Лечебное дело zyablikova
Шрифт:
История болезни была явно написана «для прокурора», и от попыток вывести участников ночного дежурства на чистую воду пришлось отказаться.
Темирханова к обеду перевели в отдельную палату. Это пришлось сделать, поскольку его охраняли, а палата была в самом дальнем конце отделения, так как караул сильно мешал работе отделения.
Конечно, случившееся бесило всех страшно – какой-то рядовой Темирханов сумел надуть и «поиметь» целое хирургическое отделение! Никого не интересовали причины, почему тот «ударился в бега», ну убежал и убежал, ну поймали, значит, поймали. Я считал, что бегут от невзгод и тягот воинской службы обычно кто? очкарики-хлюпики,
Тем не менее, тот поправлялся стремительными темпами, и сразу по снятии швов был немедленно выписан обратно на свою губу, даже не на 10-й, как обычно, а на 8-й день после операции.
Прошли две или три недели, и рядовой Темирханов вновь поступил по дежурству в наше хирургическое отделение, снова наевшись гвоздей. В этот раз всё было без вопросов – его сперва полностью раздели, обыскали, дежурный хирург, несмотря на яростное сопротивление кавказца, безжалостно провёл пальцевое исследование прямой кишки, а потом уже подвергли обзорной рентгенографии органов брюшной полости в присутствии двоих одетых в свинцовые фартуки однополчан – конвоиров Темирханова. Были обнаружены в желудке и верхнем отделе тонкого кишечника множестве мелкие гвоздики, которыми заколачивали в то время посылочные ящики. «Перитонеальной» симтоматики не имелось, равно как и любой другой, но куда денешься – пришлось снова госпитализировать этого типа в отдельную палату и терпеть в отделении караул из трёх низших чинов, который менялся каждые 8 часов. Кормёжку всем им доставляли из воинской части.
В этот раз рядовому Темирханову не удалось никого провести – кроме Али Алиевича, земляков в отделении у него не было. Врачи, средний и младший медпесонал бдили неусыпно, к тому же конвой не спускал глаз. Раз в два дня проводилось контрольная рентгенография ОБП, и через неделю, убедившись в полном отсутствии инородных тел в брюшной полости, симулянт и мутилятор был выписан… выдворен из хирургического отделения обратно на губу.
Как известно, бог любит троицу, и рядовой Темирханов очень скоро снова оказался в нашем хирургическом отделении с гвоздями в кишечнике. Этот раз он ухитрился проглотить два довольно приличных по длине, миллиметров по 70- 80 каждый. Конечно, не 150, как с Али Алиевичем, но всё же достаточно больших, под силу только индийским факирам. Нормальный человек определённо не мог этого сделать, без риска пропороть себе глотку, поэтому у меня закрались сомнения в психической полноценности Темирханова. По нём сказать ничего было нельзя – держался тот по-прежнему тихо и замкнуто, похудел, осунулся, лишь усилися блеск больших, чёрных, как слива, глаз его.
Ну что, применили к этому кавказскому пленнику снова выжидательную тактику. Отдельная палата была в этот раз занята пациенткой, работницей ОРСа, и горе-гвоздеглотателя вместе с караулом поместили на обоссанных матрацах в тёмном закутке за ширмами.
– «Курорт»,– шутили все.
Там он и лежал, примерно неделю. Была суббота, и моё дежурство начиналось с 8.00. Дежурил я с Иваном Николаевичем. Сделали обход, к Темирханову даже заглядывать не стали – наши предшественники ничего по его поводу не докладывали, под наблюдением досадный пациент не находился, лечащий врач у него был – как говорится, «скажем дружно – нафиг нужно»!
Дежурствово шло вяло, смотрели телевизор, по которому крутили «Рабыню Изауру» и транслировали Съезд народных депутатов. Иван Николаевич, по своему обыкновению, лежал за занавесками, а я сидел за столом. Около полудня в ординаторскую постучала дежурная медсестра.
– Там Темирханов на боли в животе жалуется, – сообщила она.
– Скажи этому козлу Темирханову, что это в нём гвозди растворяются, – сострил я. – Блин, разлёгся тут, как в Сочи, тварь. Ещё и беспокоит медперсонал…
– Моё дело – доложить, – приняла мой отказ (подняться и подойти к пациенту) медсестра и убежала.
– Вот же скотина, – пробормотал я. – Когда уже он отсюда сдриснет…
Темирханов, практически мой ровесник, не сделал мне ничего плохого, и даже в мои дежурства не поступал. Сейчас трудно понять моё предубеждение против этого парня – ведь больной всегда прав – но тогда я ещё не достиг нравственно-философского понимания сути медицины и своей роли в ней, а просто, как очень обычный, очень советский, очень молодой человек, комсомолец, строитель коммунизма, разделял общее негодование в отношении «чересчур хитрожопого» пациента.
За занавесками раздался шорох – это Иван Николаевич выбирался с лежанки на свет божий. Не говоря ни слова, он влез в шлёпанцы, надел халат и шапочку и вышел из ординаторской.
«Пошёл смотреть Темирханова, – понял я. – Вот ведь дёрганный…»
…Как-то И.Н. поделился со мной причиной своей «дёрганности». Лет 10 назад он выполнял плановую операцию при паховой грыже. Ему предстояло отсечь грыжевой мешок, и он как раз проводил его пальпаторно-визуальную ревизию самым придирчивым образом. Но вдруг в операционную вошёл заведующий отделением Малинин В.М. – хирург высшей категории, учитель и тутор Иванова. Им обоим срочно нужно было идти (даже «бежать») к начмеду.
– Что ты там копаешься? – нетерпеливо спросил Малинин. – Давай, отсекай мешок, делай пластику, зашивай и пошли, пошли – у меня ещё отчётно-выборное партсобрание в час! А потом ещё консультативный приём в поликлинике, б…
– Но, Василий Максимович…
– Ваня, не е… Муму, отсекай мешок, работай, не спи, замерзнёшь н…й...
Пришлось подчиниться скрепя сердце, хотя помимо листков брюшины, в мешке оказалась, как потом выяснилось, стенка мочевого пузыря, и больного пришлось срочно брать на лапаротомию.
– Вот так я и стал психопатом… – признавался мне Иван Николаевич.
Моей флегматичности он не шутку завидовал, поэтому всеми способами старался вывести меня из равновесия. Бывало, оперирую я острый аппендицит, он мне ассистирует.
– Что ты делаешь, Чиж Снегиревич? – вдруг спросит резко.
– Кто-я?
– Ну не я же!
– Накладываю кисетный шов… а что такое, Иван Николаевич?
– Ничего… так, спросил просто.
– А-а… вы так спросили, как будто я что-то не так делаю…
– На релапаротомии никогда не ходил? Ну, сходишь ещё. Какие твои годы…
Мне тогда стоило большого самообладания удвоить внимание и продолжать, стиснув зубы. Хотелось прибить старшего товарища. Но подобные тренировки выдержки были хороши, и очень мне пригодились, когда я начал оперировать самостоятельно.
…Иванов вернулся через пять минут с предельно озабоченным лицом и сразу же снял телефонную трубку.
–Что там, Иван Николаевич? – осторожно поинтересовался я. – У Темирханова? Вы же его смотреть ходили?