Лазарус
Шрифт:
— Уверен, что, черт возьми, была. С криками и швырянием дерьмом в придачу.
— Лазарус, я не имела в виду…
— Я все еще здесь.
— Что? — мои брови сошлись вместе, совершенно не понимая, что это значит.
— Мы поссорились. Ты визжала, вопила и кидалась в меня дерьмом. И я все еще здесь.
О.
Итак, он уловил мой страх перед ссорами с ним.
Неудивительно, учитывая, что он, казалось, улавливал каждую чертову вещь.
— Ты должна иногда ворчать на меня.
— Я почти уверена, что ни одному парню не нравится, когда с ним ссорится
— Конечно, нравится. Знаешь почему?
— Почему?
— Потому что это доказывает, что ты чувствуешь себя с ним в безопасности.
Ох.
На самом деле в этом было много смысла, и я почти почувствовала себя виноватой за то, что провела последние несколько месяцев, не споря о том, чего я хотела или не хотела.
— И, — добавил он, его ухмылка превратилась в злую, — есть еще примирительный секс.
— Ох, правда? — спросила я, мои собственные губы подергивались в течение долгой минуты, прежде чем улыбка вырвалась на свободу.
— Ммм. Нам, наверное, следует заняться им, ты так не думаешь?
И я думала.
Так мы и сделали.
И это было так горячо, на сколько это вообще можно было представить.
Лазарус, 1 год спустя
— Это дерьмовая дыра.
Изрек Паган.
Очевидно, у него было очень твердое мнение о доме, который я только что купил.
Конечно, он был не совсем красивым. Но это определенно был шаг вперед по сравнению с моей старой квартирой.
Дело в том, что я провел там не так уж много времени. Во-первых, потому, что в комплексе было легче находиться. Во-вторых, та фирма, о которой предупреждала меня Джейни, наконец-то заработала в полную силу, что принесло с собой гораздо больше трафика, несколько сомнительных клиентов и чрезмерно параноидальную слежку, которая заставляла меня нервничать, хотя я ни хрена не сделал неправильно.
Пришло время двигаться.
Кроме того, нам с Бетани нужно было собственное пространство.
Моя квартира и комната в комплексе, в то время как она поселилась в обеих, определенно все еще были в некотором роде моими.
Нам нужно было новое место, над которым мы могли бы работать вместе, строить будущее. Вот почему место, которое я выбрал, находилось на той же улице, что и у Репо и Мейз, на расстоянии одной улицы от комплекса, и было идеальным домом для начинающих с тремя спальнями и двумя ванными комнатами, а также достаточным двором для детей или собаки, но не настолько, чтобы за ним было по-настоящему тяжело ухаживать.
Дом был старым.
И старомодным.
И, может быть, немного дерьмовым.
— Это не дорогой вариант требующий ремонта, — поправил я.
На это он пожал плечами. — Он потребует чертовски много работы.
— Никогда не боялся засучить рукава и приняться за работу, чувак. Я вижу здесь большие перспективы.
Бетани, 2 года спустя
Паган однажды сказал мне, что, когда Лазарус показал ему наш дом, еще до того, как я узнала о его существовании, до того,
Нет.
Это был бы не мой Лазарус.
Вместо этого он сказал, что не боится тяжелой работы и что он видит потенциал.
Это пришло мне в голову тогда, как будто она сказала это мне в то самое утро.
«Найди мужчину, который возьмет полуразрушенный фасад, сказала мне моя мама в одну из тех ночей, когда ее тело подводило ее, когда ей было трудно дышать, не говоря уже о том, чтобы говорить, а не парня, который возьмет совершенно идеальный фасад. Парень, который видит потенциал и готов засучить рукава, приступить к работе и сделать ее как можно лучше, которому понравится открывать все скрытые драгоценные камни, спрятанные внутри, всю историю, все слои, вот с таким мужчиной жить; не с парнем, который видит только красивое, совершенное. Потому что однажды этой красивой и совершенной девушке понадобится работа. И он не захочет этого делать. Он просто перейдет к более новому и красивому».
Я думаю, что я напугала Пагана до чертиков, когда гигантский, неконтролируемый, громкий, как ад, всхлип вырвался у меня, и я бросилась в его объятия и разрыдалась на его футболке.
— Черт возьми, хорошо, — сказал он, звуча потерянно, когда его руки неловко обхватили меня на секунду, прежде чем он расслабился и просто позволил мне разобраться с осознанием того, что абсолютно, положительно, на сто процентов наверняка было знамением.
Моя мать сказала эти слова много лет назад.
И Лазарус почти повторил их мне в ответ.
Я никогда не рассказывала ему эту историю.
Это было мое. Мое идеальное воспоминание о моей матери, которым я просто не хотела делиться. Я хотела эгоистично держаться за него.
Как он говорил об этом?
Как будто мне это все было нужно.
Но это определенно было знамение.
Это было таким же верным признаком его правоты, как тот факт, что он сидел рядом со мной два раза в неделю в течение двух лет на собраниях, как то, что он сказал мне, что я могу это сделать, когда я впервые встала и рассказала свою историю, как то, что он опустился на одно колено посреди барбекю с Приспешниками, устроив до неловкости идеальную сцену перед всеми нашими близкими, и попросил меня посвятить ему остаток моей жизни.
Я никогда раньше даже намека не знала о тех чувствах, которые испытывала к нему.
Это было ново, и страшно, и странно, и замечательно, и прекрасно, и это был наилучший возможный исход, которого я никогда не могла предвидеть.
— Я не знаю. Думаю, зеленый мне понравился больше.
Это вывело меня из задумчивости, после того как я пару долгих минут смотрела в окно маленькой спальни. Я делала это гораздо чаще, чем когда-либо прежде — запоминая, планируя будущее.
Раньше мое прошлое было полно печали и боли.