Лебединые одежды
Шрифт:
— Скажи мне, что ты в порядке, — голос Орвара звучал непривычно глухо.
— Да. — Хильд опустила глаза и только сейчас заметила, что ее свитер покрыт алыми брызгами. — Это не моя кровь. Они… — Она зарычала и бросилась вслед исчезнувшим чужакам, — … ранили Гарма… собаченьку нашу. Я их убью!
— Нет. — Сильная рука ухватила ее за одежду и потянула назад. — Ты останешься здесь.
— Тогда ты убей их! — Хильд развернулась к мужу, прожигая его расширенными зрачками. — Спусти с них шкуру и пусти голыми в их Африку! Иди!
Орвар прошел немного вперед, присел, поднял щепотку земли и понюхал:
— Никуда они не денутся.
Хильд перевела взгляд с него на смутно темнеющие в тумане стволы деревьев, затем вздохнула и вытерла клинок о сгиб локтя.
— Ясно. Гарма надо отнести к ветеринару.
Орвар кое-как перевязал пса своей майкой, поднял на руки и понес. Жена шла за ним, отставая на пару шагов, чтобы прикрыть со спины, и не видела, как он улыбается. Надо же, «Сними шкуру, пусти голыми в Африку». И это говорила та самая женщина, которая не могла смириться с мыслью, что он убил предателя и нидинга (1). А теперь она жаждала крови, потому что чужаки ранили собаку. Вот и разбери-пойми этих женщин.
Фрейя, кстати, вела себя точно так же. Раненого пса уложили в ногах хозяйской кровати, ничуть не заботясь, что он запачкает кровью дорогое покрывало, осмотрели, зашили, а потом поставили капельницу. Гарм лежал, прикрыв глаза, то ли от боли, то ли от удовольствия, потому что Лиза с Лоттой чесали его за ушами в четыре руки.
Девчонки вообще ходили за Хильд по пятам, как два утенка, и Орвар уже не в первый раз подумал, что мысль об удочерении сироток была не такой уж и вздорной. Дом в Мальме большой, места хватит всем, почему бы и нет? И Хильд будет при деле. И времени на всякие глупые мысли, вроде побегов, у нее не останется. И девочки, кстати, помогут, когда жене придет время нянчить нового Хорфагера. Почему-то Орвар не сомневался, что первым у них будет мальчик.
— Что ухмыляешься? — Спросил шедший рядом Хокон.
В противовес Орвару он был суров и строг. В общем, понять конунга было можно: вся его широкая кровать в настоящее время была занята собаками, детьми и женщинами, так что неудивительно, что он решил пойти на охоту вместе с зятем, все равно деваться было некуда. Заодно и разомнусь, сказал он.
От притоптанной в месте боя земли кровавый след вел в сторону Священной рощи. Тонкая линия сначала превратилась в цепочку редких капель, затем исчезла совсем, но запах никуда не делся. Резкий, неприятный, чужой. Орвар время от времени фыркал, растирал в пальцах подмерзшую землю, даже пробовал ее на язык, но ни разу не сбился.
Он чувствовал, они уже близко. Тело словно звенело от предвкушения и дрожало, как натянутая струна. Рот наполнился вкусом железа.
— Вот они, — конунг вытянул из-за спины Меч, по лезвию которого уже пробегали голубые искры. — Берем живыми. Один (2) давно не получал правильной жертвы.
В смерти мунгики утратили свой звериный облик. Сейчас на ветви старого дуба висели два тела, больше похожих на марионетки, чем даже на людей.
— Никогда не понимал, почему эту предсмертную дрожь люди называли Танцем смерти. — Произнес глубокий спокойный голос. Хокон с Орваром одновременно оглянулись и замерли. Они не заметили, когда их стало трое. — Вот танец с мечами, это красиво. А когда под музыку можно потискать пригожую деву, это приятно. А смерть дело серьезное, тут не до плясок.
Стоявший у них за спиной мужчина был чуть выше Орвара и равен ростом Хокону. В Свитьоде высокие мужчины не были редкостью даже среди людей, так что единственное, что могло обратить на себя внимание — это закрытый черной повязкой глаз и два необычно крупных ворона, сидящие на плечах мужчины. Эйги не нужно было объяснять, кто стоит перед ними.
— Великий, — склонил голову Хокон.
— Всеотец, — сказал Орвар.
— Вотан, — ответил мужчина. — Вы можете звать меня Вотан… — И добавил уже совсем не торжественно, — учитывая, сколько мы с вами водки выпили.
— Не так уж и много, — пробормотал Орвар и ухмыльнулся.
— Предлагаешь добавить? — Поинтересовался Вотан. — Только всякую дрянь с заспиртованными гадами не предлагай.
— Ни в коем случае, — ужаснулся Орвар. — Здесь варят такое пиво… по старинным рецептам. И водка отличная, на местной-то воде.
— Правильно, — согласился Вотан. — Пиво без водки — деньги на ветер.
— Каррр, — с видом знатока согласился один из воронов.
— Тогда добро пожаловать…
Вотан поднял руку, и Хокон замолчал на полуслове.
— Думается мне, твоей хозяйке сейчас не до гостей, хотя фрикадельки у нее были хороши. Пойдемте-ка в «Лев и Корону».
1. Нидинг — трус
2. Один — верховный бог в скандинавской мифологии, Великий и Всеотец его титулы
ГЛАВА 30
Фрейя выключила телевизор и бросила пульт на подушку.
— Видеть это уже не могу. Такое впечатление, что после нашего ухода из Мальме, город проваливается в черную дыру.
Что правда, то правда — новости не радовали. Последний репортаж был посвящен распространению наркотиков в школах. Еще несколько месяцев назад Хильд и поверить не могла, что такое происходит наяву. Преступники заправляли конфеты наркотиками и раздавали их детям. Пушеры, не скрываясь, дежурили у школьных ворот и нагло ухмылялись в лицо возмущенным родителям. Даже Хильд, мало знавшая о жизни темного подбрюшья больших городов, чувствовала, что жизнь людей меняется стремительно и не в лучшую сторону.
— Все так плохо? — Спросила она.
— Хуже, чем ты думаешь. Я помню, какими были улицы до Хокона. Практически каждый район контролировала отдельная банда. Они подсаживали людей на наркотики, заражали их СПиДом, заставляли членов банд совершать бессмысленные убийства, просто чтобы доказать свою преданность. Те, кто пытался сопротивляться, рисковал не только собственной жизнью. Могли пострадать дети, жены, родители, соседи, даже собаки — любое небезразличное тебе существо. Бьярна, прежнего конунга, ничто из этого не волновало. Он получал от банд свою долю и беспокоился лишь о том, чтобы она не уменьшалась.
— То есть Хокон покончил с наркоторговлей в городе?
То есть то, что она поначалу приняла за странные, глупые и жестокие ролевые игры на самом деле было длительной и последовательной политикой Стаи по установлению закона там, куда не могла дотянуться полиция. Да, это был по-звериному жестокий закон, но он защищал слабых от отморозков и беспредельщиков. И вот сейчас все границы были стерты, и зло вырвалось на улицы городов.
— Да, но это был тяжелый и долгий путь. И хватило нескольких недель, чтобы годы трудов полетели к черту под хвост.