Лебединая Дорога (сборник)
Шрифт:
– Я ввожу этого человека к собственности, – говорил между тем Можжевельник. – К собственности, которую я ему даю, и к вергельду, и к подаркам, и к тому, чтобы встречаться и сидеть вместе, и к судебным вирам, которые надо платить и которые надо получать, и ко всем правам…
И Видга неслышно, одними губами, повторил слова, так и не обращённые к нему наяву:
– До огня и костра!
Чудес не бывает. Вот он и свершился, эттлейдинг, но не над ним. Когда он ещё раз посмотрел на Халльгрима, тот наблюдал, как Бьёрн, Гуннар и Сигурд по очереди подходили к башмаку, накрывая
У Видги достало мужества вынести всё это не дрогнув. Ещё не хватало, чтобы весь дом видел и обсуждал его горе. Но и его решимость подалась, как глина под дождём, когда Халльгрим наклонился к Вигдис, сидевшей между ними, и шепнул ей на ухо:
– Если твоя родня будет неуступчива и не захочет, чтобы ты была мне законной женой… вот так введу в род твоих сыновей.
Видга при этих словах едва не выронил рог с пивом, который подносил к губам. Звонкий голос Скегги, которому как раз протянули его арфу, куда-то отдалился и смолк. Исчез длинный дом, исчезли столы и жаркий очаг. Видга увидел только то, как рыжая Рунольвова дочка, ни разу ещё не улыбавшаяся мужу на людях, чуть помедлила – и вложила свою руку в его…
…Как продолжался этот пир, Видга никогда впоследствии припомнить не мог. Он что-то ел, что-то пил, что-то кому-то говорил и, кажется, даже смеялся, ибо негоже воину выставлять на люди ни свою ненависть, ни свою любовь… Халльгрим никогда, ни разу не заговаривал с ним о введении в род…
Он еле вытерпел, пока наконец хёвдинг не пожелал Олаву доброго пира и не направился вместе с братьями к дверям. Он поднялся, и Халльгрим остановил его:
– Ты-то куда? Ты не едешь.
Видга ответил, задыхаясь под взглядами пировавших:
– Я… выпил много… я пойду пройдусь…
Он не умел врать. Но, наверное, вид его соответствовал словам.
Вслед за Халльгримом Видга вышел во двор, и жгучий мороз тут же заставил его плотнее запахнуть тёплую куртку. Одинокое облако лежало среди необыкновенно ярких звезд, зеленовато-серебряное и очень похожее на корабль… Оставшись один, Видга долго смотрел на него, совершенно уверенный, что вот сейчас вспомнит нечто очень важное. Но так и не вспомнил.
Потом невдалеке заржал запряжённый конь. Заскрипели ворота, и немного погодя на белом пространстве реки появился крытый возок, направлявшийся к тому берегу. А оттуда, легко одолевая расстояние, неслись в стылом воздухе обрывки песен, крики и весёлый шум. Это гардцы справляли свой диковинный Йоль.
Видга постоял ещё, думая о том, что и Смэрна, должно быть, ходила сейчас по искрившейся мостовой, со смехом требуя пряников у чьих-нибудь заиндевелых ворот… Мороз всё сильнее хватал его за уши. Он поглубже натянул шапку и оглянулся на дом. Нечего было и думать о том, чтобы вернуться туда и взять лыжи.
Он прокрался к воротам. Там, завёрнутый в тяжёлую шубу, неподвижно стоял Бёдвар Кривой… Скучно смотреть
Видга удалился так же бесшумно, как и подошёл. Очень скоро его гибкое тело мелькнуло под забором за спиной у отвернувшегося стража.
Он долго лежал в сугробе, не шевелясь и слушая, всё ли спокойно…
24
Ножны меча были завязаны ремешком, но без него Видга всё равно чувствовал бы себя голым. Он шагал между двух заборов, придерживая меч рукой в рукавице. И уже понимал, что пришёл сюда зря.
Смэрну невозможно было бы узнать, даже если бы он прошёл на расстоянии шага… Парни и девушки со смехом и песнями сновали туда и сюда, стучали в двери и грозными голосами требовали угощения, намекая на милость умерших предков, которой жадный хозяин вполне мог и лишиться:
– А не дашь хлеба, заберём сына или дочь…
Для пущего страха на каждом была шуба, вывернутая мехом наружу и подпоясанная мочалом. Лица скрывали личины одна другой хуже. Двери распахивались, и в подставленные мешки щедро сыпалась всякая снедь. Колядующие благодарили, обещали такой же щедрый праздник и на будущий год – и шли дальше. Отказа им не было нигде. Кому охота злить отчаянных парней, которые навряд ли задумаются в отместку забраться в хлев и связать коровам хвосты, а то взять да взгромоздить на крышу тяжеленные сани…
Видга шёл к дому Вестейна ярла уже без большой надежды, скорее затем, чтобы не отступать от принятого решения. Мохнатые, горбатые, уродливые тролли – и впрямь отлетевшие души, на одну ночь вернувшиеся домой, – перебегали ему дорогу, со смехом возникали в лунном луче и вновь ныряли в непроглядную тень… Немалого труда стоило не обращать на них внимания. Видга не оглянулся даже тогда, когда меткий снежок угодил ему за ворот. Всё равно не сыщешь обидчика в этакой кутерьме, а насмешек будет довольно…
Он раз и другой прошёлся вдоль высокого ярлова забора. На всякий случай – а ну Смэрна всё-таки выйдет?
Потом ему неожиданно преградили путь.
Видга вскинул голову. Перед ним, посмеиваясь и подталкивая друг дружку, переминались с десяток парней.
– Ты, урманин, что тут позабыл? – спросил знакомый голос. – А ну, пришёл незван, так ступай-ка недран домой…
Видга хотел было сказать сыну ярла, что пришёл вовсе не к нему, но промолчал. Вспомнил отцовские наказы: горе тому, кто посмеет нарушать мир…
Однако Люту, знать, страсть хотелось испытать, каков же Видга в бою.
– Возгря урманская, – подойдя вплотную, процедил он сквозь зубы. – Своих девок мало, к нашим повадился, щенок?
Промолчи Видга и на сей раз, и не было бы между ними драки и ещё многого, о чём оба впоследствии горько жалели… Если не считать того, что с этой ночи Видга для Люта перестал бы существовать.
Но Видга не промолчал.
– Отойди с дороги, – сказал он негромко, – пока я не прогнал тебя хворостиной… рабичич!