Лавкрафт
Шрифт:
Он утратил иллюзии относительно своих любимых сред — Древнего Рима, георгианской Англии и колониальной Америки: «Я понимаю, что римляне были в высшей степени прозаичным народом, верным всем практичным и утилитарным принципам, которые я так ненавижу, и не обладавшим ни гениями, подобным древнегреческим, ни очарованием северных варваров».
«За исключением некоторых избранных кругов, я, без всякого сомнения, нашел бы свой восемнадцатый век невыносимо грубым, ортодоксальным, надменным, ограниченным и искусственным… То, на что я оглядываюсь с ностальгией, — это мир грез, придуманный мною в возрасте четырех лет по картинкам из книг и георгианским улочкам на холмах Старого Провиденса» [498] .
498
Письмо
История Дартмутского колледжа [499] , которую он редактировал, изменила «мое представление о жизни восемнадцатого века в Коннектикутской долине: люди там были, несомненно, грубее и более фанатичны в религиозном плане — даже вплоть до периода Войны за независимость, — нежели я полагал прежде».
Чувство ускользающего времени угнетало его: «Недавно меня ужаснула нехватка времени относительно дел, которые мне необходимо выполнить: годы бегут, а в моей программе так ничего и не достигнуто, — поэтому я пытаюсь разработать принципы сбережения, которые выжмут из меня еще немного старческих продуктов» [500] .
499
Дартмутский колледж — престижный и влиятельный частный колледж в Хановере, штат Нью-Хэмпшир, фактически университет; преобразован в 1769 г. из Миссионерской школы Мура для индейцев. (Примеч. перев.)
500
Письмо Г. Ф. Лавкрафта Дж. В. Ши, 13 октября 1931 г.; А. У. Дерлету, 31 января 1931 г.
Однако он никогда не экономил времени на письмах или некоммерческих излияниях вроде путевых заметок о Квебеке. Он также восхвалял праздность, оправдывал леность и безделье. Одобрять бездеятельность и затем выражать недовольство, что дела до сих пор не сделаны, — это случай пирога, который два раза не съешь.
Сожаления об упущенных возможностях наполнились горечью. Он жалел, что не учился в колледже: «Я знаю, что был бы безмерно богаче — менее неловким, застенчивым и более приспособленным к жизни, — позволь мне здоровье в юности пройти традиционный курс обучения, сопровождающийся общественной деятельностью».
Он жалел, что не работал над своим телосложением. Дерлет, напоминавший белокурую гориллу, намекнул, что предпочел бы выглядеть утонченным эстетом. Лавкрафт ответил: «Черта с два, я хотел бы действительно выглядеть как человек, который, возможно, в дни своего давно минувшего расцвета играл в футбол!» [501] Он оценивал себя следующим образом: «Все те „страдания“, что я перенес, в значительной степени выражаются в форме безрадостного падения — за исключением устремлений, — общего чувства тщетности во вселенной и постоянного ухудшения в плане земных успехов».
501
Письмо Г. Ф. Лавкрафта Дж. В. Ши, 9 декабря 1931 г.; А. У. Дерлету, 20 ноября 1931 г.
«…Мне необходим коммерческий агент — или если бы только мой хлам был достаточно существенным, чтобы быть весомым товаром. Нехватка хоть какой-либо практической расчетливости у меня такова, что можно предположить лишь отсутствие или раннее удаление определенной группы клеток из моего старческого серого вещества мозга!» [502]
Соня могла бы сделать из него превосходного агента — но он ее прогнал.
Мы можем приблизительно оценить доходы и расходы Лавкрафта за этот период по информации, разбросанной в его письмах. С пределом погрешности примерно в 150 долларов, я полагаю, что он тратил за год в среднем около 1470 долларов [503] .
502
Письмо
А. У. Дерлету, 17 февраля 1931 г.
503
Обобщенная оценка следующая:
Питание и прочее, дома $700
Арендная плата $240
Путешествия (включая питание) $300
Почтовые расходы $150
Книги и журналы $50
Одежда $25
Стоматологические и медицинские расходы $5
Итого $1470
Низкие расходы на одежду объясняются тем, что друзья подарили Лавкрафту по крайней мере два костюма, что же до расходов на медицину, то он посещал врача и дантиста лишь раз в несколько лет.
По моим оценкам, оригинальным сочинительством Лавкрафт зарабатывал около трехсот долларов в год. Сюда входят деньги, полученные от Фарнсуорта Райта, обычно платившего ему за оригинальные работы полтора цента за слово, его доля за «Чрез врата Серебряного Ключа» и 595 долларов за два рассказа, проданные журналу «Эстаундинг Сториз» («Удивительные истории»). Я полагаю, что он получил по пять долларов за каждое из пяти стихотворений, проданных Райту, и в общей сложности пятьдесят долларов за публикации в нескольких антологиях.
Остаются еще два источника дохода: проценты и амортизация закладной на каменоломню и его заработок с «призрачного авторства». Что касается закладной, доподлинно нам известно лишь то, что на момент смерти Лавкрафта его вложенный капитал составлял пятьсот долларов. В начале двадцатых годов капитал был около двенадцати или тринадцати тысяч, но Лавкрафт, несомненно, тратил его не стесняясь. Нам не известно, когда и насколько быстро он истощился, за исключением замечания Лавкрафта в 1927 году о «шансе потерять свою скромную тысячу, если бы мне пришлось когда-нибудь лишить его права пользования» [504] .
504
Письмо Г. Ф. Лавкрафта Э. X. Прайсу, 19 июня 1935 г.; Дж. Ф. Мортону, 19 мая 1927 г.
Судя по всему, его ежегодный дефицит, который он покрывал из капитала, был много больше в начале двадцатых годов, когда он был более беззаботным транжирой, а его доходы незначительными, нежели в тридцатых, когда он освоил множество уловок по экономии и упрочился, хотя и не совсем надежно, как писатель и корректор. Если допустить, что его капитал составлял тысячу долларов в 1931 году и пятьсот в 1936–м, то его ежегодный дефицит должен был составлять сто долларов. Если это действительно так, то в тридцатых годах его ежегодный доход от закладных — при шести процентах в качестве ставки — должен был в среднем составлять около сорока пяти долларов.
Самое большое неизвестное — доходы Лавкрафта от «призрачного авторства». Несомненно, они не компенсировали разницы между его расходами, с одной стороны, и его доходом с закладных и оригинального сочинительства, с другой. Если его доход с оригинального сочинительства и процентов с капитала равнялся тремстам сорока пяти долларам, то между доходом и расходом остается разрыв в 1125 долларов, который должен быть восполнен переработкой и чеками с капитала. Если дефицит Лавкрафта составлял около ста долларов в год, то с переработки он должен был получать примерно 1025 долларов. Для полной реалистичности положим, что «призрачное авторство» приносило ему от девятисот до тысячи двухсот долларов.
Хотя это и весьма грубая оценка, она согласуется с тем, что известно о Лавкрафте. Даже если его капитал к моменту смерти практически и истощился, реальный голод ему не грозил, поскольку его всегда могла поддержать тетушка. Энни Гэмвелл умерла в 1941 году, оставив немногим более десяти тысяч наличными и в ценных бумагах. Переживи ее Лавкрафт, он унаследовал бы эти деньги и протянул бы еще многие годы.
Одним из новых друзей Лавкрафта стал его коллега-фантаст, его преподобие доктор Генри Сент-Клер Вайтхэд (1882–1932). Вайтхэд был епископальным священником в Данедине, штат Флорида, пастором церкви Доброго Пастыря. Холостяк средних лет, атлетического сложения, но со склонностью к язвам, он жил со своим стариком-отцом и активно работал в местных организациях мальчиков.