Лечебное дело zyablikova
Шрифт:
– Много говоришь, – упрекнул меня старший товарищ .– С военными надо проще, по уставу – «так точно», «никак нет», упал-отжался… а ты разводишь какие-то антимонии.
– Но как же, Иван Николаевич? – ломающимся от обиды голосом отозвался я. – Ведь этот козёл задаёт идиотский вопрос, про пулю. При чём тут вообще доставание пули, когда кишка прострелена и каловый перитонит светит?! Нужно же объяснить ему по-человечески, в чём состоит проблема и как мы пытались её решить, чтобы потом не было недоразумений…
Ехидное лицо Ивана Николаевича
– Ты в армии служил, zyablikov?
– Нет, Иван Николаевич, я поступил сразу после десятилетки, а в институте была военная кафедра.
– Что ж тебя там не научили, как обстановку докладывать нужно?
Я объяснил, что ОТМС нам преподавали военные медики, в душе интеллигентные люди, в отличие от солдафона-строевика, который вёл у нас НВП. Как всегда, говоря о военной кафедре, я оживился – уж больно это была волнующая тема, о которой ни один выпускник мединститута не смог бы говорить равнодушно.
Вдруг снова зазвонил телефон. Я красноречиво посмотрел на старшего товарища.
– Бери, отвечай. Учись, учись с вояками разговаривать, – велел мне он.
– Иван Николаевич, а может, вы сами… как оперировавший хирург…а я послушаю, поучусь, как надо…
– Учиться уже пора не в теории, а на практике! – резко ответил хирург. – Не существует юридического понятия «оперировавший хирург». Операцию делали вдвоём, ответственность пополам, бери и сам разговаривай, учись по ходу дела. Иначе нахера было сюда ехать, сидел бы в своей Москве… Думаешь, хирургия тебе это что, просто так?
Делать нечего, пришлось снова брать трубку.
– Ординаторская? Моя фамилия – майор Лысиков, – раздался командный баритон из трубки. – Мне дежурного хирурга.
Ого! Уже целый майор, наши ставки растут.
Я ответил, что дежурный хирург zyablikov у телефона. Конечно же, майор интересовался рядовым Мосиным. Отруганный Иваном Николаевичем, я решил занять теперь «выжидательную тактику» и отвечать строго на вопросы. Я сделал паузу, как будто усиленно вспоминаю, и ответил, что да, поступал такой пациент.
– Так он у вас сейчас? – сразу встревожился майор Лысиков. – Как состояние Мосина?
Я ответил что да, у нас, точнее – в реанимации, состояние соответствует объёму и тяжести перенесенной операции.
– Почему рядовой в реанимации? Кто разрешил?! Такая тяжёлая была операция?
– Очень тяжёлая.
Я опять выжидательно помолчал. Выжидал и мой собеседник, поэтому мне пришлось продолжить:
– Помимо основного этапа, пришлось выполнить аппендэктомию и первичную хирургическую обработку огнестрельной раны передней брюшной стенки.
– Да-а, дела… – явно расстроился майор Лысиков. В чём заключался «основной этап», он не спросил. – Это всё понятно. А пулю достали?
Иванов, подняв голову от истории болезни, зверской мимикой показывал, что мне нужно просто ответить «нет» и положить трубку, но я решил ещё раз попытать счастья и объяснить смысл проделанной работы этому более высокопоставленному офицеру Вооружённых сил Союза Советских Социалистических Республик.
– Видите ли, товарищ майор, – начал я. – Понимаете, вот пуля. Она летит со скоростью, скажем. 300 метров в секунду, и встречается с человеческим телом. Кинетическая энергия пули такова, что, сохраняя траекторию движения, она на своём пути пробивает ткани и органы. Что и произошло с Мосиным – пуля от пистолета Макарова, или просто пистолетная пуля, пробила ему переднюю брюшную стенку и слепую кишку в трёх местах.
– Да вы что! Какую ещё кишку пробила? – судя по падающему голосу, майор расстраивался всё сильнее и сильнее. Кажется, ни о чём подобном он раньше не слышал, и совершенно новая информация его сильно деморализовала. – В живот ведь было попадание!
– Слепую. Она как раз в животе. Из пробитой кишки в брюшную полость потекли каловые массы…
– Потекли стремительным домкратом, – хмыкнул сзади Иван Николаевич. – Ну ты и трепло, zyablikov. Чувствуется, что в Москве учился. В армии бы из тебя эту дурь в два счёта вышибли.
– И создали угрозу возникновения и развития перитонита, – безжалостно продолжал я.
– Перитонита?!
– Да. То есть, гнойного воспаления брюшины со всеми вытекающими последствиями…
– А пуля? – совсем помертвевшим голосом спросил майор.
– А пуля, сделав своё чёрное дело, продолжила поступательное движение по забрюшинному пространству и остановилась в толще правой подвздошно-поясничной мышы далеко за его пределами…
В трубку напряженно молчали, сзади меня старший товарищ изо всех сил сдерживался, чтобы не захохотать – я уже писал, что Иван Николаевич был «дёрганным»… а я, наблюдая себя в большое настенное зеркало, наслаждался произведённым эффектом.
– И что… что теперь? – спросил, наконец, Лысиков. – Получается, не достали пулю?
– Вопрос доставания тупоголовой пули из организма больного Мосина не был актуален в ходе операции, – как можно любезнее ответил я.
– И что теперь-то? Куда, в Ташкент переправляете? Может, лучше сразу в Москву, в Бурденко?!
– Никуда мы Мосина не переправляем, товарищ майор. Кишку мы ему зашили, брюшную полость дренировали, пусть поправляется и возвращается в строй.
– Как? А пуля? Пуля-то как?!
– Пуля? Пуля… вы не волнуйтесь так, товарищ майор, пуля пусть себе… она же неподвижна, фиксирована в околопозвоночных мягких тканях. Её нам не достать при всём желании, да и нет никакого смысла, поверьте.
Я говорил сейчас подкупающей, но неподдельной искренностью, стараясь исправить неблагоприятное впечатление от своих предыдущих разъяснений. Но было поздно – запуганный мной майор окончательно потерял способность соображать.
– Зачем же было операцию делать, если пулю не смогли достать! – закричал он. – Я думал, там у вас спецы работают, а вы такого простого дела сделать не можете – пулю из живота достать!!