Лебеди остаются на Урале
Шрифт:
— Зачем ты плачешь? Ну, перестань. Я могу подождать еще год, я на тебя не в обиде. Почему не подождать? Понимаю, ты любишь смелых. Знаешь, я тоже могу быть отчаянным.
Сквозь слезы она улыбнулась.
— Вот и хорошо!
На току, возле веялки, работали женщины. Даже в такой пыли карасяйки оставались верны себе: на них были белые платки и модные фартуки. Чего им станет, простираешь, и снова засверкают белизной.
За целый день тяжелой работы — веялку крутили вручную — заметно поубавился смех.
Наконец вдова Хадича не выдержала:
— Девчата, бросай работу! Передохнем малость.
Зифа удивленно спросила:
— А если бригадир нагрянет?
— Скажем: «Газеты коллективно читаем. В обед работали, а теперь отдыхаем».
Не успели они сесть, как появился Кабир.
— Вижу, вы не очень налегаете на веялку! — сказал он с усмешкой.
Как всегда, первой откликнулась Хадича:
— Не выбрали ли тебя председателем нашего колхоза, пока мы тут были заняты на току?
Девушки дружно рассмеялись.
— Хадича-апай, начинай! — попросила Магира.
Вдова поудобнее устроилась на куче зерна и, развернув газету, стала читать почти по складам:
— «О-пе-ра-тив-на-я свод-ка… номер три… имени индустри… имени Индустриа-ли-зи…» Фу, шайтан! Такое слово, просто не выговоришь! Ну-ка, Зифа, ты почитай.
Зифа тоже с трудом прочитала длинное слово:
— «…Индустриализирующейся Башкирии. Рапортует Бирский район. За декаду с десятого по двадцатое в колхоз имени Ин-дус-триа-ли-зи-ру-ю-щей-ся Башкирии вступило сто шестьдесят семь новых хозяйств. Общий процент коллективизации — сорок два и две десятых…»
Кабир не стал возражать против политической работы. Пусть просвещаются.
— Заладила одно и то же! — воскликнула Магира. — Почитай что-нибудь повеселее! Дай-ка я сама… «Развивать ценнейшую породу башкирской лошади… сбить рогатки косности и консерватизма…» Вот тебе и на! Лошадь — и вдруг про рога пишут! Кабир, что это такое — консерватизм? А косность?.. Вот еще: «Карлики не дадут хозяйственного эффекта». Сроду не слыхала такого.
— Это те, которые маленькие. Про колхозы пишут.
— Переверни другую страницу, — попросила вдова. — Нет ли там про судебные дела или про разводы. Люблю читать про такое!
Магира раскрыла новую страницу.
— «Для сельского хозяйства Башкирии отпущено шестьдесят два миллиона рублей…» Вот опять непонятно: «По объективным причинам». Будто газету не на родном языке напечатали! «На сдельщину, без ограничения приработка! Только кулак, лодырь, шкурник, рвач против сдельщины!..»
— Погоди, Кабир. Что же это такое? Если, скажем, я беременна, как же я на сдельщине работать буду? Если хочешь родить ребенка, без хлеба оставайся, так, что ли? Я говорю про себя, про вдову. Те, у кого есть мужья, им все равно…
Кабир, видя, что бабы начали наступление, быстро ретировался. Лучше не попадаться на язык вдовы Хадичи…
Газету, конечно, тут же забросили. Ни с того ни с сего Магира неожиданно заявила:
— Мужчины вообще ничего не понимают в женской красоте. Они, я вам скажу, проходят мимо самой лучшей…
Зифа так и не поняла, относилось это к одному Кабиру или ко всем мужчинам.
— Не себя ли имеешь в виду? — заинтересовалась Хадича.
— А хотя бы и себя, — ответила Магира. — Мне уже восемнадцать лет. Разве я не хороша собой? А никто всерьез не ухаживает.
— Мне думается, — сказала одна из девушек, — мужчины любят веселых.
— Ничего ты не понимаешь, — оборвала ее Хадича. — Возьми, к примеру, Зифу. Разве она не веселая? Поищи другую такую. А она сохнет от неразделенной любви. Не понимаю, чего она в Буране нашла? Парень как парень. Хайдар ничуть не хуже.
— Сердцу не прикажешь, — возразила Зифа.
— Извела ты Хайдара, вот что я тебе скажу, — рассердилась Хадича. — И он тоже дурак. Чтобы тебе понравиться, начал такие вещи вытворять — сказать стыдно. Позавчера взялся объезжать рыжего жеребца из табуна. Чуть шею себе не сломал. Погубишь ты его, вот чем дело кончится. Подумай об этом, девушка!
Магира поддакнула:
— Я ни за что не стала бы унижаться из-за Бурана. Он никак не может забыть Камилю.
Хадича хлопнула ладонью по лбу.
— Вы слыхали, что Камиля выгнала своего мужа?
У Зифы глаза сделались большими.
— Я тоже слыхала, да не верила.
— Чего же тут не верить? Она сама мне сказала. Говорит, извелась с ним. Смотреть на него не хочет. Одним словом, выгнала, и все. Хамит пробовал силой вломиться, так Камиля подняла шум на весь аул. Говорят, сам Ясави прибегал…
У Зифы затрепетало сердце. Если Камиля выгнала мужа, значит она по-прежнему любит Бурана.
— Я пошла, — сказала она, поднимаясь.
— Куда ты? — удивилась Магира. — Кто же за тебя веялку будет крутить?
Зифа чутко прислушивалась к каждому шороху. Впервые в жизни она унизилась, пригласив парня на свидание.
Ожидая Бурана, она каждую минуту готова была сорваться с места, чтобы избежать встречи с ним, и в то же время думала: «Только бы пришел…»
Она не знала, с чего начнет разговор. Ведь не прикажешь ему не любить Камилю. Не скажешь, чтобы он полюбил ее, Зифу.
Испытал ли кто-нибудь столько, сколько пережила Зифа, дожидаясь Бурана? Она не могла думать о себе без отвращения. А тут еще совсем некстати закаркал ворон.
Не искушенная в любви, доведенная до отчаяния своим безрассудным поступком, она застыла с выражением безнадежной тоски, как только услышала его шаги. Ой, как стыдно вымогать любовь!
— Здравствуй, Зифа! — поздоровался Буран так просто, будто они встретились случайно перед собранием в клубе или на улице, на виду у людей.
Она была благодарна ему за то, что он сгладил неловкость встречи. Ей хотелось спросить, что он думает о ней. Но не хватало смелости…