Лебединое озеро Ихтиандра
Шрифт:
Я посмотрела на Анну Николаевну.
– Хотите беседовать на открытом воздухе? Нет проблем. Но взгляните на небо. Скоро начнется дождь, мы промокнем, вы можете заболеть. Теперь насчет преследования. Я побеседовала с Зоей Антонюк.
– Не знаю ее, – соврала Анна Николаевна, – вы мне надоели. То Валерия, то какая-то Зоя. Так и будете обо всех спрашивать?
Я укоризненно улыбнулась.
– Врать надо с умом. Зоя служит с вами в одном офисе, неужели вы полагаете, что сможете скрыть факт вашего знакомства?
– Ах, вы про
Глупость Анны Николаевны поражала.
– Первое, что видит посетитель отделения банка, войдя в зал, – это таблички с фамилиями служащих, – спокойно сказала я, – например, перед вами стояла небольшая подставка с именем «Анна Назарова». Перестаньте притворяться. Вы пошли со мной на улицу, потому что узнали номер телефона врача и не захотели вести беседу при коллегах. Начнем сначала. Зоя дала вам телефон психолога, который проводит сеансы за сто рублей.
– Первый раз слышу, – уперлась Назарова. – Сеанс кино? Не люблю.
– Этот Сергей Михайлович, похоже, нехороший человек, – вздохнула я.
– Кто? – на этот раз вполне искренне удивилась Назарова.
– Сергей Михайлович, – повторила я, – психотерапевт.
– Не знаю такого, – процедила Назарова.
– Ну как же, – настаивала я, – Сергей Михайлович, блондин, рост метр девяносто. Он преступник. И я могу доказать вашу с ним связь.
– Блондин? – заморгала Анна Николаевна. – Вы что-то путаете.
– Ладно, – кивнула я, подняла воротник куртки и сказала: – Объект не желает сотрудничать, подъезжайте.
Назарова вздрогнула.
– Вы с кем говорите?
Я поправила куртку.
– Надеюсь, вы понимаете, что за нами следят и наш разговор слушают мои коллеги? В кармане микрофон. Вас сейчас отвезут в управление, там вы познакомитесь с другими людьми. Но, увы, я уже не смогу вам помочь. Пойдете под суд, как соучастница группы Сергея Михайловича.
– Впервые о нем слышу, – заголосила Анна Николаевна, – ну честное слово. Поверьте.
– Хотела бы, да не получается, – грустно ответила я, – вы нагородили столько лжи. И, конечно, факт вашей работы с Сергеем Михайловичем вас не украшает.
Издалека послышался вой сирены, какая-то машина, оборудованная спецсигналом, пыталась пробиться сквозь пробку на проспекте. Я решила воспользоваться стихийно предоставленным шансом.
– Ага, слышу, ребята уже на подходе. Попрошу их не затягивать наручники слишком сильно на ваших запястьях.
Анну Николаевну передернуло.
– Наручники? – чуть слышно произнесла она. – Наручники?
– Не стоит волноваться, это стандартная форма перевозки преступников, – подлила я масла в огонь. – Да, кстати! До которого часа открыто отделение вашего банка?
– С девяти до двадцати, перерыв с четырнадцати до пятнадцати, – привычно ответила Назарова.
Я демонстративно посмотрела на часы.
– Отлично, успеем опросить сотрудниц. Составим фоторобот Сергея Михайловича. Он очень опасный преступник.
Назарова затряслась.
– Никаких дел с вашим Сергеем Михайловичем я не имела!
– Но вы же общались с психотерапевтом? – вкрадчиво промурлыкала я.
– Да, я звонила по тому телефону, встречалась с психологом, но его зовут Лев! – воскликнула Назарова. – Пожалуйста, сделайте что-нибудь. Я не хочу наручники, и не разговаривайте с нашими сплетницами, они вас неверно поймут, свою версию придумают, пойдут разговоры. Господи! За что мне это?
Я взяла Анну Николаевну под руку.
– Я смогу помочь вам лишь в одном случае: если узнаю правду и пойму, что вы не имели дел с опасным Сергеем Михайловичем. Вон там небольшое кафе, пошли.
Глава 18
Едва мы умостились за крохотным столиком, как Анна Николаевна начала выплескивать информацию. Звук сирены, так кстати донесшийся с проспекта, убедил Назарову: лучше перестать врать. Мне оставалось лишь радоваться удаче и внимательно слушать бабку Насти.
Анна Николаевна не верит в психологию, а депрессию считает выдумкой жадных врачей, готовых на все, лишь бы содрать с человека побольше денег.
– Глупости, – сердито говорила она, – наш кассир, Валентина Лавинкова, родила ребенка и слегла. На малыша не глядела, на руки его не брала. Депрессия у нее. Во здорово! Валька в кровати валялась, а ее мать вокруг внука скакала. Пришел к Лавинковой психотерапевт, поболтал с ней и говорит:
– У женщины нервный срыв. Она родила ребенка.
Чушь! С какого, простите, ляду ей срываться? Муж отличный, дом полная чаша, малыш запланированный, всю беременность ее на руках носили. Вот я Вову на свет произвела и пошла круговерть: в шесть утра вскакивала, в час ночи ложилась, стирка, глажка, готовка, уборка, помощников нет, муж со службы вернется и орет:
– Заткни ребенка! Я устал, хочу отдохнуть.
Не было у меня времени на депрессию! А Валентина! Целый год ее лечили! Массаж, еда вкусная, подарки. Вот устроилась! Если больна, тебе уколы положены, операция, таблетки горькие, а не прогулки по магазинам за тряпками! У Лавинковой обыкновенная лень, а психотерапевту деньги нравилось с ее родни тянуть. Знаете, кто Вальку от депрессии вылечил за пять минут? Я.
Мне стало интересно.
– Как вам это удалось?
Анна Николаевна презрительно опустила уголки рта.
– На раз-два. Пришла Вальку навестить, не по собственной, конечно, воле: новая заведующая, что на мое место села, хочет казаться добренькой, велела на цветы скинуться и Валентине отнести. Я и поехала. Вхожу в ее комнату, а наша депрессивная сидит в кресле, рядом ваза с фруктами, конфеты, в руках пульт от телика. Увидела меня и заканючила:
– Умираю, Анна Николаевна, очень мне плохо.