Лебединая песня: Несобранное и неизданное

Голохвастов Георгий

Музыка смолкает.

Маркиза

Маркиз, скажите: может быть, Еще не поздно – властью грезы Ошибку жизни искупить!

Маркиз

Но ведь ушло дыханье розы!..

Маркиза

Зато, как дней минувших весть, Я розу вашу сохранила.

(Вынимает розу из медальона на груди.)

Маркиз

Но роза – прошлого могила И снова может ли расцвесть?..

Маркиза

О, да! Любви могуча сила И в небе…

Маркиз

Разве небо есть?

Входит тюремщик.

V

Тюремщик

Ну, голубки-аристократы, Пора!.. Везем к вдове всю знать: Палач готов… толпа… солдаты… И мягко постлана кровать!..

Маркиза

О, радость! Как была кратка ты!

Маркиз

Так – небо есть?..

Маркиза

Идем… узнать!..

Занавес.

Март 1931

ПЕРЕВОДЫ.

СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ

(НЬЮ-ЙОРК, 1950)

Не пристойно ли нам будет, Братья-воины, Старым складом Боевых сказаний дедовских Повесть страдную начать О славной гибели Рати Игоревой – Игорь Святославича. Но начаться же той нашей Новой повести С былей подлинных Теперешнего времени, А не с памятных преданий Темной древности, Как досель велось По замыслу Боянову. Тот Боян, сказитель вещий, Если новую Песнь кому-нибудь Творить хотел, То думою Устремлялся он По мысленному дереву Так, как серый волк По чисту полю рыскает, Как орел седой Ширяет выше облака. В прошлом многое он помнил, Чтобы сказывать О начальных временах Междоусобицы, – Вот тогда-то и пускал он Десять соколов На стремительную Стаю Лебединую. Чуть который упадал, Та лебедь белая. Наперед других и пела Песню в очередь: Эта – песню Ярославу, Князю старому, Та ли – Храброму Мстиславу, Что зарезал встарь Князь Редедю Пред полками Пред касожским, Третья – Красному Роману Святославичу. Впрямь же он, Боян-гудец, Не десять соколов Напускал тогда На стадо Лебединое. Нет, он, братья, Пальцы вещие воскладывал На живые струны, Струны ж самогудные Для князей и рокотали Славу звонкую. Поведем же, братья, Повесть нашу новую По бывальщинам От старого Владимира И до нашего, До нынешнего Игоря. Словно лук, Напряг он ум свой Воли крепостью, Поострил его, Как меч, он Сердца мужеством И полки свои, Исполнясь духа ратного, Понавел грозой На землю Половецкую, За землею Русской Вглубь степей неведомых. Игорь-князь

тогда воззрел На солнце светлое: Видел Игорь, что от солнца В поле воины Тьмой прикрыты. И своей дружине княжеской Так сказал князь Игорь: Братья и дружинники, Лучше уж Убитым быть, Чем плену выдаться. На коней своих На борзых, Братья, всядем же Да разведаем-ка Дона мы Великого. Пылкость князю ум Зажгла охотой ратною И затмила страсть Пред ним в ту пору знаменье Жаждой жаркою – Изведать Дона синего: Преломить копье хочу я С вами, Русичи, О конец, – сказал он, – Поля половецкого, Приложить готов Свою, будь надо, голову, А шеломом любо Дона пить Великого. О, Боян! О, соловей, Былого времени! Эту рать тебе бы Песней ущекотывать! Соловьем, как ты, порхая В древе мысленном, Ввысь умом, как ты, Взлетая вровень с облаком, Воедино вновь свивая В славословии Обе славы двух сторон Потока времени, В глубину седых веков Тропой Трояновой Чрез поля на горы рыща, Так бы надобно Петь нам песнь того Трояна внуку – Игорю. То не буря чрез поля, Поля широкие, Занесла в неверный край Удалых соколов: Стаи галочьи Бегут, вишь, К Дону синему, – Так нам что ль начать, Боян, внук вещий Велесов?.. За Сулой-рекою Кони ржут ретивые, И уж славы звон Звенит во стольном Киеве, – В Новеграде затрубили Трубы ратные, Стяги алые стоят В Путивле-городе. Ждет лишь Всеволода Игорь, Брата милого. И сказал ему удалый Буй-тур Всеволод: Брат один, Один и свет мне светлый, Игорь, ты, И с тобою мы не оба ль Святославичи. Брат, седлай Коней своих ты борзых Ныне же, А мои уже заранее Поседланы. Для тебя у Курска, брат, Стоят в готовности. И Курян моих ты знаешь, Добрых молодцев. Под походными они повиты Трубами, Под шеломами Сызмала Возлелеяны И концом копья, орлята, Были вскормлены. Все дороги им известны, Воды ведомы; Туги луки их, Колчаны изготовлены, Сабли верные Наточены, Навострены. Сами скачут по полям, Что волки серые, Князю славы, А себе лишь чести Ищучи. Тут вступил в злат стремень Игорь Святославович И поехал вдоль по полю, Полю чистому. Заступало солнце тьмой Дорогу Игорю; Ночь, в лицо ему Грозой налетной Стонучи, Разбудила птиц дремавших Стаи Хищные; Свист звериный встал; Вот, взбившись к верху дерева, Кличет Див, – Внимать велит Земле неведомой: Вдоль по Волге, По Суле И по Поморию, До Корсуни И до моря, до Сурожского, До тебя, Тмутараканское болванище. И чрез степи без дорог, Толпами половцы Побежали отовсюду К Дону синему, Знай, скрипучие кричат телеги В полночи, Слыша, скажешь, — Всполошившиеся Лебеди. И ведет всё к Дону, К Дону Игорь воинов. А беда его Уж птиц пасет… И чудится, Что трубят в оврагах волки С грозным вызовом И орлы зверье На кости клектом кликают; На щиты лисицы брешут, На червленые… А уж Русская земля-то За курганами… Долог путь… Но мрак ночной Редеет медленно; Свет-заря зажглась, Прикрыта степь туманами; Соловей умолк, Проснулся говор галочий. И червлеными щитами К утру Русичи Преградили поперек Поля великие, Князю славы, а себе лишь чести Ищучи. Привелось им спозаранок Утром в пятницу Потоптать в степи Полки поганых половцев. И они, как стрелы, По полю рассыпавшись, В стан помчали Половецких красных девушек, С ними ж золото, И шелк, И бархат редкостный. А мосты мостить В болотных топях начали Кожухами, Епанчицами И юртами, Застилали, не скупясь, Места грязливые Половецкими Узорочьями Всякими. Только рдяный стяг, Хоругвь большая белая И серебряное древко с набунчужною Рдяной челкой – Святославовичу храброму. Дремлет Ольгово гнездо В степи неведомой, – Ох, далеко залетело В поле, храброе: Породились не на то мы, мол, Чтоб выдаться На обиду птицам – Соколу ли, кречету ль, Черну ворону ли, Половцу поганому. Серым волком Гзак бежит Чрез степь великую, С ним Кончак по следу правит К Дону синему… А назавтра-то, От самой рани утренней Повещает новый день Заря кровавая. Надвигаются От моря Тучи черные И хотят прикрыть Четыре солнца Теменью. А в них синие, Змеясь, трепещут Молнии. Нынче грому быть Великому! И стрелами Здесь идти дождю От Дона, От великого; Поломаться копьям здесь, Да позазубриться Саблям острым О шеломы половецкие На Каяле, На реке, У Дона синего. Ах, а Русская земля-то За курганами!.. Гей. Стрибожьи внуки, ветры Веют стрелами В степь на храбрые дружины Князя Игоря. А земля гудит, И реки мутно катятся, Пыль поля прикрыла, Стяги звучно шепчутся. Это половцы идут. Подходят Половцы И от моря, И от Дона, От великого, И со всех сторон… Отходят рати русские… Степь уж кликом Оградили Дети бесовы… Но червлеными щитами, Молча, русичи Преградили, как стеной, Поля великие. Ярый тур, на оборону ты стал, Всеволод: Прыщешь стрелами калеными На воинов, По шеломам их Гремишь мечами острыми. И куда бы только, Тур, Ты ни наскакивал, Золотой шелом твой Где бы ни посвечивал, Там уж головы лежат Поганых половцев, И недремлющими саблями Калеными Там аварские шеломы Вмиг разметаны От тебя, неукротимый Буй-тур Всеволод. И тому ценить ли, братья, Раны дорого, Кто для битв забыл И жизнь, И сан, И почести, И Чернигов свой, И злат престол отеческий, И своей желанной лады – Светлой Глебовны Дорогие сердцу Свычаи-обычаи. Были встарь и протекли Века Трояновы, Было время Ярославово, Да были же Битвы Ольговы – Олега Святославича. Тот Олег мечом ковал Крамолу лютую, Землю Русскую Он стрелами засеивал. И едва вступал в злат стремень Пред дружиною Князь Олег в Тмутаракани, В отчем городе, Как тот дальний звон походный Слышал Всеволод, Ярославич, Давний князь великий Киевский, А Владимир пред зарею Утра каждого Уши в городе Чернигове Закладывал. А Бориса Вячеславовича Пылкого Привела на суд иначе Слава Бранная, Зеленеющую ниву Смертным саваном Постелив для молодого князя Храброго, Постоявшего За ту обиду Ольгову. И тогда ж, С Каялы той, В пути баюкая Меж угорских иноходцев, Вывез бережно Святополк отца К Святой Софии В Киеве. В те годины, При Олеге Гориславиче Посевалось И всходило На усобицах; Гибло в них Дажь-Божья внука Достояние, Сокращался Век людской В раздорах Княжеских. На Руси В ту пору Редко пели Пахари, Чаще вороны, Делясь, На трупах Каркали, Или галки Разговор вели По-своему, Что лететь Они хотят На снедь Куда-нибудь. Так бывало В те походы, В битвы Прежние, Но такого Боя злого И не слыхано. От зари Весь день До сумерек, И с вечера Вновь до света Стрелы сыплются Каленые, Громыхают По шеломам Сабли Острые И трещат, Ломаясь, Копья Вороненые Средь неведомого Поля половецкого. Там черна земля Копытом Конским Вспахана, Сплошь кругом Костями мертвыми Посеяна, Жаркой Кровью Полита… И землю Русскую Тот посев лихой, Взойдя, Насытит горестью. Но шумит, Звенит Далеко степь Пред зорями… Это Игорь, – Он с полками Возвращается: Брата милого, Жаль Всеволода Игорю. Бились день, И день другой, А к полдню третьего Пересилил враг, И пали Стяги Игоря… Тут, простившись, Разлучились Братья Храбрые На реке Каяле Быстрой По-над берегом. Кончен званый пир… В тот день У храбрых Русичей Не достало Для стола Вина Кровавого… Попоивши сватов, Добрые хозяева Сами все Костьми легли За землю Русскую… Никнет во поле Ковыль-трава От жалости И к земле сырой В тоске Припало Дерево. Так настало, Братья, время Невеселое… Степь-пустыня Утаила Рать погибшую… Но средь сил Дажь-Божья внука, Затаенная, Поднялась Его обида Неизбытная И вступила Девой На землю Троянову. Распустила дева Крылья Лебединые, В море синем Близ от Дона Шумно плещучи: «Средь усобиц Времена минули Злачные, Нал погаными Князей победы сгинули. Ибо встал раздор великий Между братьями… То – мое, и то – мое ж, Князья заспорили, И о малом говорили – Вот великое, На себя самих Ковать крамолу начали… А поганые со всех сторон С победами Приходили той порой На землю Русскую… О, зашел далеко к морю, Птиц сбиваючи, Сокол наш… А вслед за ним Идти-то некому: Не воскреснуть храброй рати Князя Игоря…» Вопль пошел… Карина, жалуясь, Закликала, С громким плачем Желя вторглась В землю Русскую, Накипь жарких слез Колыша в роге пламенном… Горько-горько жены русские Восплакали, Причитали, Приговаривая жалобно: «А и где же, где же, Наши лада милые?.. Видно, нам уж их не смыслить Мыслью верною, Видно, нам уж их не сдумать Думой жаркою, Не видать нам их вовек Очами слезными… Не позвякивать нам, сестры, Не побрякивать Половецким серебром И чистым золотом…» Застонал град Киев, братья, Под кручиною, Застонал Чернигов-город Под напастями; Захватила скорбь-тоска Всю землю Русскую И печаль текла рекою Полноводною. Но князья ковали козни Всё по-прежнему, А поганые врывались В землю Русскую И набегами По ней победно рыскали, Со двора по белке Дань сбирая хищную. «А всему виной Два храбрых Святославича: Разбудили Игорь с Всеволодом Сызнова Ту змею, что усыпил Отец их названный, Святослав тот грозный, Князь великий Киевский. Он грозою разразился Над погаными, Трепетать заставил их Полками сильными И булатными мечами Русских воинов. Наступил великий князь На землю половцев, Притоптал он и сровнял Холмы с оврагами, Возмутил озера их И реки быстрые, Да потоки И болота Все повысушил. А их хана Кобяка Из лукомория, От несметных Войск железных, Вторгшись, выхватил… И упал Кобяк поганый В стольном Киеве, На дворе У Святослава В княжью Гридницу…» Так-то, в гриднице толпясь Великокняжеской, С хитрой лестью Венецейцы, Греки, Немчины И Морава Славят Славу Святославову, Чтоб потом корить И хаять Князя Игоря, Что в Каялу Игорь, В реку Половецкую, Погрузил на дно Былую славу Русскую, Ту Каяпу, мол, насыпал Русским Золотом… Да и сам-то Из седла Раззолоченого Пересажен На седло Раба-полонника… В городах валы осадные Нахмурились И поникло на Руси Веселье Всякое. Святославу ж Беспокойный сон Привиделся… На ночь, с вечера, – Рассказывал он, – В Киеве, На горах меня рядили, Как покойника, Вы на тисовой кровати В ризы черные. Мне меж тем вино Зачерпывают синее, И то горькое вино С дурманом смешано. Сыплют вражьими Порожними колчанами Мне на лоно Зерна жемчуга Отборного И притворно Ублажают, Нежат Всячески. И уж были половицы, С матиц Снятые, В златоверхом Терему моем Отложены. А внизу, На побережьи, Где угрюмые Напролет всю ночь Возграивали Вороны, – Примерещились мне Сани Погребальные И несли их, Уносили К морю синему… Говорят бояре князю: То кручиною Полонила ум твой, княже, Горесть русская. Отлетели, княже, Два удалых сокола, Отлетели от стола златого Отчего, Поискать Тмутаракани, Града дедова, – Любо Дона пить великого Шеломами! Но уж соколам-то Крылышки подрезали В неизведанной степи Поганых саблями, А самих связали Путами железными. Ох, темно на третий день Внезапно сделалось: Два померкли солнца красных И багряные Их столпы сам-друг погасли, Словно канули, Погрузившись в море темное, – То сумраком Дед Олег И Святослав отец Окутались… Да и тьмой заволоклись Два ясных месяца. На реке Каяле тьма Наш свет осилила… По Руси, по всей земле Простерлись половцы, Словно яростная свора Лютых пардусов, И в поганых пробудилось Буйство пущее… Уж хулой великой Слава обесславлена, Уж неволя надломила Волю крепкую, Уж на землю нашу Черный Див низвергнулся. И уж готские запели Девки красные По всему по побережью Моря синего: Знай позвякивают звонко Русским золотом, Гордо в песнях поминают Время Бусово И в сердцах за Шарукана Копят мщение… А ведь мы-то все, Твоя дружина верная, Тоже жадны до того Веселья ратного… Святослав же, Князь великий Стольно-Киевский, Золотое слово Выговорил, Вымолвил, И то слово Со слезами Было смешано: Игорь, Всеволод, – Сыны мои Сердечные. Рано начали вы Землю Половецкую Ради славы Раздражать Мечами вашими. И победу Одержали вы Бесплодную, И себе без чести Кровь поганых пролили. Знал я, ведал, что у вас Сердца бесстрашные Из испытанной Булатной стали Кованы И огнем закалены Разгульной удали. Но не ждал, не чаял я, Что вы доставите Столько горя Седине моей Серебряной. За собой теперь Не чую я могущества Ярослава-брата, Сильного, богатого И прославленного Ратей многим-множеством, С воеводами, С полком бояр Черниговских, И с Могутами, С Татранами, С Шильберами, Да с Топчаками, С Ревугами, С Ольберами: Без щитов они, С ножами засапожными, Страшным криком Поражают Вражьи полчища, Перезваниваясь С звонкой славой Прадедов. Но сказали вы: Мы сами помужаемся, Для себя мы перехватим Славу прежнюю, Меж собой же и поделим Славу новую. Диво ль, братья, что не станешь Молод в старости? Но вы видывали, чай, Трех мытей сокола, – Сокол тот взбивает птиц Высоко в воздухе И в обиду уж не даст Гнезда родимого. В том лишь зло, Что мне князья-то Не помощники… Обратились ни на что Все годы прошлые: Римов стонет под мечами Половецкими, А Владимир — Под точащимися ранами… О, князья, И скорбь, И мука Сыну Глебову! Что же мешкаешь ты, Князь великий Всеволод? Иль не в мысль тебе Лететь с полками издали, Поблюсти бы золотой престол отеческий? Раскропить ты можешь Волгу-реку веслами И шеломами Великий Дон повычерпать; Будь ты здесь, так по нагате Шла бы пленница, А рабов бы продавали мы по резаны. А стрелять-то ты далеко, Даже посуху, Можешь стрелами живыми Самопальными – Сыновьями теми Глебовыми Славными. Буйный Рюрик И Давид! По крови плавали Уж не раз шеломы ваши Золоченые. Ваши храбрые Дружины Грозно рыкают, Словно туры злые Во поле неведомом, Тяжко раненные Саблями калеными. В золотые Стремена Вступите, витязи, За обиду наших дней, За землю Русскую И за Игоревы раны – Князя Игоря, Боевого, Удалого Святославича. Ярослав, Князь Осмомысл! Высоко в Галиче На столе своем сидишь ты Златокованном. Подперев хребты Угорские Дружинами, Заступил ты королю дорогу Ратями И к Дунаю затворил врата, Кидаючи, Как обвал чрез берега, Полки железные. До Дунай-реки Рядишь суда ты быстрые; О тебе молва Гремит далеко Грозами, Отворяя ворота повсюду Киеву; И стреляешь Со стола златого Отчего По салтанам ты За землями далекими. Так стреляй По Кончаку, Рабу поганому, Так стреляй же, господин, За землю Русскую И за Игоревы раны – Князя Игоря, Боевого, Удалого Святославича. Буй Роман И ты, Мстислав! На дело смелое Властно ум ваш увлекает Мысль бесстрашная. Ты, Роман, плывешь высоко В буйных замыслах, Как, взмывая к облакам, Ширяют соколы, Изловчаясь пасть на птицу С буйной радостью. Есть у вас, князья, Полки железных Латников, С их тяжелыми Шеломами Латинскими, Потряслась от них земля, А с нею дрогнули, Потряслись И страны многие Поганые. Деремела И Литва, Ятваги, Половцы В прах пред ними повергали Копья в робости И под грозные мечи Склоняли головы. Солнца свет, князья, Померк для князя Игоря… А к добру ль и лист один Роняет дерево?.. По Суле и по Роси-реке Недаром ведь Города между собою Делят половцы: Не воскреснуть храброй рати Князя Игоря! Дон великий кличет, князь, Тебя для подвига И князей зовет К победам там, где первые Подоспели к брани Ольговичи храбрые. Ингварь! Всеволод! Всех трое вас, Мстиславичей, И гнезда вы не худого Шестикрылица! Не по жребию ли вы Непобедимому Счастьем ратным Ваши волости исхитили? Где ж теперь шеломы ваши Золоченые? Где теперь щиты И копья ваши Ляшские? Заградите ныне Стрелами калеными Вы на Русь ворота С поля Половецкого, За праотчий свой удел – За землю Русскую И за Игоревы раны – Князя Игоря, Боевого, Удалого Святославича. АСула-река Течет уж Не по-прежнему, Не несет К Переяславлю Струй серебряных; И Двина-река Под клик поганых К Полоцку, К половчанам, Грозным встарь, Пошла болотами. Изяслав, Сын Васильков, Один-единственный Позвенел тогда Мечом своим Наследственным По шеломам тяжким Воинства Литовского. Прирубил Всеславу-деду Новой славы он, Да и пал, порублен Саблями литовскими, Под червленые щиты В траву кровавую. Славу взял с собою он На ложе смертное И с тоской сказал: «Твою дружину храбрую Приодели, князь, Степные птицы крыльями И лизали звери Кровь ее горячую…» С ним тогда Ни Брячислава-брата Не было, И ни Всеволода-брата… Одинешенек, Он жемчужину души Из тела храброго Изронил Чрез золотое Ожерелие. Приуныли голоса, Веселье замерло… И трубят протяжно Трубы Городенские… Ярослав И вы, Всеслава внуки, Слушайте! Время вам понизить Стяги ваши Алые, В ножнах скрыть клинки, Что вами опорочены: Откололись сами вы От славы дедовской. Это вы, в своих крамолах, Смуту начали, Наводить поганых стали В землю Русскую На разруху достоянию Всеславову: На Руси чрез вас Насилье половецкое. А случилось На седьмом веку Трояновом: Как о девице, Зазнобе сердца жаркого, Бросил жребий Князь Всеслав О стольном Киеве. Опираясь о коней Клюками острыми, Поскакал И прискакал он К граду Киеву. Но далось ему Копьем его заносчивым До престола золотого Лишь дотыкнуться. В ту же ночь, Как лютый зверь, Из Белагорода Он бежал И синей мглой В пути обвесился; А наутро двинул Бревна стенобитные, Растворил ворота настежь Новугороду, Разгромил былую славу Ярославову Да с Дудуток На Немигу Волком кинулся. Как снопы, На той Немиге Стелят головы, А молотят-то цепами там Булатными, На току кладут Без счета жизни Сильные И от тел могучих Веют души Храбрые. О, Немига, Берега твои Кровавые Не добром в тот день недобрый Были сеяны, А костями Сыновей Народа Русского. Днем-то князь Всеслав Людей судил, Рассуживал, Да князей рядил, Уделами их жаловал, Сам же волком серым Рыскал после полночи. И от Киева, В пути по-волчьи рыская, К петухам В Тмутаракань Всеслав дорыскивал, Хорса мощного В дороге перерыскавши. Позвонил Поутру раным-рано В Полоцке У Святой Софии Колокол к заутрени, А Всеслав Тот звон услышал В стольном Киеве. В теле крепком Наделен душой Кудесника, Князь Всеслав Немало горя Всё же выстрадал. Для него-то и запевку Справедливую Встарь Боян поведал вещий Вразумительно: «Ни гораздому, Ни хитрому, Ни мудрому, Ни гораздому хитро по птице Мудрствовать – Правосудного Суда Не минуть Божьего». Ох, стонать тебе, Земля родная Русская, Вспоминая о начальном Добром времени С теми первыми Князьями стародавними. Да нельзя же было Старого Владимира Пригвоздить навек К горам под стольным Киевом. И его единый стяг Сменился многими, – Эти — Рюриковы стяги, Те – Давидовы: Полыхает Каждый стяг В иную сторону, Копья русские Поют Разноголосицу. Ранью раннею, Задолго Перед зорями, По Дунаю Ярославны голос Слышится. За рекой она Кукушкой, Неопознана, В тишине Кукуя, Стонет, плачет Жалобно. По Дунаю Полечу Кукушкой Вещею, Прилечу На ту Каялу, На далекую, Окуну рукав Бобровый В воды Быстрые. Разыщу я в поле князя, Лада милого, И бобровым рукавом Омою бережно Раны жгучие на теле Окровавленном. Рано утром Ярославна Плачет жалобно, Причитая на стене Путивля-города. Ветер! Ветер-ветерок! Зачем по прихоти Дуешь ты насупротив? Зачем ты вражие Стрелы крылышками мечешь Тиховейными, Поражая Князя-лада рати храбрые? Ведь тебе привольно, ветер, Мчаться по небу, В высоте играть, резвиться С легким облаком, Иль, колыша, корабли лелеять На море. Для чего же, господин мой, Ты без жалости По ковыль-траве Мои развеял радости?.. Рано утром Ярославна Плачет жалобно, Причитая на стене Путивля-города. Днепр Словутич! Горы каменные выбивши, Ты насквозь прошел Всю землю Половецкую; Ты в волнах ладьи лелеял Святославовы И до стана Кобяка Донес их бережно. Возлелей же, господин мой, Князя Игоря, Возврати мне, Днепр мой, князя, Лада милого, Чтоб не слать мне слез ему Поутру на море. Рано утром Ярославна Плачет жалобно, Причитая на стене Путивля-города. Солнце-солнышко, Ты светлое, Тресветлое! Ведь равно для всех Тепло, красно ты, Солнышко! Так почто же, господин мой, Ты без милости Средь степей чужих Палишь лучами ярыми Князя, лада моего, Отважных воинов. Их томишь в безводном поле Смертной засухой, Иссушило и свело Их луки жаждою И кручиною Колчаны запечатало? К ночи море непогодой В степи прыснуло; Мгла ненастная Идет клубами низкими: Видно, кажет Бог Дорогу князю Игорю – Кажет путь ему Из края Половецкого В землю Русскую, К столу златому отчему. Приугасли, отгорели Зори вечера; Сумрак пал… Князь Игорь спит – Князь Игорь бодрствует, Игорь мыслью мерит Поле Половецкое От великого от Дона К малу Дончику. За рекой в степи Готовы кони к полночи. И Овлур свистит Призывным свистом-посвистом; Разуметь велит он князю Весть условную: «Князю Игорю не быть!..» И нет уж Игоря… Страж окликнул. По земле кругом застукало, Взволновалась, зашумев. Трава высокая. Разом вежи половецкие Задвигались. Князь же скоком поскакал, К реке докинулся, Горностаем – в тростники, На воду – гоголем; Ввергся на конь, Босым волком Прянул с борзого, И к лугам Донца пустился Степью влажною, И высоко полетел Под мглами соколом, Избивая на пути Гусей и лебедей – Князю к завтраку, К обеду, да и к ужину. Где летел князь Игорь в тучах Ясным соколом, Серым волком там Овлур Трусил меж травами, Только стряхивал с себя Росу студеную: Притомили ведь коней ретивых Всадники. Говорит Донец-река, Встречая Игоря: А немало, Игорь-князь, Тебе – величия, Кончаку – вражды, Земле же Русской – радости. Князь же Игорь так Донцу-реке Ответствовал: А немало и тебе, Донец, Величия, Что лелеял на водах ты Князя Игоря, Постилал ему постель – Траву шелковую На муравах берегов своих Серебряных, Мглами теплыми Заботливо окутывал, Осенял в жару Зелеными деревьями… Ты стерег его в волнах – Хохлатым гоголем, Чернядь-уткой – на струях, На ветрах – чайками. Ино дело, – молвил князь, – Стугна недобрая… На пути своем Она струею скудною В половодье пожрала Ручьи соседние, Струги, выкинув, Затерла по кустарнику – Днепр закрыла Ростиславу, Князю-юноше. И на темном берегу ее Заплакала Мать по сыне Ростиславе, Князе-юноше… Приуныли на лугах Цветы от жалости, И к земле сырой В тоске припало дерево. Не сороки встрекотали Бойким стрекотом: То Кончак и Гзак Бегут по следу Игоря. В ранний час тогда Ни вороны не каркали, Ни сороки не трещали Белобокие, И помалкивали галки Говорливые. Только дятлы, По стволам деревьев ползая, Четким стуком Путь указывали на реку; Соловьи веселым пеньем Свет пророчили. Гзак промолвил Кончаку: Уж если соколу Доведется долететь К гнезду родимому, – Расстрелять нам сокольца Златыми стрелами. А Кончак ответил Гзаку: Если соколу Доведется долететь К гнезду надежному, Мы покрепче соколенка Изопутаем, Да не путами, А девицею красною. Гзак ответил Кончаку: Когда ж соколика И взаправду мы, Как путами, опутаем, Не железами, А девицею красною, То не будет скоро нам, Кончак, Соколика, Да не будет нам, Кончак, И красной девицы… И почнет тогда тот сокол, Да с соколиком, Наших птиц сбивать Средь поля Половецкого. Стих Боянов на ходу приспел Мне, старому, Песнотворцу Святослава И сказителю Былей времени Олега Святославича, Ярослава И жены Когана древнего: «Тяжко, тяжко голове Без плеч выносливых, А в беде без головы И тело крепкое…» Так и Русская земля Без князя Игоря! Но высоко в небе синем Солнце светится: На земле на Русской Игорь Святославович! И запели на Дунае Красны девицы, Голоса чрез море вьются, Слышны в Киеве: Игорь в Киеве И едет по Боричеву В храм Преславной Пирогощей Богородицы… Села рады, Города, как в праздник, веселы. Прежде старых всех князей Прославив песнями, Стану петь я молодым князьям В их очередь: И да славится же Игорь Святославович! Буй-тур Всеволод, боец удалый, Славится! Молодой Владимир Игоревич Славится! И князьям, и их дружинам Много здравствовать, Поборать за христиан Полки поганые! Князю слава, и дружине честь Воистину!

ПРИМЕЧАНИЯ

Игорь Святославович– герой поэмы и старший из князей участников похода на Половцев в 1185 г. Он с 1180 года – удельный князь Новгорода Северского; в 1198 году занял Черниговский стол. Женат был на княжне Ефросинье Ярославовне, дочери Ярослава Владимировича Галицкого, прозванного Осмомыслом и женатого на сестре князя Всеволода Юрьевича Суздальского. Умер Игорь в 1202 году.

Боян– знаменитый певец древности, предшественник автора Слова о Полку Игореве.

Старый Ярослав– Ярослав Владимирович (Мудрый), сын Владимира Святого и Рогнеды. Умер в 1054 году.

Храбрый Мстислав– Храбрый, единоутробный брат Яро слава Мудрого, князь Тмутараканский и Черниговский. В 1022 г., при столкновении с Касогами, был вызван их князем Редедею на единоборство, которое, вместо битвы, должно было дать победу полкам победителя на поединке. Мстислав одолел великана Редедю и зарезал его ножом. Умер в 1033 году.

Роман Святославович, за красоту прозванный Красным, князь Тмутараканский, известный тем, что, добиваясь Черниговскою стола, он в распре с дядей, великим князем Всеволодом Ярославовичем, первый привел на Русь в 1079 году нанятых им половцев. Убит ими в том же году.

Старый Владимир– Владимир Всеволодович (Мономах) – великий князь Киевский. Умер в 1125 году.

Начало похода Игоревой рати совпало с затмением солнца, на которое и указывает автор, говоря, что русские полки были покрыты тьмой от солнца.

Тропа Троянова и внук Троянов. Единобожие было основой древней славянской религии. Единым богом Славян был Сварог, что значит Всемощь, Всесила. Бога своего Славяне никогда не называли по имени. Говоря о нем, они употребляли какое-нибудь одно из многих дополнительных наименований, его характеризующих. Среди этих имен мы находим: Старый бог, Прабог, Великий Дед, Слава, Светозар, Световид, Владимир, Один, Трояга, Троян, Триглав. (Илья Терох. Карпаты и Славяне. Нью-Йорк, 1941.)

Итак, Троян есть одно из имен единого славянского бога. Певец, возвеличивая пред слушателями своего князя, называет его «внуком Трояна». Поэтому когда он образно утверждает, что песнь внуку Трояна подобает петь «свивая славу от обоих берегов потока времени» и «стремясь тропой Трояновой», то этот последний образ надо понимать как устремление в старину, вглубь веков, ко времени древней веры, куда и ведет тропа Троянова. Вместе с тем старая вера, противополагаемая новому христианству, создает великолепный образ двух берегов в одном потоке времени, от которых поэт и призывает свивать бранную славу воедино.

Внук Велесов(с ударением на первом слоге). Славяне сознавали своего единого бога далеким и недоступным и чтили его в понятных им проявлениях его в природе и жизни. Этим проявлениям дали они соответственные поэтические имена, которые с течением времени олицетворялись и стали как бы именами отдельных дополнительных божеств. Они, однако, были лишь исполнителями воли Сварога и сами творцами не были. В отличие от Сварога – Прабога, их считали, Сварожичами.

Проявление Сварога, как подателя миру всяческих благ, олицетворялось в Велесе, боге изобилия. И так как в те древние времена скот почитался единственным источником богатства, Велес был и «Скотьим богом».