Лебединая песня
Шрифт:
– Товарищи!
– сказал он, и на глазах у собравшихся заблестели слезы: давно уже никто к ним так не обращался.
– Товарищи, судьба дает нам редкий шанс выйти на площадь и взять на себя тяжелое бремя власти. Насквозь прогнивший режим так называемой демократии наконец-то вступил в жесточайший конфликт с представителями так называемых войск. Поводом послужил так называемый налог с так называемой проституции. А попросту говоря, по-нашему, по-партийному, эксплуататоры и кровопийцы схлестнулись из-за дележа сверхприбылей и сфер влияния. Подобное уже имело место как в истории нашей страны, так и в истории всего человечества. Оставим же канализацию и выйдем же смело к солнцу! Вперед и вверх, товарищи! Наружу! Ура!
Собравшиеся единогласно приняли решение считать текущий момент родовыми схватками социалистической революции. Из того вытекало, что основной задачей партии является накопление сил и поддержание постоянной готовности к выступлению - в соответствующий день "икс".
– Что же касается тактики борьбы, - сказал Серпов-Железный, - то она, товарищи, должна остаться прежней. Революцию делают в сортирах. Мы должны в кратчайший срок распространить влияние нашей организации... Но хочу предостеречь от утопических тенденций. Я имею в виду предложения некоторых молодых товарищей, касающиеся пробивания туннелей к соседним городам. Мы не можем позволить себе такого распыления сил. А сейчас я предлагаю разойтись и оставаться в постоянной готовности. День "икс" недалек!
Кто-то с воодушевлением запел запрещенную военными властями частушку:
С неба звездочка упала
Прямо к милому в штаны.
Пусть бы все там оторвала,
Лишь бы не было войны!
12.
Шел двадцать восьмой день пребывания младшего сержанта Василия Пеленочкина на гауптвахте. У читателя может возникнуть вопрос: как же случилось так, что Пеленочкин, фактически натолкнувший майора Пронина на мысль о реальности пополнения финансов, не только не был поощрен командованием, но даже не освобожден из-под ареста? На это есть только один ответ: не до того было. Его попросту забыли. Сам Пеленочкин, разумеется, не знал о том, что происходило за стенами "губы". События, о которых мы поведали читателю ранее, никак его не коснулись. Он исправно получал арестантский паек, не брился и понятия не имел ни об ультиматуме, ни о секретных приказах командования, ни тем более о своей роли в этой истории. И по-прежнему единственной мыслью, не дававшей ему покоя ни днем, ни ночью, была мысль о Лили.
И от этой мысли Пеленочкин страдал. Душевные страдания довели его до того, что он решил написать подруге письмо. И не просто письмо, а послание, и не просто послание, а в стихах.
Выпросив у караульного шариковую ручку, Пеленочкин расстелил перед собою на нарах пятидесятитавриковую бумажку. Местные деньги очень удобны тем, что изображение в целях экономии наносится только на одну сторону; вторая остается чистой и может быть использована как для деловых записей, так и для создания литературных произведений.
Пеленочкин задумчиво погрыз ручку и собрался с мыслями. Прежде чем излить в стихах свои высокие чувства, он хотел написать нечто возвышеннонейтральное. Или лирически-пейзажное. И у него получилось:
В краю, поэтами воспетом,
журчит прозрачная струя.
Гуляю я зимой и летом
и не желаю ни...
Тут Пеленочкин сообразил, что рифма получается не совсем приличная. Он чертыхнулся, густо зачеркнул написанное и стал старательно выводить новую строфу:
В Крыму, поэтами воспетом,
люблю служить, люблю гулять.
И потому, зимой и летом...
Странно, но ничего, кроме "мать", причем с эпитетом опять-таки малоприличным, ничего в голову не приходило. Пеленочкин застонал. Он начал подозревать, что с пейзажной лирикой совладать не сможет.
Пеленочкин зачеркнул вторую попытку и начал третье послание задушевное и лиричное. Шариковая ручка, ненадолго задержавшись над бумагой, нарисовала:
Люблю тебя, мою подругу,
Как лучезарную звезду,
Хочу опять пройти по кругу
и ощутить твою любовь.
Пеленочкин перечитал написанное. Все было как будто правильно, но "любовь" не рифмовалась. А то, что рифмовалось, не подходило для письма. Между тем неисписанного места на обороте пятидесятитаврикового банкнота оставалось совсем немного, в лучшем случае - на сонет (что такое сонет, Пеленочкин не знал). Других денег у него не было.
Истерзанный муками творчества, автор рухнул на нары и обхватил голову руками. Душевные муки, помноженные на творческие, стали вконец непереносимы. Пеленочкин подхватился с нар, грохнув ногой по двери "губы", вышиб ее и выбежал во двор. Отшвырнув караульного с криком: "Не могу больше, гады! " - арестованный сержант вскочил в седло стоявшего рядом с гауптвахтой велосипеда и был таков.
Тут следует отметить, что велосипед, угнанный Пеленочкиным, принадлежал командующему Ограниченного Контингента Русскоязычных Войск. А без присмотра он оказался потому, что еще до начала описываемых событий командующий отплыл в отпуск в Новороссийск. Что там с ним приключилось, не знает никто. Но велосипед действительно принадлежал ему.
13.
Пока Пеленочкин, находясь под арестом, предавался пороку стихосложения, события вокруг "Лебединой песни" продолжали развиваться. После краткого совещания о возмутительном поведении новоявленных налоговых инспекторов, девушки решили начать забастовку и объявить об этом всем заинтересованным сторонам, то есть военным и парламенту. В парламент отправилась Лили, избранная председателем стачечного комитета. Она вошла в здание Верховного Совета Крымской Республики с гордо поднятой головой. Что же касается военных, то их решили предупредить по-другому. Когда новая группа воинов подошла к площади, ее встретил огромный красочный плакат. На плакате был схематически изображен женский половой орган, запертый на висячий замок. Над изображением шла надпись: "Нет - оккупантам! ". Военные опешили.
А очередная чрезвычайная сессия парламента только-только возобновила работу, депутаты успели только по разу обложить друг друга и председателя непарламентскими выражениями, как в зал торжественно вошла Лили. Депутаты онемели. Может быть, потому, что Лили была в рабочей форме. То есть без всякой одежды. Она взошла на трибуну и зачитала заявление от себя и своих подруг, а также от поддержавших их пубхозов "Алые паруса" и "Ромео и Джульетта" о начале забастовки.
– Мы не позволим обращаться с нами, как с рабынями!
– провозгласила Лили под конец.
– Нет оккупантам!
– после чего сошла с трибуны и покинула зал, оставив парламент в состоянии, близком к коллективному параличу.
Впрочем, парламентарии быстро опомнились. Группа депутатов-демократов заявила о немедленном начале бессрочной голодовки в поддержку требований бастующих. Другие депутаты тут же объявили о начале бессрочной голодовки с требованием забастовку отменить. И те, и другие мотивировали свои действия кризисом экономики, кризисом доверия и кризисом власти.
Председатель затосковал. Он боялся остаться не с той половиной парламента. А какая половина та, он не знал. Пока председатель сидел в положении Буриданова осла между двумя половинами парламента, глядя на бессрочно голодающий зал, пришло новое известие: после первого шока военные разъярились. Площадь оцеплена войсками. К "Лебединой песне" движется велосипедный взвод. С моря подходят два десантных плота, а местные жители по призыву девушек из "Лебединой песни" возводят вокруг пубхоза баррикады. Из соседнего парка энтузиасты притащили танк времен второй мировой войны, стоявший там на постаменте. Танк установлен перед входом в "Лебединую песню" и превращен в импровизированную трибуну.