Лебединые одежды
Шрифт:
Ее меч был почти готов. Орвар сам ковал его в кузнице при местном музее. Такие клинки в Гардарике (3) назывались харалужными, объяснил он. Для них берутся скрученные пучки проволоки из твердой и мягкой стали. Эти жгуты следовало расковать в полосу, а затем снова перекрутить и расковать раз триста, потом наварить к бруску-основе стальные лезвия, вытянуть черенок рукояти и выстругать долы-прорезы.
Харалужный — значит, цветной, нарядный, объяснил Орвар. Хильд гладила пальцами извилистые узоры на стали, это была самая красивая вещь, которую ей довелось держать в руках — ее собственный меч.
— Хватить играться, — Орвар забрал у нее почти готовое оружие. — Закончу отделывать рукоять, обошью ножны, и будешь воевать им, сколько хочешь.
Его руки и грудь, там где ее не защищал кожаный передник, были покрыты крошечными шрамами от ожогов. Хильд легко находила их даже в темноте — маленькие доказательства его любви к ней.
— Я назову его Карузо, — пообещала она.
— Карузо? Это что такое, — Орвар играл прядью ее волос, то пропуская между пальцами, то накручивая на кулак. Его любимое занятие между раундами их постельных схваток.
— Не что, а кто. Величайший певец всех времен и народов. Ой!
В ту же секунду ее перехватили поперек туловища и бросили на кровать. Орвар навис сверху, сверля ее сердитым взглядом.
— То есть мужик?
— Расслабься, он давно уже умер.
Он уже протиснул колено между ее бедер и устраивался поудобнее.
— Не важно. Ты моя, и это навсегда. Поэтому не думай о других мужиках, думай обо мне.
Если честно, в такие минуты у нее вообще думать не получалось.
1. Сага о Вёльсунгах
2. Черная смерть — эпидемия чумы в 14 веке
3. Гардарика — страна тысячи городов, скандинавское название Руси
ГЛАВА 32
Хильд научилась понимать мужа, для которого Стая была одной большой (пусть и не всегда дружной семьей), где был свой глава (конунг Хокон, конечно), старейшины (их Орвар то ли в шутку то ли всерьез звал дядюшками), и порой не обходилось без урода (да-да, это про тебя, Турид). Но иногда эта семья доставала, и в такие дни она была счастлива выбраться в новую Уппсалу под любым предлогом, хоть ради покупки тампонов.
В эти вылазки к людям ее обязательно сопровождали два или три эйги. Хильд уже бросила попытки протестовать. Фрейя со своим растущим животом вообще находилась практически под домашним арестом, так что Орвара можно было признать либералом и демократом, хоть он и плевался от этих слов.
Походы в город были редким развлечением, поэтому Хильд старалась получить удовольствие от каждой мелочи: и от платьев весенней коллекции в витринах магазинов, и от теплой булочки с клюквенным вареньем в маленьком кафе. Даже просто сидеть за столиком у окна и смотреть на проходящих мимо людей, было радостью. Люди… они были такими разными. Высокие, низкие, с разным цветом волос, глаз и кожи, странно одетые и причесанные, даже с пирсингом попадались.
После красивых, высоких, мускулистых, но удручающе похожих друг на друга оборотней человеческая река, текущая за окнами кафе, радовала разнообразием. Вот папа, настоящий викинг, с женой, крошечной женщиной с иссиня-черными волосами и узкими глазами, и девочкой с такими же темными косичками, но пронзительно голубыми глазами. Или ярко-рыжий парень в дырявых джинсах и армейского фасона куртке, явно турист. Или мужчина, тоже с черными волосами, но смуглый, по всем признакам лапландец, но одет, как денди — в элегантное кашемировое пальто и костюм в тонкую полоску. Он остановился у витрины, посмотрел на нее и подмигнул.
Вот только улыбка у него была какая-то… нехорошая. Настроение почему-то сразу испортилось, день померк и кофе стал горьким. Видимо, пора было возвращаться домой. Хильд оставила на столе купюру, которая трижды покрывала счет, подхватила с соседнего стула пакеты с покупками и направилась к выходу.
— Ох!
Входивший в кафе мужчина неловко зацепил ее плечом, пакеты упали на пол, один из них опрокинулся, и из него посыпались карамельки для девочек, коробочки с травяными сборами, еще какая-то мелочь. С запозданием в несколько секунд Хильд поняла, что ее охрана так и сидит за своим столиком, словно замороженная.
Но вокруг по-прежнему сновали официанты, слышался тихий гул голосов, перекрываемый рыдающей из динамиков Зарой Ларссон:
Никто не увидит, никто не узнает,
Мы тайна для всех…
Опасности не было, только сердце почему-то сжалось в груди.
— Извините.
Хильд присела, быстро собирая свои маленькие покупки.
— Это вы меня извините, фрекен, — незнакомец тоже опустился на колени и подал ей отлетевшую в сторону картонную коробочку. — Я задумался.
— Ничего страшного. Спа… — слова застряли в горле, когда она встретила взгляд добрых серых глаз. — Агнар?
По телу пробежали мурашки, словно от порыва холодного воздуха. Прошлое смотрело на нее с расстояния в пятьдесят сантиметров.
— Хильд? — Быстро ответил он. — Ты в порядке? Ты такая бледная.
Конечно, в этом был весь Агнар. Он не спрашивал, куда она делась и почему бросила его годы назад на автостанции. Его в первую очередь интересовало, все ли у нее хорошо. Что-то острое пронзило ее сердце.
— Агнар, — прошептала она.
Он явно возмужал за эти годы. Черты стали жестче и опеределенней, даже аскетичнее. Плечи и грудь раздались вширь, но тело было сухим и легким, как у человека, привыкшего к дальним переходам. Конечно, таким и должен был стать мальчик, мечтавший о путешествиях. Мальчик, которому она пожаловалась, что другие дети в интернате смеются над ней, потому что она мечтает летать. Люди не умеют летать, сказали они, а ты дурочка.
Неправда, сказал Агнар, они умеют. Люди летают на самолетах, дельтапланах и парашютах. Может, ученые придумают, как пришить людям крылья. Может, это случится совсем скоро.
— Да, — сказала она. — Все хорошо. — Она внезапно почувствовала шрамы на своей коже, холодный пот на висках и тяжесть золотого кольца на пальце. — Что ты здесь делаешь?
Они уже стояли, глядя друг на друга, но все еще боясь прикоснуться.
— Я работаю на «Нэшнел Географик». Сейчас снимается серия фильмов о глобальном потеплении. Здешний туман признан природным феноменом, так что вот… — он развел руками, — … будем его изучать.