Лазоревый грех
Шрифт:
— Можете сказать Белль Морт, что от ее подарка я получил именно то, чего она хотела.
— А именно?
— Мне напомнили, каким я был и каким я стал.
Я встала. Дамиан все еще не отпускал моих плеч. Жан-Клод поднялся грациозно, как марионетка, вздернутая невидимыми нитями. Мне никогда не быть такой изящной, но сегодня это не важно.
Мюзетт обернулась к Жан-Клоду:
— Мы принесли дары тебе, Жан-Клод, и Ашеру. Мы ждем гостевых даров для себя.
Он ответил голосом таким пустым и бесцветным, будто заговорила
— Я тебе говорил, Мюзетт, наши дары будут готовы только через несколько недель.
— Я уверена, что вы можете найти замену. — Она уставилась на меня.
Я обрела голос, и не бесцветный.
— Как смеешь ты, приехав на месяц раньше срока, зная, что мы не готовы, предъявлять нам требования? — Дамиан вцепился мне в плечи чуть ли не отчаянно, но это я еще была вежлива. — Твоя грубость не может служить поводом заставить нас делать то, чего мы делать не хотим.
Руки Дамиана скользнули по моим плечам, он прижал меня к себе. Я не сопротивлялась, потому что, не будь его здесь, я бы ее, наверное, ударила или застрелила. Чертовски, кстати, соблазнительная идея.
Жан-Клод попытался пролить масло на воды, но Мюзетт жестом остановила его:
— Пусть говорит твоя слуга, если ей есть что сказать.
Я распахнула рот, чтобы назвать ее сволочной стервой, но сказала совсем иное.
— Неужели ты думаешь, что дары, достойные такой красоты, можно подготовить в спешке? Неужели ты взяла бы какую-то жалкую замену вместо того великолепия, что мы подготовили?
Я замолчала. Все мужчины смотрели на меня, кроме Дамиана, который просто меня обнял.
— Чревовещание, — произнес Джейсон, стоящий по другую сторону Жан-Клода. — Другого объяснения у меня нет.
— Действительно, чудо, — кивнул Жан-Клод. Потом он повернулся к Мюзетт. — Все, кроме одного, бледнеют перед твоей красотой, Мюзетт. Как я могу предложить что-то меньше, нежели прекрасное, не оскорбив твоей красоты?
Она снова посмотрела на меня:
— Разве ее красота не равна моей?
Я расхохоталась. Руки Дамиана обхватили меня так сильно, что мне пришлось похлопать по руке, чтобы он дал мне дышать.
— Не волнуйся, я могу сама разобраться. — Вряд ли мне кто-нибудь поверил, но это было правдой. — Мюзетт, я знаю, что я симпатюшка, признаю, но если учесть эту неземной красоты троицу, я — не самая красивая на нашей стороне.
— Троицу, — повторил Джейсон. — И почему я думаю, что меня в нее не включили?
— Прости, Джейсон, но ты вроде меня. С виду мы вполне ничего, но по сравнению с этими тремя — просто по классу не дотягиваем.
— В число трех красавцев ты включаешь Ашера? — спросила Мюзетт.
Я кивнула:
— Если составлять список красавцев в присутствии Ашера, ему там место всегда гарантировано.
— Когда-то так и было, но уже несколько сотен лет не так.
— Не согласна, — возразила я.
— Ты лжешь.
Я посмотрела на нее с удивлением:
— Ты — мастер вампиров. Разве ты не можешь отличить правду от лжи? Разве не ощущаешь этого по моим словам, по запаху кожи?
Я смотрела ей в лицо, в эти красивые, хоть и пугающие глаза. Она не могла сказать, лгу я или нет. Только однажды я видела мастера вампиров, которая не могла отличить правду от лжи: она так вдохновенно лгала самой себе, что правда ей сильно мешала бы. Значит, Мюзетт слепа к правде, и мы можем ей лгать. Что ж, это открывает некоторые возможности.
Она нахмурилась в мою сторону и отмахнулась от темы ухоженной рукой:
— Хватит об этом.
Ей хватило ума понять, что она проигрывает этот момент спора, но не хватило, чтобы понять почему. И она перешла на другую тему, где, как она думала, победа ей гарантирована.
— Даже изуродованный Ашер прекраснее тебя, Анита.
Настал мой черед недоуменно морщить брови:
— Кажется, я именно это и сказала?
Она снова нахмурилась. Как будто от меня ожидалась определенная реплика, которую я вовремя не подала. Я уходила от сценария представления, а Мюзетт не любила импровизаций — по-видимому.
— И тебе все равно, что мужчина красивее тебя?
— Я давно уже смирилась с тем, что занимаю скромное место в группе.
Она так наморщила брови, что больно стало смотреть:
— Ты — женщина, которую трудно оскорбить.
Я пожала плечами:
— Правда есть правда, Мюзетт. Я нарушила главное девичье правило.
— И какое же?
— Никогда не встречаться с тем, кто красивее тебя.
Это вызвало у нее смех — резкий и короткий.
— Non, non, правило другое — никогда в этом не сознаваться. — Улыбка исчезла. — Но у тебя действительно никаких... трудностей, когда я говорю, что я прекраснее тебя.
— Никаких, — подтвердила я.
На миг она совершенно растерялась, но тут ее слуга-человек тронул ее за плечо. Она вздрогнула, резко, прерывисто вздохнула, будто вспоминая, кто она и где и зачем здесь. Последние искорки смеха исчезли из ее глаз.
— Ты признала, что твоя красота не может соперничать с моей, таким образом, взять у тебя кровь не было бы достойной заменой той побрякушки, что приготовил для меня Жан-Клод. И насчет своего волка ты тоже права. Он очарователен, но не так, как эти трое.
Что-то мне вдруг перестало нравиться, куда она клонит.
— Дамиан каким-то образом принадлежит тебе. Не понимаю, но чувствую. Он твой в том же смысле, в каком Анхелито принадлежит мне, а ты — Жан-Клоду. Жан-Клод как Принц города не может быть донором крови, но Ашер не принадлежит никому. Дайте его мне как гостевой дар.
— Он мой заместитель, мой temoin, — тем же пустым голосом произнес Жан-Клод. — Я не стану легко им делиться.
— Я этой ночью видела кое-кого из других твоих вампиров. У Менг Дье есть подвластный зверь. Она сильнее Ашера, почему не она вторая в твоей иерархии?