Лечебное дело zyablikova
Шрифт:
Казалось, что этого нового Тюрина даже не очень огорчает случившееся сейчас, просто произошло то, что и должно было произойти. И далеко не самое худшее…
Мало того, что его никуда не перевели, а подло вернули обратно в часть, так там ещё и изощрённо издевались!!!
Хотелось немедленно что-то сделать, хотя бы заорать во всё горло. Вызвать сюда этого дознавателя с чистыми руками и показать ему дознаваемого! Но никто ничего не сделал и даже не заорал. Странным было и то, что в этот раз не возникло ни распоряжений главврача, ни оборзевших офицеров из части, ни извивающегося полковника. (Обычно любая доставленная
Тюрина быстренько госпитализировали, срезали шины, раздели (голый, он производил совсем жалкое, бесполое впечатление), провели спицу через дистальный метафиз бедра, уложили на систему скелетного вытяжения. Бывший вожак, заводила, бесстрашно «пошедший на принцип», вёл сейчас себя так, как будто впервые сюда попал, явно опасаясь, что его узнают – как пойманный зверёк, со всех сторон ожидая опасности. Но никто его не узнал, кроме меня – наоборот, и врачи, и медсёстры, и молоденькие медсестрички держали себя с пациентом подчёркнуто сурово и отчуждённо, с таким брезгливым выражением лица, словно боясь об него испачкаться…
Чем закончилось дело, не знаю, ибо моя интернатура подошла к концу и я уехал в Среднюю Азию, увезя загадку рядового Тюрина с собою, под белое солнце пустыни…
"Не говорят о дедовщине те люди, которые сами унижали и оскорбляли. Показатель такого человека, деда, – это когда взрослый человек до сих пор хранит где-то в закуточке дембельский альбом либо в синей, либо в бархатной обложке ворсистый. Это показатель, что человек был стариком достаточно жестоким. Эти люди ностальгируют, гордятся всей этой службой и рассказывают, что дедовщины у них не было."
Фонд Ройзмана. "Александр"
Как я уже писал, в Средней Азии я работал дежурантом в хирургическом отделении одной из медсанчастей 3-го ГУ МЗ СССР. Дежурил я с кем-нибудь из опытных хирургов, в основном, с И.Н. Ивановым, героем моего предыдущего очерка. Дежурства были 12-часовые по 2, то есть, день с с 8.00 до 20.00, и ночь с 20.00 до 8.00.
Как-то, придя на очередное дежурство к 8.00, я стал свидетелем небывалого оживления. В ординаторской горел экран негатоскопа, высвечивая помещённый на него обзорный рентген-снимок брюшной полости. На снимке чётко был виден огромный гвоздь в правой подвздошной области.
Под снимком сидел черноусый дежурный хирург Абдулахмедов Али Алиевич с непроницаемым видом. Он был родом с Кавказа, и звали на самом деле Али Алиевича «Али Абдулджамиевич», но все сокращали ввиду труднопроизносимости. Другой дежурный хирург корейского происхождения, Сергей Петрович Ли, уже ушёл в поликлинику, на своё рабочее место.
Брюшная полость на снимке принадлежала поступившему ночью больному, рядовому из местной воинской части класса «стройбат», из которой к нам поступал рядовой Мосин, о котором я писал в предыдущем очерке. На этот раз фамилия рядового была Темирханов, и именно он взял и проглотил 150-мм гвоздь, который так вызывающе смотрелся среди окружавших его кишечных газов…
Когда все хирурги собрались, Али Алиевич доложил о поступившем с лёгким кавказским акцентом. Солдат из воинской части, находился «в бегах», был пойман, возвращён в часть, посажен на губу в ожидании суда. На губе он проглотил гвоздь -
– Да, вот такой, стопятидесятку… – без тени смущения продолжал Али Алиевич, – при поступлении была перитонеальная симптоматика… сделали обзорный брюшной – гвоздь в правой подвздошной… взяли в операционную. Срединная лапаротомия, в брюшной полости обнаружена свежая кровь в количестве 100.0 мл… при ревизии органов брюшной полости гвоздя не обнаружено… органы не повреждены… сейчас в реанимации…
Мои коллеги, прилежно слушавшие отчёт дежурного хирурга, сильно пошевелилилсь.
– Как же так, Али Алиевич? Как он физически мог проглотить гвоздь такой величины?!
– Я тоже удивился, и Сергей Петрович удивился. Но он утверждал, что проглотил, как-то там машинным маслом намазал…
– Да как ты вообще мог в такую х…ню поверить?! Ты же далеко не первый год работаешь!
Али Алиевич, шевеля усами, развёл руки в стороны – мол, чего только в хирургии не случается.
– А снимок, снимок как делали? Может, он этот гвоздь с собой пронёс, спрятал в рукаве, а когда вы все из рентгена вышли, перед снимком, положил сверху, вот те и гвоздь в брюхе?!
– Нет… этого он сделать не мог, – твёрдо заявил дежурный хирург, опустив щёточку усов на верхнюю губу.
– Почему же «не мог»? Раздевали?
– Конечно… – раздвигая усы в добродушной улыбке, ответил Али Алиевич. – И раздевали, и рядом стояли… никак он гвоздь с собой пронести не мог!
– Ну, чудеса…
Репутация Али Алиевича в отделении была несколько «влажная», если так можно выразиться. Он считался «ещё растущим», второстепенным хирургом, оперирующим преимущественно аппендициты, и то, на его операциях постоянно случались какие-то мелкие казусы, которые больше ни с кем не случались.
– А свежая кровь-то откуда взялась в брюшной полости?
– Может, сверху, из раны, натекла?
Али Алиевич усами и мимикой отверг подобные предположения. Делать нечего, надо было идти на обход. В реанимации, действительно, находился прооперированный рядовой Темирханов. Он всё ещё считался арестованным, и на входе в реанимацию сидели двое других военнослужащих срочной службы, его охранявших. Пациент оказался земляком Али Алиевича, с Кавказа- сухой, жилистый парень среднего роста, белозубый брюнет с орлиным носом, 20 лет. Он был в сознании, стабилен, повязка сухая, по дренажу выделялась сукровица какая-то, моча по катетеру светлая. Как ни крути, а состояние соответствовало объёму и тяжести…
Али Алиевич, избегая дальнейших расспросов, быстренько переоделся и покинул отделение. В его отсутствие началось бурное обсуждение случившегося. Понятно, что больной был симулянтом и мутилятором, но как опытный хирург, пусть не из самых ведущих в отделении, не смог распознать, что его надувают?
Заведующий позвонил в поликлинику Сергею Петровичу, который дежурил с Абдулахмедовым, и попытался прояснить случившееся. Но Сергей Петрович, как я уже сообщал, был чистокровным корейцем, а представители восточно-азиатских народов отличаются наибольшей степенью непроницаемости, и что-либо выведать у него сверх того, что нам сообщил Али Алиевич, так и не получилось.