Лайла
Шрифт:
На пирсе он убедился, что шнур подключен. Он подошел к распределительному щитку, вынул штепсель и вставил щуп вольтметра. Тока нет.
Не так уж и хорошо, подумалось ему, стоять тут босиком на мокрых досках и проверять сеть на 120 вольт. Он открыл крышку сбоку стойки и обнаружил рубильник, который, конечно же, был выключен. Всегда так делают. Когда он включил рубильник, вольтметр показал 114 вольт.
На судне лампа тоже горит. Он достал спирту и разжег огонь в печке.
И всё-таки почту читать расхотелось. Это требовало особой концентрации. Получая сотни писем от почитателей, в которых говорилось почти одно и то же, становилось все трудней и трудней читать их. Всё та же проблема знаменитости, а сегодня ему больше не хочется вдаваться в неё.
Но есть ведь ещё книги, что он купил. Можно полистать их. Одно из неудобств в такой плывучей жизни состоит в том, что нельзя пользоваться публичными библиотеками. Но в одном из книжных магазинов он нашёл биографию Уильяма Джеймса в двух томах, и она ему пригодится на время. Нет ничего лучше старой доброй "философологии", если хочешь уснуть. Он вынул верхний том из холщовой сумки, забрался в спальный мешок и некоторое время разглядывал обложку книги.
26
Ему нравилось слово "философология". Оно очень точно подходит. Оно звучит заурядно, неуклюже, пресно, но довольно точно подходит к рассматриваемой теме, и он пользуется им уже некоторое время. Философология так же соотносится с философией, как музыковедение с музыкой, как история искусств или понимание искусства к самому искусству, как литературная критика к писательскому творчеству. Это производная, вторичная область, иногда паразитирующая поросль, которая тешит себя мыслью, что влияет на хозяина посредством анализа и осмысления его поведения.
Литературные критики иногда тревожатся по поводу той ненависти, которую к ним питают писатели творцы. Этой язвительности также не понимают историки искусств.
Он полагал, что то же самое происходит и с музыковедами, но он недостаточно хорошо знаком с ними. У философологов такой проблемы не возникает, ибо философы, которые могли бы их осуждать, и не существуют как класс. Их просто нет. Есть только философологи, называющие себя философами, вот и всё.
Можете представить себе гротеск положения, когда историк искусств водит студентов в музеи, заставляет их писать работы по историческим или техническим аспектам того, что они там видят, и несколько лет спустя им присваивают степени, гласящие, что они законченные художники. А ведь они ни разу не держали в руках ни кисти, ни палитры, ни резца. Всё, что они знают - это лишь история искусств.
И как ни парадоксально, именно это и происходит с философологией, называющей себя философией. От студентов и не ждут философствования. Преподаватели вряд ли сумели бы что-либо сказать, если бы это было так. Возможно, они сравнили бы писания студента с трудами Милла или Канта или кого-либо ещё в этом роде, посчитали бы работу студента гораздо слабее их, и посоветовали бы ему забыть о ней. Еще студентом Федра предупреждали, что его быстро "укоротят", если он будет слишком привержен каким-либо собственным философским идеям.
Литературоведение, музыковедение, история искусств и философология потому и процветают в академических институтах, что преподавать их легко. Просто снимаешь ксерокопию того, что говорил когда-то какой-то философ, заставляешь студентов обсуждать это, а в конце семестра ставишь им "неуд", если они забыли об этом.
Практическую живопись, сочинение музыки и писательское творчество преподавать практически невозможно, и поэтому они едва маячат на пороге академических врат.
А философия вообще не попадает туда. У философологов часто возникает интерес к творческой философии, но они подавляют его, как подавляют в себе позывы к творческому писательству литературоведы. За редкими исключениями они не считают сферой своей деятельности творческую философию.
Как автор, Федр откладывал философологию в сторону, отчасти потому, что она не нравилась ему, отчасти потому, что не хотел ставить философологскую телегу перед лошадью. Философологи же не только ставят телегу впереди, но обычно вообще забывают о лошади. Они говорят, что сначала надо прочитать всё, что говорили великие философы в истории, и только затем следует решать, что же ты хочешь сказать сам. Загвоздка здесь в том, что когда прочтёшь труды всех великих философов, тебе будет как минимум лет двести. Вторая загвоздка в том, что великие философы пишут очень убедительно, и если читать их с открытым сердцем, то можно увлечься их мыслями и упустить из виду то, о чем они не говорят.
Федр же, напротив, иногда забывал о телеге, а восхищался лошадью. Он считал, что лучше всего исследовать содержимое различных философических телег, предварительно составив своё собственное представление о чем-либо, а затем выяснять, согласны ли с этим великие философы. А таковые всегда где-либо отыщутся. И читать их будет гораздо интереснее, так как можно будет радоваться тому, что совпадает, осуждать их противников, а когда выяснится, как противники нападают на них, то можно покумекать и самому и с неподдельным интересом поискать истину.
При таком раскладе можно подходить, скажем, к Уильяму Джемсу в отличие от обычного философолога совершенно иначе. А поскольку ты сам уже творчески поразмыслил ещё до знакомства с Джемсом, то уже не следуешь ему слепо. При этом возникают всевозможные свежие новые идеи при сопоставлении того, о чем толкует он, и того, о чем ты уже составил себе мнение. При этом ты не связан тупиками его мыслей и всегда можешь найти обходной путь. Так оно и было в результате того, что Федр уже прочёл. У него складывалось определённое мнение, что философия Джемса неполна, и что Метафизика Качества могла бы весьма её дополнить. Обычный философолог стал бы негодовать, если кто-то пытается поправить великого гарвардского философа, а сам Джемс, судя по тому, что Федр уже прочел, весьма обрадовался бы таким попыткам. Ведь он был, в конце концов, философом.
Во всяком случае, причина, по которой Федр покупал эти книги, была в том, что ему надо было усилить свои позиции, прежде чем защищать Метафизику качества от нападок. До сих пор он в значительной степени игнорировал философологов, а те отвечали ему тем же. Но с этой следующей книгой вряд ли ему так повезёт, ибо метафизику любой и каждый может разодрать в пух и прах. По крайней мере, некоторые из них начнут грызть и кусать его в испытанных традициях литературных критиков, музыковедов и историков искусств, и ему надо быть готовым к этому.
В обзоре на его книгу, напечатанном в "Гарвард Эдюкейшнл Ревью", сказано, что его идея об истине такая же, как и у Джемса. "Лондон Таймс" сообщила, что он последователь Аристотеля. "Сайколоджи Тудей" объявил, что он последователь Гегеля. Если все они правы, то он добился замечательного синтеза. Но сравнение с Джемсом интересовало его больше всего, так как там вроде бы можно кое-что почерпнуть.
И в плане философологии это хорошая новость. Джемса обычно представляют как очень солидного американского философа главного направления, а первую книгу Федра частенько характеризовали как "культовую". У него сложилось впечатление, что те, кто использует этот термин, хотели бы, чтобы книга была культовой и таковой оставалась, ибо она приходила в противоречие с некоторым их собственным философологическим культом. Но если философологи готовы принять мысль о том, что Метафизика Качества - отросток трудов Джемса, тогда обвинение в "культовости"