеюсь, ты не против того, что я предпринял кое-какие шаги?
– Шаги? Какие еще шаги?
Позвонили в дверь. Я посмотрел на ботинки.
– Я
– Что-о?!
– Эд, Эд, успокойся! Понимаю, это слишком смело с моей стороны. Я же не пригласил твоего бывшего начальника, мистера Эдгарсона из «Супер-Глосс пабликейшнз».
– Посмей только!
– Приглашу еще, но пока не пригласил. Но лучше бы ты вернулся к Эдгарсону. Платили там весьма прилично.
– Да вы хоть читали какие-то книги «Глосса»? Ума не приложу, что вы такое затеяли, но со мной этот номер не пройдет!
– Эд, Эд, но я еще ничего не сделал! И если очень хочешь, то и не сделаю… без твоего разрешения.
В дверь постучали.
– Эд, я просто пытаюсь тебе помочь. Что еще остается машине с системой проникновения и запасом объема?
– Потом скажу, – ответил я.
Я открыл дверь. За ней стояла Марша и вся светилась.
– Ах, Эд, я так рада, что ты позвонил!
Значит, этот сукин сын сымитировал и мой голос! Я посмотрел на ботинки, особо обратив внимание на вмятину на левом. В голове у меня что-то потухло. Я сам себя не узнавал. Будто мною кто-то руководил.
– Заходи, Марша, – сказал я. – Рад тебя видеть. У меня есть для тебя кое-что.
Она вошла. Я сел на единственный приличный стул и скинул ботинки, не обратив внимания на громкий крик в голове: «Эд! Не поступай со мной так!..»
Поднявшись, я протянул их Марше.
– Что это? – спросила она.
– Ботинки для благотворительного базара, – сказал я. – Извини, у меня нет бумаги, чтобы завернуть их.
– Но что я буду делать с…
– Марша, это особые ботинки, компьютеризированные. Отдай их кому-нибудь из нуждающихся, пусть поносит. Человек просто возродится. Выбери кого-нибудь послабовольнее. Увидишь, что с ним произойдет!
Она посмотрела на ботинки.
– Мелкий дефект. Абсолютно уверен, что бывший владелец сам это сделал, – сказал я. – Парня звали Карлтон Джонсон. Не мог вынести того, что компьютер лезет ему в голову, сгоряча стукнул ботинком об стену, а потом отдал в магазин «Добрая воля». Марша, поверь, эти ботинки должны найти своего хозяина. Карлтон Джонсон оказался не тем человеком, да и я тоже. Но кто-нибудь станет целовать землю, по которой ты идешь, только за то, что получил их от тебя.
И с этими словами я стал выпроваживать ее.
– Когда ты позвонишь? – спросила она.
– Не волнуйся, позвоню, – ответил я, упиваясь самой дерзкой ложью, на которую сподобился, за всю свою презренную жизнь.
Увидеть Венецию в 2179-м
Когда К. собирался в Венецию, добрые друзья настоятельно советовали ему соблюдать осторожность. При его-то слабом здоровье пускаться в этакую авантюру? Тут тебе и утомительная дорога, и хлопотное обустройство в иностранных гостиницах, и постоянный соблазн усилить восприимчивость мозга, дабы получить ярчайшие впечатления от вояжа…
С учетом всего этого не лучше ли воздержаться от поездки в Венецию? Не лучше ли остаться в Бруклине, где в любой момент можно получить медицинскую помощь высочайшего качества? Если отказаться от нелепой затеи, угроза здоровью будет сведена практически к нулю.
Да и был ведь уже К. в Венеции, много
К. вежливо поблагодарил Гулда, но решительно заявил, что в Венецию отправится его собственное бренное тело. Вполне возможно, это будет последняя поездка в жизни, но ему хочется обновить свои собственные воспоминания. Раз уж есть шанс увидеть воочию любимый город, К. воспользуется им. В последнее время здоровье резко пошло на убыль, и неизвестно, сколько осталось жить, – значит тем более надо поторопиться.
Приняв решение, К. безотлагательно вылетел из Нью-Йорка и приземлился в аэропорту Марко Поло. И вот его везет по Гранд-каналу вапоретто, речной трамвай, и память готова вместить все впечатления этого вояжа, чтобы потом снова и снова воспроизводить их в квартирке на Стоун-стрит.
Но суждено ли ему вернуться в Бруклин? Сомнительно, как бы ни пытался он уверить себя в благополучном исходе. А впрочем, разве это важно? Пережитое нужно не только для того, чтобы его вспоминать. Ради чего он сейчас будоражит, стимулирует, усиливает память? Толь ко для того, чтобы подобраться к чему-то очень и очень важному, но безымянному и трудноуловимому. И это совершенно нормально, поскольку смысл жизни – не приз, который можно выиграть в тире.
Был август 2179 года. Никогда еще человеку не жилось так хорошо. В прошлом остались крупные войны, а локальные конфликты теперь быстро и справедливо улаживались международными трибуналами, которым оказывало поддержку большинство наций. Рождаемость держалась на приемлемом уровне. Удалось покончить с растратой мировых ресурсов и даже повернуть вспять процесс техногенного умерщвления планеты. Исчез парниковый эффект. Виды животных и растений, находившиеся на грани исчезновения, восстанавливали свою популяцию. Уплотнился озоновый слой. В океанах вовсю плодился и размножался планктон, а вместе с ним и рыба. По расширившимся заповедникам и национальным паркам Америки бродили огромные стада бизонов. Увеличилась до необходимой численность волков. Белоголовый орлан больше не боялся химических отходов. Инженеры придумали замену гидроэлектростанциям, и теперь осетры беспрепятственно добирались до своих нерестилищ. И этот список можно продолжать и продолжать.
Медицина тоже радовала успехами. Почти искоренен СПИД, а другие бациллы с вирусами и вовсе ушли в историю. Достигнут огромный прогресс в изучении психологии. Благодаря тончайшим технологиям человек теперь может контролировать собственный разум. Его учат усиливать и ослаблять чувства в зависимости от ситуаций, даже гасить их почти полностью, например, когда приходится долго ждать.
Триумф проекта «Геном человека», пусть и запоздалый, дал толчок исследованиям в области продления жизни. Человек теперь живет дольше, чем прежде, и сохранять здоровье ему проще. Но все же он остается смертным. Как ни длинна жизнь, как ни интересна, но обязательно придет день, когда ты поймешь: все, песенка спета.