Лазоревый грех
Шрифт:
— Анита, это еще не все. Она... — Он снова стал искать слово. То, что он забывал английский, показывало, насколько он перепуган. — Vaisseau — почему я не помню английского слова?
— Потому что ты расстроен.
— Я напуган, — возразил он. — Да, Белль Морт сделала Мюзетт своим сосудом. Тронуть Мюзетт — значит тронуть Белль.
— В буквальном смысле? — спросила я, сворачивая на Маккензи.
— Non, это скорее этикет, чем магия. Она дала Мюзетт свою печать, — кольцо, являющееся ее регалией, — а это значит, что Мюзетт говорит
— А какая разница, что она это... vaisseau? — спросила я. Мы встали у светофора на Ватсон-стрит, разглядывая «Макдональдс» и банк «Юнион Плантерз».
— Не будь Мюзетт сосудом Белль, мы бы могли наказать ее за преждевременное прибытие и срыв переговоров. Но наказать ее сейчас — то же самое, что наказать Белль Морт, если бы она приехала.
— И что? Почему бы нам и не наказать Белль, если она так бесцеремонно к нам заявится?
Ашер повернулся ко мне, но я не могла посмотреть ему в глаза, потому что наконец-то загорелся зеленый.
— Анита, ты не понимаешь, что говоришь.
— Так объясни мне.
— Белль — наш Sardre de Sang, наш источник. Она — наша кровь. Мы не можем поднять на нее руку.
— Почему?
Он повернулся ко мне полностью, даже отпустив волосы назад. Наверное, он был так потрясен моим вопросом, что забыл закрыть шрамы.
— Так не делают — вот и все.
— Что не делают? Не защищают свою территорию от чужаков?
— Не нападают на свою родоначальницу, на своего Sardre de Sang, на главу своего рода. Просто не делают.
— И снова спрошу: почему? Белль нас оскорбила. А не мы ее. Жан-Клод вел переговоры с доброй волей и доверием. Тут если кто плохой, так Мюзетт. А если она прибыла с благословения Белль, то Белль злоупотребляет своим положением. Считает, будто мы съедим все, что она состряпает.
— Состряпает?
— Все, что она с нами сделает. Она считает, что мы это проглотим и слова поперек не скажем.
— Она права, — ответил Ашер.
Я сдвинула брови, глянула на Ашера, но тут же стала вновь следить за дорогой.
— Но почему? Почему мы не можем любые угрозы или оскорбления воспринимать одинаково?
Он запустил руки в густые волосы, отбросил их с лица. Уличные фонари перекрестили его светом и тенью. Мы снова встали у светофора рядом с другой машиной. Там за рулем сидела женщина, она глянула на нас, потом посмотрела внимательней. Глаза у нее стали круглыми. Ашер не заметил. Я посмотрела на женщину, и она отвернулась, явно смущенная тем, что ее застали за таким неблаговидным занятием — глазеть. Американцев учат не смотреть пристально ни на кого, у кого есть недостатки. Отвернись — и его не будет.
Светофор переключился, и мы поехали. Ашер не заметил. Он показывал свое лицо незнакомцам и не замечал производимого эффекта. Как бы он ни был зол, как бы ни был печален, как бы что бы то ни было, о шрамах он не забывал никогда. Они владели его мыслями, действиями, жизнью. Раз он забыл, значит, ситуация серьезна донельзя, а я пока еще не понимала почему.
— Ашер, не понимаю. Мы защищались, когда сюда явились члены Совета. Мы подняли на них руку, очень старались убить. В чем разница?
Он отпустил волосы, и они легли золотым занавесом. Но не потому, что он был уже не так расстроен, — просто по привычке.
— В тот раз это не была Белль Морт.
— Так какая разница?
— Mon Dieu, ты не понимаешь, что для нас значит, что Белль — наша родоначальница?
— Очевидно, нет. Объясни мне. Мы ведь сейчас едем в «Цирк проклятых»? Времени по дороге хватит.
— Oui.
Он уставился в окно джипа, будто желая зачерпнуть вдохновение от электрических фонарей, стрип-баров и ресторанов быстрой еды. Потом повернулся ко мне.
— Как объяснить тебе то, чего тебе никогда не приходилось понимать? У тебя никогда не было короля или королевы. Ты американка, ты молода, и ты не понимаешь, что такое долг вассала перед сеньором.
Я пожала плечами:
— Наверное, не понимаю.
— Тогда как тебе понять, в чем наш долг перед Белль Морт и какое было бы... предательство поднять на нее руку.
Я мотнула головой:
— Ашер, это все хорошо в теории, но я достаточно имела дело с вампирской политикой, чтобы понять одну вещь: если мы поддадимся, она это оценит как слабость и будет давить и давить, чтобы выяснить, насколько именно мы слабы — или сильны.
— У нас нет войны с Белль Морт, — сказан он.
— Нет, но если она решит, что мы достаточно слабы, войны долго ждать не придется. Я видела, как у вас водится. Крупная вампирская рыба ест мелкую вампирскую рыбу. И мы не можем допустить, чтобы Мюзетт или Белль считали нас мелкой рыбой.
— Анита, ты все еще не поняла? Мы и есть мелкая рыба. По сравнению с Белль Морт мы очень мелкая рыбка.
Глава 5
Мне очень трудно было поверить, что мы — мелкая рыбка. Может быть, не слишком крупная, но это не то же самое, что очень мелкая. Но Ашер был настолько убежден, что спорить я не стала.
Я позвонила по сотовому и оставила сообщения по всему городу насчет преждевременного прибытия Мюзетт. Пусть Ричард на меня злится, но он остается частью нашего триумвирата силы: Ульфрик, Жан-Клод — Принц города, и я — некромант. Ричард — подвластный зверь Жан-Клода, а я — его слуга-человек, нравится нам это или нет. Еще я позвонила Мике — он мой Нимир-Радж и занимается всеми оборотнями, когда у меня другие дела. А другие дела случаются так часто, что помощь мне необходима. Еще Мика мой бойфренд, как и Жан-Клод. Вроде бы никто из них не имеет ничего против, хотя мне от этого как-то неловко. Меня воспитали в убеждении, что девушка не встречается с двумя кавалерами одновременно — по крайней мере всерьез.