Лебеди остаются на Урале
Шрифт:
— Что же вам не ясно?
— Не знаешь, что делать? А на собрании голосовал?
— Голосовал.
— Ну и выполняй постановление. За последствия отвечаю я. Сегодня утром послал телеграмму в Центральный Комитет и в Академию наук. Будем держаться. Вас это устраивает, Сагит Гиззатович?
— Ведь я сам предложил вам обратиться в Москву…
Ага Мамед в раздумье спросил:
— Может, еще одно собрание проведем? Понимать надо: четвертая по счету телеграмма.
Усталый
— Зачем еще собрание? У нас и так слишком часто по любому поводу собирают людей. Это нерациональная трата энергии. Мы ведь уже обо всем договорились. Вы знаете, у древних башкир был замечательный обычай: на собрании племени оратор во время выступления стоял на одной ноге, это невольно заставляло его говорить коротко. А что касается многословных постановлений, то я хотел бы сослаться на пример древних греков. Всякий, кто хотел внести какое-либо нововведение, выходил к народу с веревкой на шее. Если его предложение не находило всеобщего одобрения, то веревка немедленно приводилась в действие.
Ага Мамед, услышав подобную ересь, даже отступил на шаг и удивленно посмотрел на главного геолога.
— Так продолжаем бурить?
— Обязательно! — твердо ответил Белов. — Надо смелее смотреть вперед. Речь идет не только о четвертой буровой, а о строительстве сотен новых буровых, об организации своего собственного треста.
— Значит, благоприятные показатели? — кивнул Ага Мамед в сторону лаборатории.
— Да, благоприятные…
— Придется нам задержать этих лебедей! — загорелся начальник конторы.
Белов не понял:
— Каких лебедей?
— Так у нас в Баку называют качалки, которыми сосут нефть.
— Задержим лебедей! — засмеялся Артем Алексеевич.
— Из Перми к нам выезжает специальная комиссия для ликвидации конторы… — вмешался Хамзин.
— Не пускать ее сюда! — сказал Белов.
— Как не пускать? — удивился Хамзин.
— Очень просто. Воспретить им появляться здесь, пока мы бурим. — Взглянув на Шаймурата, он весело добавил: — Вот спроси у Шаймурата, как можно не пускать комиссию, которая намерена нам помешать бурить!
И с этими словами он поднялся на площадку буровой.
Тысячи дорог ведут не туда, куда стремится человек. Только одна тропа ведет к цели, и надо уметь ее выбрать.
До самой старости Шаймурат искал свою тропу. Когда пришли геологи, он решил, что, наконец, она найдена. Он попал к счастливым людям, занятым большим делом. И вот теперь эта надежда улетучилась, как дым. Дым — и только. Шаймурат никому не нужен, хотя и получает по-прежнему свое жалованье как конюх. Казимир уехал. Он не нашел здесь своего места. А человек без дела — это мертвый человек!
Шаймурат помогал тем, кто ищет в долине нефть. Сейчас он готовит обед для рабочих, добуривающих четвертую скважину. А если она обманет, придется Шаймурату искать другую работу.
За его спиной грохочет буровая. Человеческие голоса тонут в грохоте. Остальные буровые умолкли навсегда. Начальство из Перми оказалось сильнее Артема и Аги. Рабочие разрушают вышки, которые сами же построили.
Старик недовольно качает головой:
— Галлям правильно говорит: «Пока у меня в руках молот, нет человека, которого я признал бы выше себя».
Если бы Великорецкий, Белов, Хамзин и Милованова стояли заодно, то никакое начальство не скрутило бы их. Они плохо держат в своих руках молот, вот что!
Из разговора Белова с Хамзиным старик понял одно: вот-вот нагрянет начальство и запретит бурить. Как помешать тем, кто стоит против башкирской нефти?
Проведя ночь на буровой, Белов, Милованова и Ага Мамед на рассвете вернулись в аул. Что сделает один Шаймурат, если нагрянет комиссия?
Самое лучшее, если комиссия приедет при Белове или Ага Мамеде. Этот тоже никому не уступит. Сердитый человек, умеет настоять на своем.
Когда в полдень на дороге показалась легковая машина, старик насторожился. Как назло, нет никого из начальства. Придется самому Шаймурату принимать комиссию.
Из машины вышел плотный пожилой мужчина. Голова большая, глаза спрятаны за очки. В руках — толстый портфель. Шаймурат питал уважение к толстым портфелям: сразу видно, важная персона. Ну-ка, старик, не ударь лицом в грязь!
— Это и есть четвертая буровая? — спросил приезжий.
У Шаймурата дрогнуло сердце. Так и есть, комиссия! Подозрительно оглядев приезжего, старик спросил:
— Кто будешь? Документы есть?
Человек в очках, не упорствуя, протянул документ. Шаймурат долго вертел в руках удостоверение, беспомощно держа его перед глазами. Увидев круглую печать, недружелюбно спросил:
— Начальником будешь?
— Да.
— Как фамилия?
— Губкин Иван Михайлович.
— Такое теперь время, шляются всякие люди… Ты доктор, что ли? — спросил он, желая затянуть время.
— По нефтяной части, — озадаченный любопытством старика, ответил Губкин.
— Сам нефть находил?
— Приходилось.
— Много?
— Да, немало.
— Далеко отсюда?
— В Майкопе. Слыхал про такое место?
Старик подумал, а потом показал головой:
— Не слыхал. Уфу знаю, Чишму знаю. Дальше Челябы ходил. В Свердловске был, а Майкоп не слыхал.
— Это на Кавказе.
Старик продолжал разговор с приезжим со всей галантностью, на которую способны карасяевцы:
— У нас обед готов. Может, отведаешь?
Ему казалось, что сурового приезжего можно подкупить только добрым отношением. В старое время всегда так делали — откупались.