Лазутчики
Шрифт:
— О... — протянул Винни и сказал: — Вот дерьмо. Ты испортила для меня весь фильм.
— Когда будешь смотреть его в следующий раз, просто пропускай этот кусок.
— Но какое это имеет отношение...
— Профессор, — перебила его Кора, — так как же вы смогли узнать о тайнике в апартаментах Данаты, несмотря даже на то, что его устроили в тридцать пятом году в пустом по зимнему времени отеле?
Конклин улыбнулся.
— Да, ты действительно моя студентка.
Бэленджер молча ждал ответа.
— Оказалось, что Карлайл вел дневник — не о себе, а о своем отеле и о всех
— Кстати, как он умер? — спросил Бэленджер. — От старости? Или не выдержало сердце?
— Вообще-то, он покончил с собой.
Молодые люди уставились на профессора.
— Покончил с собой? — Бэленджер сделал запись в своем неразлучном блокноте.
— Он разнес себе голову выстрелом из охотничьего ружья.
Слушатели, казалось, забыли о том, что надо дышать.
— Приступ отчаяния из-за болезней? — осведомился Бэленджер.
— Среди изученных мною документов был и отчет о вскрытии трупа, — ответил Конклин. — Благодаря строгому режиму, профилактическим мерам и физическим упражнениям, с помощью которых он старался преодолеть гемофилию, Карлайл отличался изумительным здоровьем для человека девяноста двух лет. Никакой записки он не оставил. Так что никто не смог объяснить причину самоубийства.
— Его рассудок, по-видимому, был таким же здравым, как и тело, — сказал Рик. — Иначе он не смог бы скрыть свои намерения от слуг.
— На протяжении нескольких последних лет жизни Карлайл обходился без слуг.
— Что? Глубокий старик жил и заботился о себе сам в таком огромном здании — и все в полном одиночестве? — Кора нахмурилась. — Бродил по залам...
— Но если он жил?.. — растерянно пробормотал Винни.
— Ты хочешь спросить, как его обнаружили? — сказал Конклин. — Он, возможно, впервые в жизни, покинул отель среди ночи, вышел на пляж и там застрелился. Но уже тогда Эсбёри-Парк пребывал в таком упадке, что кто-то случайно обнаружил его труп лишь около полудня.
— Человек, страдающий агорафобией, впервые в жизни выходит на пляж, чтобы там застрелиться... — Бэленджер резко помотал головой. — В этом нет никакого смысла.
— У полиции тоже возникла версия убийства, — ответил профессор. — Но в ночь убийства шел дождь. И единственными следами на мокром песке оказались следы Карлайла.
— Жуть, — сказала, поежившись, Кора.
— После самоубийства личные бумаги старика были переданы в семейную библиотеку Карлайлов, которая фактически представляет собой нечто вроде склада в подвале их манхэттенского особняка. Само здание занимал трест Карлайла, пока у него оставались деньги.
— Дневник находился среди этих бумаг? — спросил Бэленджер.
— Да.
— А это не может быть просто слухом? Неужели в апартаментах Данаты действительно имеется тайник? — упорствовал Бэленджер.
— Я могу сказать только одно: в дневнике не было вырванных листов.
— Черт возьми, наш поход будет еще интереснее, чем обычно. — Винни энергично потер руки. — Правда, нам все равно предстоит выяснять, который номер занимал Даната.
— Шестьсот десятый, — не задумываясь, ответил Конклин. — Если верить дневнику, оттуда открывался самый лучший вид во всем отеле.
— Не из пентхауза?
— Из-за агорафобии Карлайл не мог находиться в помещениях с большими окнами. Широкая панорама океана смертельно напугала бы его. Но он мог любоваться не только природой. Когда я ранее сказал вам, что Аристотель Онассис хотел купить «Парагон», то не добавил, что Карлайл, скорее всего, не стал бы продавать его, даже если бы поддался на уговоры. Если бы Карлайл продал отель без реконструкции, которая, скорее всего, вылилась бы в полную перестройку, то он мог бы подвергнуться публичному скандалу и, возможно, даже судебному преследованию.
— Что-что? — обескураженно спросил Рик.
— Из-за его любопытства. В здании имелись коридоры, из которых он мог тайно наблюдать за своими постояльцами.
— Глазки? Прозрачные с одной стороны зеркала? — Бэленджер поспешно строчил в блокнот.
— Карлайл страдал не одной только гемофилией. Он заботливо сохранял свои дневники, так как думал, что они служат общественно важной цели. Он считал себя ученым, занимающим промежуточное положение между социологами и историками.
— Кто еще знает об этом?
— Никто, — решительно сказал профессор. — У Карлайла не осталось наследников. Распорядитель треста не проявляет ровно никакого интереса к жизни своего покойного клиента. Это самый типичный бюрократ из тех, которые всю жизнь думают лишь о том, как бы бросить работу, когда им перевалит за пятьдесят. Делает лишь то, что прямо записано в перечне его обязанностей. Глаза без всякого выражения. Очень похож на моего декана в Буффало. Я зарыл дневник на самое дно одной из коробок с бумагами Карлайла. Опекун никогда этого не заметит. Впрочем, если документы купит какой-нибудь университет, то через некоторое время о том, что я рассказал вам, будет знать множество народу. Конечно, тогда это уже не будет значить ровным счетом ничего. На месте отеля будет пустая расчищенная площадка. Именно поэтому это здание и является самым интересным и значимым из всех, куда мы когда-либо проникали. Шанс проверить и задокументировать историю «Парагона» относится к числу тех событий культурной жизни, о которых позднее пишут объемистые монографии.