Льды и скалы

Осенний ветер, сорвавшийся с вершин Красного хребта, вобравший в себя стылость ледника Медвежья Лапа, холодным потоком обрушился в долину Штальхолме, заставляя почтенных обывателей спешно утепляться, в ожидании скорого снегопада. Красноносые завсегдатаи, просиживающие штаны, на деревянных лавках трактира "Бездонная бочка", согревали нутро перцовым грогом, и наперебой доказывали друг другу, что наступающая зима, заткнёт за пояс предыдущие, толкуя в подтверждении своих слов, различные приметы. Точно так же они болтали в прошлую осень и дюжину лет назад. Кривой Петер-звонарь (получивший своё прозвище за то, что его язык постоянно болтался, словно било у медного колокола), сообщил благодарным слушателям, что эта зима точно окажется последней, так как солнце утонет в океане, после чего, на землю спустится Ледяная Дева, и всем придёт конец. На недоверчивые вопросы приятелей, откуда он узнал, про надвигающийся катаклизм, Петер начинал невнятно бормотать про аномальное поведение мышей в амбаре.

Над ним смеялись, и тут же придумывали новые жуткие истории. Бюргерам было скучно, бюргеры хотели страшных сказок. Настало время, когда активная деловая деятельность замерла до весны, уступив место хмельным праздникам, свадьбам и долгим трактирным посиделкам. Вино и пиво лилось рекой, под музыку угрюмых музыкантов — бродячих трубадуров, вставших на постой по причине наступивших холодов. Работающие за кров, еду и выпивку, они мечтали, покинув душные стены, вновь пуститься в путь от деревни к деревне. Но приходилось терпеть, и ждать весну.

Впрочем, далеко не все странники спрятались под тёплые крыши. По узкой дороге, идущей через Костяной перевал, соединявшей долину Штальхолме с Китовым берегом, имевшей заслуженное прозвище "Разбойничья тропа", медленно двигалась небольшая повозка, груженная вязанками с хворостом. Её тащила унылая, мохнатая, тёмно-коричневая лошадка, местной породы. Рядом, шла девушка лет семнадцати, в непримечательной, грубой крестьянской одежде, сильно поношенной и грязной. На ногах у неё были одеты разваливающиеся сапоги, подвязанные для прочности верёвочками, на голове, красовалась бесформенная шапка. Больше всего, девушка напоминала нищую, безземельную батрачку, или дочку мелкого торпаря, вынужденную подрабатывать извозом. Правой рукой, она держала поводья, левой сжимала толстый дорожный посох. Её худое, измождённое лицо, было бледно, вокруг глубоко запавших глаз лежали густые тени. Такой эффект может дать только долгое недоедание и сильная усталость. Девушка часто оглядывалась назад и всякий раз после этого, принималась понукать лошадь, но та, похоже, устала не меньше хозяйки, и потому, выслушав очередную нотацию, ускорялась всего на несколько секунд, а затем вновь переходила к прежнему, вялому шагу, мало отличавшемуся от простого топтания на месте.

— Ну, давай же, тупая скотина, двигай своей тощей задницей! Кабестан и двадцать штангенциркулей! Разве ты не видишь эти тучи? Мы должны обязательно пройти перевал до темноты! — всякий раз раздражённо говорила девушка, но упрямая кобыла её не слушала. Чёрные, снеговые тучи, тем временем, медленно, но верно, затягивали небо. Скоро, очень скоро,

начнётся сильный снегопад, и тогда им придётся плохо, ведь до перевала ещё далеко. Но девушку, похоже, беспокоила не только быстро портящаяся погода, но и что-то ещё. Несколько раз она останавливалась, отходила на обочину и ложилась ничком на землю, прижимаясь ухом к холодным камням. Полежав так немного, она вставала, и вновь трогалась в путь. С каждым разом, её лицо становилось всё более озабоченным. Тонкие, пальцы с силой стискивали посох, в словах обращённых к вредной кобыле, проскальзывали панические нотки. Похоже, девушка чего-то сильно опасалась, постепенно впадая в отчаяние.

Внезапно, в кустах слева, послышался шорох, громкий треск, затем на дорогу вывалился огромный детина, двухметрового роста, одетый в меховой полушубок и кожаные штаны. Вид, он имел совершенно зверский, напоминая людоеда с картинки из детской книжки: круглое, заросшее густой бородой лицо, толстые, словно поленья руки, поросшие рыжей шерстью, широченные плечи и слоноподобные ноги. "Людоед", грозно рыча, выразительно помахивал огромной сучковатой дубиной, выломанной, похоже, прямо здесь, в чаще. При виде такого чудовища, любая крестьянская девушка, должна была или, завизжав броситься бежать, не разбирая дороги, или оцепенев от ужаса, повалиться на колени, громко моля о пощаде.

Но путница и бровью не повела. Она просто остановилась, её большие глаза, смотрели спокойно и чуть насмешливо, на обветренных губах появилась слабая улыбка. Здоровяк, явно не ожидавший такой реакции, тоже остановился, прекратил рычать и опустил дубину. За ним следом, вышли ещё пятеро мужчин, с оружием в руках. Молодые, крепкие парни, хорошо и тепло одетые, весело улыбавшиеся при виде добычи.

— Эй, девка, куда торопишься на ночь, глядя? — спросил парнишка лет шестнадцати с длинной гривой белых волос. — Или заблудилась? Так мы дорогу покажем!

Все шестеро, дружно рассмеялись. Высокий, плечистый мужчина, одетый богаче остальных, по всей вероятности главарь, подошёл почти вплотную и положил руку на край повозки.

— Что ты молчишь, дура амбарная, или напугалась нас? — спросил он, и все вновь засмеялись. Похоже, ребята здорово соскучились, сидя в засаде, и теперь их могла насмешить любая тупая острота.

— Шли бы вы мальчики, своей дорогой, — негромко сказала девушка. Её голос звучал совершенно спокойно, без всякой угрозы, но разбойники внезапно замолчали, и улыбки исчезли с их лиц.

— Ты я вижу, девка смелая, — сказал, наконец, главарь. — Смелая, но глупая. Нельзя с нами разговаривать таким тоном. Хотели тебя просто отпустить, но теперь не выйдет. Наглецов надо учить.

— Послушайте, парни. Если вы сейчас уберёте отсюда свои туши, то у вас появится шанс, вечером обнять любимых жёнушек. Если же нет…

— Калле, эта малявка нам, похоже, угрожает! — громко сказал "Людоед", и стукнул дубиной по мёрзлой земле.

— Ишь, какая борзая нашлась, — поддержал его худой разбойник с рябым от оспы лицом. — Да что с ней разговаривать!..

— Спокойно! — прикрикнул главарь, которого как оказалось, звали Карл и вновь взглянул на девушку. Взгляд был очень недобрый.

— Ты нам угрожаешь? Да знаешь кто мы такие? Я Карл Блюмгост, а это мои ребята. Наша банда известна всей Северной марке. И мы не привыкли, чтобы нищие соплячки…

— Если ты и дальше, будешь терять время и трепать языком, то отгребёшь на орехи. Не от меня, я ведь всего-навсего бедная деревенская девочка. А от тех ребят, что идут по моим следам.

— И кто за тобой гонится? — фыркнул Блюмгост, — Хозяин, у которого ты украла эту клячу? Или папашка, мечтающий отодрать тебя вожжами за слишком наглый язык?