Лечь на амбразуру
Шрифт:
Галя слушала, широко раскрыв глаза. Гордеев увидел ее то ли испуганный, то ли ошарашенный взгляд и, улыбнувшись, подмигнул.
— А ты не бойся! Попал в дерьмо, так хоть не чирикай! Нет, она этого никак не может слышать по той простой причине, что ее, к сожалению, рядом нет. Но я бы и при ней не постеснялся это тебе сказать. Вот так, Женечка хренов! Погоди, не мельтеши, ты ведь еще не все знаешь… Держи карман шире, так я и раскрыл перед вами тайны следствия! Ладно, Женечка, вот выйдет ваш начальник, он с вашей шайкой сам разберется, и всем воздастся, не беспокойся. Так что втык от Платоныча можешь рассматривать как предварительную клизму. Главная у тебя впереди. Пока…
— Юр, а тебе его не жалко? — вдруг спросила Галя.
— Жалко, — не задумываясь ответил Гордеев, — как всякую гниду, которая уже не станет вошью… Да нет, конечно… Ты понимаешь, я воспитан в другом времени. И нас не учили особо вникать в психологию предательства. Это сейчас старательно выясняют различные аспекты и нюансы — мол, если предал, сволочь, то по какой причине, да есть ли оправдательные моменты, да еще, может, и не большая сволочь, а поменьше и так далее, понимаешь?… У каждого времени, в конце концов, свои принципы.
— Не у времени, а у людей, которые уверяют, что именно они это время и олицетворяют. Вот как! — поправила Галочка.
Гордеев даже слегка опешил.
— Э-э, мадам, да ведь с вами, оказывается, есть о чем поговорить… лежа-то в мягкой постели?
— Как ты говоришь, а то!
— Это не я, — ревниво заметил Гордеев, — это Турецкий. А вот его цитировать в моем присутствии тебе совсем необязательно. У него и без тебя достаточно апологетов… женского пола.
— Ах ты, собственник! — почти взвизгнула она и кинулась к нему на шею. — Уж и глядеть по сторонам запрещает! — Халат распахнулся и соскользнул на пол.
Гордеев подержал ее в руках, чуть отстранил, оглядел весьма выразительным и заинтересованным взглядом и вздохнул — тяжко и протяжно:
— Нет… Этак мы никогда в гости не попадем. — Отпустил и добавил: — Но ты поторопись, пожалуйста, давай уж без чая обойдемся, черт с ним. Я оставлю ключи. Как оденешься, захлопни дверь и замок — на два поворота. Спускайся, а я пока машину погрею. Да и погляжу, чтобы этот псих не вздумал вдруг слежку за нами устраивать, с него станется. Как говорит все тот же Сан Борисыч, озверевший фраер страшнее бешеной собаки.
А вот об этом — мелькнула мысль у Галочки — она совсем и не подумала. И зря. Здесь хоть и Москва, а глаз да ушей, поди, не меньше, чем в том же Белоярске, где каждый твой шаг словно просвечивается, а после, при нужде, выставляется на экране — для всеобщего обозрения.
Может, еще и этим обстоятельством объясняется ее сегодняшний взрыв, поразивший даже ее самое: вдруг ощутила свободу? Отвязалась, как та Жучка у строгой хозяйки? Впрочем, вот так думать как раз и не хотелось бы…
Что за праздник придумали себе Турецкий с Грязновым, Гордеев не знал, да и вряд ли бы угадал, если бы даже и хотел. Но любой праздник требовал как бы личного взноса. Юрий Петрович прикинул, не слишком ли расшиковался на аванс, выданный ему по доверенности Женькой Елисеевым, и решил, что вполне может сделать ход бутылкой хорошего коньяка. Выглядеть мелочным в глазах прекрасной дамы ему совсем не хотелось.
На Енисейской улице, в районе Грязнова-старшего, ему был ведом один приличный магазин, где точно не подсунули бы вместо коньяка какую-нибудь отраву. Кажется, именно здесь и сам Вячеслав Иванович имел обыкновение отовариваться. Или, по выражению Дениса, загружаться.
Когда вошли в магазин — Галочка тоже пожелала присутствовать при выборе напитка, — Гордеев заметил, что, несмотря на вечернее время, магазин вовсе не был пуст. И мало того, буквально все мужики, словно по команде, обернулись в их сторону. Видно, оно и в самом деле так, если даже для Москвы, привыкшей ко всему, в том числе и к обилию эффектных женщин, вошедшая в магазин Галя — в коротком тулупчике с белым мехом и такой же шапочке, кокетливо сдвинутой набок, длинноногая, стройная — показалась созданием неземным, удивительным и… возбуждающим. В странно возникшей на какое-то время тишине только цокали тонкие каблучки модных ее сапожек да слышалось чье-то неровное дыхание.
Замерший на миг Гордеев вдруг усмехнулся, чем вызвал удивление в глазах Галочки. «Потом!» — объяснил ей жестом. И лишь в машине, уже когда купили бутылку и сели, чтобы ехать дальше, Юрий открыто засмеялся.
— Ну анекдот вспомнил, старый, ему сто лет, с вон какой бородищей!
Галя потребовала, чтобы он немедленно рассказал. И как ни отнекивался Гордеев, как ни уверял, что анекдот не совсем приличный, не отставала. Ладно, отмахнулся он от такой навязчивости. И рассказал, естественно.
Ну, ехали двое солдатиков, смотрят: красавица заходит в вагон, ну вся такая, что у несчастных ребят в глазах пошли сплошные миражи! А она перед ними то так, то этак, одним боком повернется, другим, закуривает, кокетничает… Растаяли парни, вот один и шепчет другому: «Какое чудо!» А второй отвечает: «Ага, и ведь наверняка кому-то повезло, трахает он элементарно это твое чудо! Кто же он такой, этот счастливчик?» А красотка словно прочитала их мысли, поворачивается к ним и говорит…
— Все! — воскликнула Галя. — Больше ни слова! Я сама знаю!
— Да? — высокомерно спросил Гордеев. — И что же она им ответила?
— Она сказала, — серьезно продолжила Галочка, — кто ее именно трахает! Такой же дурак, как ты, несчастный солдатик!
— Там, правда, был не дурак, а покрепче, но остальное правильно! — так же серьезно поправил Юрий и, рассмеявшись, поймал своими губами губы Галочки. А оторвавшись, закончил: — Но ты в самом деле выглядела чрезвычайно эффектно — ножки-сапожки, недаром мужики языки свои проглотили!
— Ага! А я ведь еще и твои глаза видела! Ничего, знай наших! Ну, трогай, поехали, а то мне уже не терпится вернуться домой!
Вот в таком возбужденном состоянии они и явились на Енисейскую. И уже возле лифта, на площадке перед дверью Грязнова, ощутили совершенно потрясающие запахи, доносящиеся, вернее, густо струящиеся из-за обитой черным дерматином бронированной двери.
Галочка тихо охнула и как-то беспомощно посмотрела на Юрия.
— Прошу тебя, — сказала дрогнувшим голосом, — последи за мной, не давай много есть, а то мне потом плохо будет, а я уже сейчас не могу удержаться!..
И Гордеев едва не хлопнул себя по лбу. Идиот! За весь день человеку ничего, кроме каких-то там маринованных мидий и креветок, нормального предложить не додумался! Привык сам все делать на бегу… Чайку ей, видишь ли, чашечку! Да и той не налил…