Лазоревый день. Книга первая
Шрифт:
— Там полно таких. А рыб не видела. Дад, может, здесь пока нет рыб? Вообще нет хордовых?
— Ага.
Давид тоскливо посмотрел на берег. Тело, отвыкшее от физических нагрузок, начало уставать. Кажется, Орелик догадалась. Предложила:
— Поплыли назад.
Весь обратный путь она держалась рядом, хоть могла играючи обогнать. Только когда ноги достали до дна, рванула вперёд и, выскочив на берег, побежала к шлюпке.
Пока Давид выходил из воды и подбирал одежду, Русана успела вытащить из кабины оставшиеся тубы с рационом и плюхнулась на песок у брюха
— Теперь можно и позавтракать. Или поужинать, если придерживаться местного времени. Так, что у нас тут осталось?Бифштекс с картофельным пюре — тебе. Паштет печёночный — мой. Крабовый соус — это тебе, мужчинам полезно. Сгущённое молоко — мне. Мармелад яблочно-айвовый. — Она комично шмыгнула носом и с сожалением положила последнюю тубу на песок. — Тоже твой. Всё, приступим к трапезе.
Давид недоуменно разглядывал свою порцию.
— Несправедливо. Возьми мармелад или соус. Тебе нужно больше калорий, у тебя…
— Не спорь! Я же знаю, как ты последнюю неделю тайком на себе экономил. Так что это — твоя доля. Но я, так и быть, помогу её добить.
И показывая, что препирательства неуместны, сорвала шляпку-предохранитель с паштета, сунула тубу в рот, медленно выдавливая содержимое. Выглядело это… К Давиду тут же вернулось понимание, что он стоит в метре от женщины абсолютно голый. И следом — смущение. Он быстро поднял трико.
— Руся, наверное, нам стоит одеться перед тем, как ужинать?
Орелик удивлённо посмотрела на него.
— Зачем? Тебя чья нагота стесняет, моя или своя собственная?
Она столь откровенно уставилась на его пах, что Давид смутился ещё сильнее. И одновременно почувствовал усиливающееся напряжение внизу живота. Конечно, со стороны это тоже было заметно. Русана улыбнулась уголками губ, пожала плечами. Позволила милостиво:
— Если собственная — одевайся, а мне так приятнее. Осточертела эта тряпка.
Понимая, что выглядит идиотом, Ароян натянул трико. Ткань из биоинертного пластика привычно облегла кожу и успокоила. Щёки продолжали предательски гореть, но Давид решил не обращать на это внимания, сосредоточился на еде.
Расправившись с паштетом, Орелик взялась за вторую тубу. Сгущёнку она смаковала неторопливо, растягивала удовольствие. Давид исподтишка разглядывал её. Выглядела кибернетик забавно: огненный ёжик коротко стриженых волос, блаженная улыбка, зажмуренные глаза, вымазанные в белую массу губы.
— Тебя не Русаной нужно было назвать, а Огнёвой, — произнёс он, сам не зная, почему.
Девушка приоткрыла правый глаз, хитро посмотрела на него.
— Ещё один попался. Решил, что Русана — от русая? Фигушки! Это меня дед так назвал, глава нашей династии космофлотцев. У нас вся родня «летучая», ты не знал? Отец, мама, дядя, брат. А дед — глава. Командир Леонид Кучеренко, тридцать с гаком лет в косморазведке. Он и назвал меня в память о своём корабле. «Владимир Русанов», слышал о таком?
— «Русанов»? Исследование Дзёдо, экспедиция на Сентябрь? Конечно, слышал. Так ты внучка Кучеренко?
— Ага. Хорошо дед полетал. Первая экспедиция пилотом — бац, Дзёдо[1]. Первая экспедиция командиром — бац, Сентябрь[2]! Ко всему, дважды в экипаже Пристинской[3] сходить успел.
— Той самой, Снежной Королевы? Которая на Горгоне…
— Той самой. Внучке повезло меньше, как видишь.
Замолчала, сосредоточенно рассматривая кодировку на полупустой тубе. Несколько минут они сидели молча, дожёвывали ужин. Наконец Давид осторожно заметил:
— Мы тоже хорошую планету открыли. И тайн на ней может оказаться не меньше, чем на Дзёдо и Сентябре.
— Ага, открыли, — кивнула девушка. — Мы открыли, мы и закроем.
Она решительно выдавила в рот остаток сгущёнки, забросила опустевшую тубу в кабину.
— Хватит о грустном! Ты чего так медленно ешь? — Но едва Давид протянул соус, возмущённо покачала головой: — Э, нет! Это особенно полезное мужчинам блюдо.
— Почему именно мужчинам?
— Потому. — Орелик подхватила лежащий на песке мармелад: — Ешь скорее, а то передумаю, без сладкого оставлю.
Без сладкого Давид не остался. Наоборот, «поделиться» практически не получилось. Хоть и доказывал, что от айвового привкуса у него вяжет во рту, Русана вынудила опорожнить почти всю тубу, оставив себе «капельку напоследок».
Когда с ужином было покончено, девушка вдруг предложила:
— Давай сбегаем к лесу, пока не стемнело.
Медленное солнце Виталины ещё не коснулось синей глади океана, до наступления сумерек времени было навалом. К тому же зачем бегать, когда шлюпка — вот она? Но Орелик возражения отмела:
— Я по песку пробежаться хочу. Это же здорово, Дад!
В чём прелесть такой беготни, Ароян не понимал. Но времени спорить девушка ему не оставила. Грациозно, будто танцуя, заскользила к темнеющей вдалеке полосе. Бежала не торопясь, то и дело оглядывалась на спутника, заливаясь непонятным смехом. Казалось, догнать её будет не сложно, но стоило Давиду чуть припустить, ноги Орелик начали двигаться быстрее, так что дистанция вновь увеличивалось. Трижды спина её оказывалась почти на расстоянии вытянутой руки, и каждый раз не хватало сноровки схватить. А когда он, смирившись и несколько запыхавшись, решил перейти на шаг, Русана остановилась сама, обернулась навстречу.
— Знаешь, чего ещё хочется напоследок?
— Чего?
Вместо ответа Орелик звонко захохотала и, внезапно схватив его за локти, повалилась спиной на песок, опрокидывая на себя. Это было так неожиданно, что Давид не устоял на ногах, плюхнулся сверху на девушку. Дёрнулся назад, испугавшись, что придавил, причинил боль. Но Русана не отпустила, крепко обхватила за плечи. Её лицо было рядом, в зелёных глазах горели огоньки.
— Я хочу секса. Не сопротивляйся, Дад. Один раз.
Он не сопротивлялся, позволил наклонить свою голову. Губы и язык Руси были сладкие от сгущёнки и мармелада, а кожа пахла морем и… Должно быть, это запах женского тела? Давид попытался вспомнить, когда последний раз целовался в реале. Давно, до Космофлота, до Академии. Те юношеские впечатления успели утонуть под слоями психожизней.