Лебединая Дорога (сборник)
Шрифт:
И когда Радим направил жеребца к высокому терему, и это он сделал уверенно, по-хозяйски.
– Не туда, господине, – сказал ему отрок. – На Старый двор ехать велено.
Кто-то из следовавших за Радимом нехорошо усмехнулся:
– А давно у вас, у кременецких, князей на задворках принимают?
Радим его оборвал:
– Помолчи, Вячко… Не для того здесь.
Однако и у него зло сузились глаза. Потому не заметил, как в одних богатых хоромах, мимо которых они проезжали, открылось малюсенькое волоковое окошечко. И
Чурилу Радим разглядел издали, ещё через забор. Благо смотрел с седла, да тот и сам был не из маленьких. Кременецкий князь встречал его честь честью. Двое бояр, Ратибор и Радогость, стояли у него за спиной, по углам двора копошилось десятка полтора детских: кто чистил коня, кто точил меч, а из-за дома, из маленькой кузни, – дзинь, бум! – доносился размеренный железный лязг. И почему-то от этого простого звука у Радима на скулах выступили желваки.
Отрок нырнул в калитку, распахнул перед гостем ворота.
– Здрав будь, Радим Радонежич, – проговорил Чурила, зная, что младший князь всё равно не поприветствует его первым. – Любо мне тебя здесь видеть… Хорошо ли доехал?
Радим сдержанно отозвался:
– И ты здравствуй, Мстиславич.
Он не торопился покидать седло и всё обшаривал глазами двор, будто что искал. Чурила сказал ему:
– Не серчай, что здесь тебя принимаю. Думал послать за тобой, а ты сам пожаловал. Веселие у меня нынче…
Кто-то из парней уже двинулся вперёд – взять коня. Но круглицкий князь только дёрнул подбородком, и гнедой под ним фыркнул, переступил с ноги на ногу, охлестнул себя длинным хвостом. Невесть с чего разгорелся в глазах Радима злой огонёк:
– Не на пир я к тебе приехал! Нету мне дела ни до тебя, ни до веселия твоего! Сам знаешь, зачем я здесь!
Детские стали поднимать головы, откладывая дела. Чурила сцепил пальцы за спиной, лицо его напряглось.
– Вот уж не знаю, – проговорил он медленно. – Сделай милость, княже, напомни, чем тебя обидели…
Радим наклонился вперёд, поставил локоть на луку седла.
– Людоту где прячешь? – спросил он с яростью. – Думаешь, не знаю, что он у тебя?..
Чурила ответил спокойно:
– У меня. Только не я его прятал, а ты.
Посмотреть бы на него Радиму как следует, да и понять, что по его не будет… Не посмотрел. Ещё ниже наклонился в седле.
– Отдашь?
– Не отдам.
Ярость изуродовала красавца Радима, сильные пальцы собрали в клубок висевшую на кулаке плеть. И надо же было такому случиться, чтобы вот тут-то нелёгкая и вынесла из-за угла, прямо на него, кузнеца Людоту.
Он выскочил весёлый, счастливый, задыхающийся, в промокшем от пота переднике, с разводами сажи на лице. Корявые мозолистые руки сжимали пару ещё тёплых железных стремян.
Чурила так и застонал про себя. Увидев Радима, коваль на мгновение застыл с разинутым ртом. А
Радим шажком направил к нему коня…
– Загостился ты тут, Людота, – сказал он с ласковым бешенством. – Домой не хочется ли?
Мастер, успевший приподняться и сесть, молча пополз от него задом наперед. Молодая княгиня, не утерпевшая и выглянувшая из дому, увидела, как Радим обернулся к спутникам и указал плетью на беглеца:
– Вяжи его!
Кругличане разом толкнули пятками лошадей – но Чурила встал у них на пути. Подоспели и бояре.
– Не у себя во дворе распоряжаешься, княже! – сказал Чурила сурово. – Не дома!
Детские поправляли мечи, пододвигаясь поближе. Но Радим не желал ничего замечать.
– С дороги, холоп! – зарычал он, наезжая на Чурилу конём. – Поди прочь!
Кременецкий князь не двинулся с места. Только повторил:
– Не дома! Опамятуйся!
Вместо ответа Радим с силой вытянул его плетью.
На виду у обомлевшей дружины Чурила запоздало вскинул руки, заслоняя лицо. Потом отнял ладони, и по пальцам потекла красная кровь.
– Мстиславич! – первым завопил и бросился вперёд веснушчатый парень. Десять мечей одновременно взвились над головами. За своего князя они разорвали бы на куски не то что Радима – подумаешь, Радим! – самого Рюрика ладожского с варягами…
– Назад!
На губах у Чурилы повисли горячие капли, но люди повиновались. Этого голоса они слушались и дома, и в поле, и в угаре лютого боя. Послушались и теперь. Ворча и ругаясь, детские отступили, и только юная княгиня, метнувшаяся было к мужу, сжала крепкие маленькие кулачки и бесстрашно пошла на Радима одна:
– Ты что же это делаешь, ты? Ещё солнце тебе светит, собаке?
Радим смотрел с седла, нахохлившись, как промахнувшийся ястреб. Смекнул, верно, что вот теперь-то ему не получить Людоту ни лаской, ни таской.
– Ни один ещё гость, – сказал Чурила сквозь зубы. – Ни один ещё гость не жаловался дома, что его обидели на этом дворе! Езжай, княже Радим, поговорили!
Повернулся к Радиму спиной и пошёл в дом.
В тёмной влазне робкая рука потянула Чурилу за локоть. В углу виновато топтался кузнец.
– Может, глянешь, княже? – проговорил он жалобно.
Чурила остановился, даже не удивившись, откуда тот взялся. Ведь и бежал-то вроде за дом, а не в дом… Тронул пальцем губы. Отдёрнул руку…
Людота подал ему новенькие стремена и деланно оживился:
– Гляди… Булгары так ездят, я сам видел.
Стремена и впрямь были занятные: странно вытянутые вместо обыкновенных круглых, с плоской перекладинкой для ноги.
– С них и копьём бить способнее… и из лука стрелять… Я их тебе привешу?