Лазоревый грех
Шрифт:
Вздохнув, я пошла по белому гравию дорожки на звук голосов. Проходя мимо копа в мундире, прислонившегося к машине, я кивнула и поздоровалась.
Он кивнул в ответ, не отрывая глаз от юристов страховой компании. Может, ему было велено следить, чтобы они не подходили, или ему просто не понравился размер Рекса и Бальфура. Каждый из них был потяжелее его фунтов на сто. Он для полисмена был слишком субтилен, и еще у него на лице было то выражение, будто он работает недолго и пока не решил, нравится ему эта работа или нет.
А миссис Беннингтон орала на спокойного сотрудника, который загораживал ей путь:
— Эти сволочи ее наняли, и она сделает, что они скажут. Она заставит Гордона соврать, попомните мое слово!
Я вздохнула. Я давно всем объяснила, что мертвые не лгут. Но мне, кажется, поверил только судья да копы. «Фиделис», наверное, считала, что мой гонорар гарантирует им исход, да и миссис Беннингтон, пожалуй, тоже.
Наконец-то она смогла разглядеть меня за широкими плечами копа — на каблуках она была выше его. То есть она была высокой, а он — не очень. Пять футов девять дюймов — максимум.
Она попыталась отпихнуть его с дороги, вопя уже на меня. Он чуть сдвинулся, перегораживая ей путь, но хватать ее руками не стал. Она заколотила по его плечу и наморщила брови — при этом на миг прекратила вопить.
— Уберитесь с моей дороги! — рявкнула она.
— Миссис Беннингтон! — пророкотал его глубокий голос. — Миз Блейк находится здесь по решению суда. Вам придется не мешать ей работать.
У него были короткие седые волосы, на макушке чуть подлиннее. Вряд ли это из-за моды, скорее у него давно не было времени заглянуть в парикмахерскую.
Она снова попыталась протиснуться и на этот раз схватила его руками, будто собиралась сдвинуть с дороги. Он высоким не был, зато был широкоплеч — этакий мускулистый квадрат. Очень быстро до нее дошло, что ей его не отпихнуть, и она попыталась его обойти, все еще настроенная поделиться со мной своими характеристиками и соображениями.
Ему пришлось схватить ее за локоть, чтобы не пустить ко мне. Она замахнулась, и в ясной октябрьской ночи его голос прозвучал отчетливо:
— Если вы меня ударите, я надену на вас наручники и посажу в машину до конца действия.
Она заколебалась, держа занесенную руку, но что-то, наверное, увидела у него в лице, чего не видела я. И это что-то сказало ей, что он так и поступит.
Мне было достаточно его интонации. Я бы сделала то, что он сказал.
Наконец она опустила руку:
— Только тронь меня, и без таблички останешься!
— Нанесение побоев сотруднику полиции считается преступлением, миссис Беннингтон, — проговорил он тем же низким голосом.
Даже при луне было видно удивление на ее лице — будто она до сих пор не понимала, что есть какие-то правила, относящиеся и к ней. А когда поняла, то резко сбросила давление пара. Она позволила своей команде адвокатов в синих костюмах отвести себя чуть подальше от симпатичного сотрудника полиции.
Только я стояла так близко, что услышала:
— Будь она моей женой, я бы тоже застрелился.
Я засмеялась — не смогла удержаться.
Он повернулся, глядя сердитыми глазами. Не знаю, что такое выражалось у меня на лице, но он улыбнулся.
— Считайте, что вам повезло, — сказала я. — Я пару раз видала миссис Беннингтон в деле.
Я протянула руку. Он пожал ее по-деловому — хорошо, энергично.
— Лейтенант Николс. Примите мои соболезнования по поводу необходимости иметь дело с...
— ...этой бешеной сукой, — договорила я. — Вы это хотели сказать?
Он кивнул:
— Именно этими словами. Абстрактно я на стороне вдовы с тремя детьми, которая должна получить свои деньги, — но очень трудно сочувствовать ей персонально, когда с ней знаком.
— Я заметила, — ответила я, улыбаясь.
Он засмеялся и достал пачку сигарет:
— Не возражаете?
— Здесь, на открытом воздухе, — нет. К тому же вы это заслужили, разбираясь с очаровательной миссис Беннингтон.
Он постучал по пачке, выбивая сигарету привычным жестом опытного курильщика.
— Если Гордон Беннингтон встанет из могилы и скажет, что покончил с собой, она взорвется, миз Блейк. Мне не разрешено в нее стрелять, но я не знаю, что еще можно будет сделать.
— Может, ее адвокаты на нее сядут. Я думаю, их здесь достаточно, чтобы ее удержать.
Он сунул сигарету в рот, продолжая говорить.
— От них не будет ни... ни черта толку. Слишком будут трястись за свой гонорар.
— Ни х... толку, лейтенант. Вы эту фразу искали.
Он снова засмеялся, да так, что пришлось сигарету вынуть изо рта.
— Да, именно так. Ни х... толку.
Снова сунув сигарету в рот, он вытащил здоровенную металлическую зажигалку, которых сейчас уже не носят. Полыхнуло оранжевое пламя в сложенных лодочкой ладонях — автоматический жест, потому что ветра не было. Кончик сигареты заалел, и лейтенант захлопнул зажигалку и сунул ее обратно в карман. Потом он вынул сигарету изо рта и выпустил длинную струю дыма.
Я невольно шагнула назад, отклоняясь от нее, но мы были на открытом воздухе, и миссис Беннингтон — это было достаточно, чтобы кого угодно заставить закурить. Или запить?
— А вы не можете позвать людей на подмогу? — спросила я.
— Им тоже не будет разрешено ее застрелить, — ответил Николс.
Я улыбнулась:
— Нет, но они могут встать живой стеной, чтобы она никого больше не стукнула.
— Могу позвать еще одного постового, может, двух, но это и все. У нее связи в самых верхах, потому что у нее есть деньги, а завтра может оказаться еще больше. Но еще она при этом офигенно противная.
Он выпустил изо рта это слово, которое я передаю как «офигенно», с тем же удовольствием, что и дым. Наверное, при убитой горем вдове приходилось выбирать выражения, и это было ему неприятно.