Лазоревый грех
Шрифт:
Когда я решила, что с него хватит, я позвала:
— Гордон Беннингтон!
Он будто не слышал — прижимался ртом к ране, держа мою руку.
Я тихонько постучала его лезвием по голове:
— Мистер Беннингтон, здесь люди ждут, чтобы с вами поговорить.
Не знаю, то ли от слов, то ли от прикосновения клинка, но он поднял глаза и медленно выпустил мою руку. Глаза стали более осмысленными. Так всегда бывает от крови — она возвращает глазам свойственное им выражение.
— Вас зовут Гордон Беннингтон? — спросила я. Все должно было быть по
Он закивал головой.
— Нам нужно, чтобы вы ответили вслух, мистер Беннингтон. Для протокола, — заявил судья.
Гордон Беннингтон смотрел на меня. Я повторила слова судьи, и Беннингтон заговорил:
— Меня зовут... меня звали Гордон Беннингтон.
Есть и хорошая сторона в том, что я стала поднимать мертвых лишь своей собственной кровью: они знают, что мертвы. До того мне приходилось поднимать тех, которые этого не осознавали, и это было очень тяжело — сообщать им, что они мертвы и я прямо сейчас положу их в могилу. Чистый кошмар.
— Что было причиной вашей смерти, мистер Беннингтон? — спросила я.
Он вздохнул, и я услышала, как свистит воздух, потому что правая сторона груди у него была снесена почти начисто. Рану скрывал костюм, но я видела фотографии судебных медиков. И вообще знала, что делает двенадцатый калибр при выстреле почти в упор.
— Огнестрельная рана.
У меня за спиной возникло напряжение — я ощутила его за гулом круга сила.
— Как вы ее получили? — спросила я тихим, успокаивающим голосом.
— Я выстрелил в себя, спускаясь по лестнице в подвал. С одной стороны группы раздался крик триумфа, с другой — нечленораздельный вопль.
— Вы выстрелили в себя намеренно?
— Нет, конечно, нет. Я споткнулся, и ружье выстрелило. Глупость, страшная глупость.
За мной уже все вопили. В основном слышался ор миссис Беннингтон:
— Я ж вам говорила, эта стерва...
Я повернулась и спросила:
— Судья Флетчер, все ли вы слышали?
— Почти все, — ответил он. И, включив свой гулкий голос в режиме форсажа, он крикнул: — Миссис Беннингтон, если бы вы соизволили замолчать на миг и послушать, вы бы услышали: ваш муж сказал, что погиб в результате несчастного случая.
— Гейл! — произнес Гордон Беннингтон дрожащим голосом. — Гейл, ты здесь?
Меньше всего мне нужна была душещипательная сцена на могиле.
— Судья Флетчер, мы закончили? Я могу положить его обратно?
— Нет! — Это было сказано из группы юристов «Фиделис». Конрой шагнул к нам. — У нас есть вопросы к мистеру Беннингтону.
Они стали задавать вопросы. Сперва я должна была их повторять, чтобы Беннингтон мог ответить, но он вскоре освоился и начал отвечать сам. Вид у него лучше не стал — внешне, но он собрался, стал лучше воспринимать окружающее. Заметив среди собравшихся жену, он сказал:
— Гейл, прости меня, мне так жаль! Ты была права насчет ружей. Я с ними неосторожно обращался. Прости, что покинул тебя и детей.
Миссис Беннингтон приблизилась, сопровождаемая адвокатами. Я подумала, что их надо попросить не подпускать ее к могиле, но она сама остановилась за кругом, будто чувствовала его. Иногда удивляться приходится, кому дается этот дар. Но вряд ли она сама поняла, почему остановилась. Да, и конечно, руки она крепко прижимала к себе — не пыталась протянуть их к мужу. Наверное, не хотела знать, какова эта восковая кожа на ощупь. Ее можно понять.
Конрой и его коллеги хотели задавать вопросы и дальше, но судья положил этому конец.
— Гордон Беннингтон ответил на все ваши вопросы достаточно подробно. Пора нам отпустить его... на покой.
Я была согласна. Миссис Беннингтон заливалась слезами, и Гордон бы тоже залился, да только его слезные протоки высохли много недель тому назад.
Я завладела вниманием Гордона Беннингтона:
— Мистер Беннингтон, сейчас я положу вас обратно в могилу.
— А Гейл и дети получат теперь страховку?
Я оглянулась на судью. Он кивнул:
— Да, мистер Беннингтон.
Он улыбнулся — попытался улыбнуться.
— Спасибо. Если так, я готов. — Он оглянулся на жену, все еще стоящую на коленях в траве возле могилы. — Я рад, что выпала возможность попрощаться.
Она мотала головой не переставая, и по лицу ее текли слезы.
— И я, Горди, я тоже рада. Я по тебе скучаю.
— И я по тебе, адская моя кошечка.
Она разразилась рыданиями, спрятав лицо в ладонях. Если бы ее не подхватил один из адвокатов, она бы рухнула на землю.
«Адская моя кошечка» для меня не прозвучало ласковым обращением, но зато доказало, что Гордон Беннингтон свою жену знал. И доказало, что ей всю оставшуюся жизнь будет его недоставать. Перед лицом такого горя я могла ей простить несколько невоспитанных выходок.
Сдавив рану на пальце, я обрадовалась, что смогла выдавить еще крови. Бывало, что приходилось открывать рану заново или делать новую, чтобы положить зомби обратно. Протянув руку, я оставила у него на лбу отпечаток крови.
— Кровью привязываю я тебя к могиле твоей, Гордон Беннингтон. — Я слегка коснулась его острием мачете. — Сталью привязываю я тебя к могиле твоей, Гордон Беннингтон. — Перебросив мачете в левую руку, я взяла коробочку с солью, оставленную внутри круга, и сыпанула солью на Беннингтона. Послышался шорох, как от сухого снега. — Солью привязываю я тебя к могиле твоей, Гордон Беннингтон. Иди и не поднимайся более.
От прикосновения соли глаза его утратили осмысленность, и он лег на землю, снова пустой. Земля поглотила его, будто огромная зверюга передернула шерстью, и он ушел в могилу. Труп Гордона Беннингтона вернулся туда, где ему надлежит быть, и ничем с виду было не отличить эту могилу от других. Ни одна травинка не сместилась. Волшебство.
Мне еще надо было подойти к кругу и снять заклятие. Обычно эта часть работы идет уже без публики. Как только зомби уходит в могилу, все разъезжаются. Но сейчас Конрой из «Фиделис» еще спорил с судьей, который грозил привлечь его за неуважение к суду. А миссис Беннингтон тоже еще не могла идти.