Лебединая песня
Шрифт:
– Да подождите вы!
– орал председатель.
– Сядьте на места! Я вас прошу - сядьте!! Сядьте!!!
Наших крымских депутатов на горло не возьмешь. После призывов председателя очереди у микрофонов увеличились по меньшей мере вдвое.
– В соответствии с текущим моментом!
– заторопился один из них.
– Если так называемые товарищи путчисты...
– Нет никаких путчистов!
– надрывался председатель.
– Нет никакого текущего момента!
Безрезультатно. Председатель в отчаянии распорядился обесточить
– Господа депутаты! Клиенты не посещают пубхозы!
Вот тут к темноте добавилась и тишина. Воспользовавшись этим, председатель велел включить свет и спешно, чтобы никто не успел перебить, сообщил депутатам о провокационных действиях военных властей.
– Предлагаю прения сократить до минимума. По одному выступлению от фракции. И по сорок слов на каждое выступление. Итого - пятьсот слов на прения, - диктовал председатель, окончательно овладев ситуацией в зале. Прошу! Кто первый?
Первый же выступающий обвинил во всем председателя, а также руку Москвы, руку Киева и еще чью-то руку, протянувшуюся к горлу молодой крымской демократии.
Следующие выступления более или менее повторяли первое. Исключение составило, пожалуй, лишь одно, Бог его знает, какое по счету: нужно немедленно принять под юрисдикцию Крымской Республики все воинские части, находящиеся на ее территории. Тогда они станут нашей армией, а нашей армии нет никакого резона идти на конфликт с нашим же правительством.
– Умник какой!
– выкрикнули из зала.
– А платить ты им чем будешь, тавриками? А кто их с этими тавриками пустит в пубхоз? А если и пустят, то нам-то зачем таврики? Мы и так их полным-полно напечатали...
Словом, предложение не прошло. Прошло другое - о компромиссе. Сессия проголосовала за то, чтобы отдавать военным в качестве компенсации двадцать процентов дохода от деятельности пубхозов.
На официальной встрече с руководством военные отторговали себе еще пять. Гражданские власти повздыхали и согласились.
Через день после подписания соответствующих документов исторический приказ объединенного командования был отменен и в ближайшую же субботу воины торжественно продефилировали в Веселый квартал и рассеялись там до понедельника.
Все, кроме младшего сержанта Пеленочкина. Пеленочкин мотал дополнительный срок за попытку побега с гауптвахты.
10.
Казалось бы, на этом можно было ставить точку. Инцидент, как говорится, исчерпан, живи и радуйся. Каждый при своем интересе. Не тут-то было. Первоначальная эйфория прошла, и душу майора Пронина начал точить червь сомнения.
"Не может быть, - думал он, лихорадочно листая "Краткий орфоэпический словарь" и не задерживаясь взглядом ни на одном мудреном слове, - не может быть, чтобы они вот так запросто, без борьбы отказались от таких денег. Что-то тут не так".
Как видите, уважаемый читатель, вновь негативное чувство становится причиной драматических коллизий. Сначала тщеславие, потом жадность, теперь вот - недоверие. Люди! Не будьте тщеславными, не будьте жадными! Больше доверяйте друг другу! И все будет хорошо. Если, конечно, будет.
Тут как раз в штаб привезли из упомянутых хозяйств первую партию денег, и специально назначенные молодые офицеры принялись подсчитывать компенсацию. Оказалось, полтора миллиарда рублей.
Сомнения Пронина усилились. Он вдруг подумал, что проверить, соответствует ли эта сумма официально оговоренным двадцати пяти процентам просто невозможно, поскольку невозможно точно определить пропускную способность пубхозов. И майор Пронин снял трубку телефона и позвонил полковнику Стеценко.
– Слушай, полковник, - сказал Пронин.
– А тебе не кажется, что нас дурят?
– Ще як здаеться, - ответил Стеценко.
– Хиба ж це гроши - висимсот мильёнив гривен? Ни, це не гроши.
– И мне так кажется, - подтвердил Пронин.
– Полтора миллиарда рублей не деньги. Мы должны проконтролировать истинные доходы пубхозов.
– А як тут проконтролюешь?
– отозвался полковник.
– Нияк ты це не проконтролюешь. Нема в нас ниякого контролю. Мы з тобою цього не продумалы.
– Верно, не продумали. Я думаю, нужны агентурные сведения. Улавливаешь?
– Ни.
– Сейчас объясню.
Прежде чем объяснить читателю сущность плана, придуманного майором Прониным, нам придется совершить еще один экскурс в недавнее прошлое и вкратце обрисовать ситуацию, в которой оказалась многократно запрещенная партия.
Впервые партия как бы ушла в подполье после первого путча. Но поскольку первое запрещение никто не воспринял всерьез - ни внутри, ни вне партии, - то и подполье это было не подпольем, а, выражаясь образно, цокольным этажом. Однако от путча к путчу, от запрещения к запрещению партии приходилось уходить все глубже. Пока наконец ее подполье не стало подпольем в полном смысле слова. Или, точнее говоря, подземельем. Ну, а что такое глубокое подземелье в условиях современного города? Правильно, так называемые подземные коммуникации. Иными словами - канализация. Городская канализационная сеть.
Этот вынужденный процесс в итоге оказал большое влияние на разработку тактики партии. Как говаривал в свое время один из ее отцов, творец запрещенного ныне научного коммунизма: "Бытие определяет сознание". Распространяя свое влияние на канализацию республиканской столицы, запрещенная партия ставила своей задачей постепенное взятие под контроль общественных мест отправления естественных надобностей, с тем чтобы в подходящий момент блокировать их и, пользуясь этой кризисной ситуацией, взять власть в свои руки. Как заявил на партийной конференции трижды секретарь Серпов-Железный: "Истинные революции делаются в сортирах! "