Лечить или любить
Шрифт:
— Ладно, сделаем так, — решила я, подумав минут пять.
За это время Мария Михайловна взяла с полки и с явным трудом собрала головоломку для детей от 5 до 7 лет.
— Если я правильно поняла, — снова начала я, — Саша фактических секретов от вас не имел, но о своих чувствах никогда особенно не распространялся.
— Ну, мы оба такие. И Вадим такой же был. Чувства — чего о них говорить, они же в поступках видны. Это же легко понять.
— Угу, в поступках, — согласилась я, подумав о злополучных ботинках — поступке, который никто не мог понять. —
— Но он же не будет слушать, — сразу же по окончании объяснения возразила Мария Михайловна. — Уйдет в свою комнату и дверь закроет. Включит музыку, наушники возьмет…
— Не ваши проблемы. Вы продолжаете говорить, пока сил хватит. И не забывайте: только о своих чувствах; только в форме «Я-посланий»; никаких оценок Сашиной личности.
— Хорошо, я попробую, — неуверенно согласилась Мария Михайловна. Видно было, что предложенная методика ее совершенно не впечатлила. — А когда мне к вам прийти?
— Ну, приходите на неделе, во вторник, в шесть часов. Успеете?
— Постараюсь.
Вторник, пятнадцать минут седьмого.
— Здравствуйте, извините за опоздание, я бежала с работы, но транспорт…
— Здравствуйте, садитесь. Рассказывайте, как успехи.
— Да никак. Я все делаю, как вы велели. Произношу в коридоре возле ботинок такие монологи, что уже начинаю думать, не податься ли мне в какой-нибудь народный театр, если таковое еще сохранились. Правду сказать, выговорюсь, и вроде полегче становится.
— А Саша?
— Саша прячется, музыку включает, как я вам и говорила. Потом иногда выглядывает, проверяет, все уже или я еще митингую.
— Сам ничего не говорит?
— Нет, молчит. Один раз пальцем у виска покрутил: вроде, ты что, мать, с ума сошла?
— Вы высказались по этому поводу?
— Разумеется! Это же затягивает, хочется еще и еще говорить. Вроде наркотика. Ну, вы-то, наверное, знаете…
Я кивнула.
— Можете воспроизвести отрывок из любого монолога?
— Пожалуйста! — подозрительно охотно согласилась Мария Михайловна, прижала руки к груди и начала:
— Когда я вижу эти ботинки, мне кажется, что вся моя жизнь прошла зря. Все напрасно, все впустую, все как в бездонный колодец! И холодные ночи, и безрадостные дни, и отчаяние, и надежды… У меня ничего не получилось, я ошиблась где-то в самом начале, в чем-то очень существенном и долго не замечала своей ошибки. Я и сейчас не знаю, в чем она заключается, но уже расплачиваюсь за нее… — на глазах женщины заблестели слезы. Шекспир!
— Спасибо, достаточно! Очень впечатляет! Продолжайте в том же духе, думаю, осталось недолго.
— В каком смысле недолго?
— Скоро Саша должен тем или иным образом отреагировать на происходящее.
— Как это — тем или иным образом?
— Самое обидное будет, если он просто уберет ботинки, и мы так никогда и не узнаем, что это было.
— А вы думаете, он может их убрать?
— Может, может, только хотелось бы, чтобы он сперва высказался. Приходите, как только что-нибудь произойдет.
Саша и Мария Михайловна пришли на прием вместе в конце следующей недели. Саша был мрачен, Мария Михайловна как будто помолодела лет на пять-семь.
— Посидишь в коридоре минут пять? — спросила мать и, слегка пританцовывая, прошла в кабинет.
— Посижу, только ты быстрее там, — угрюмо буркнул сын. Сейчас он был гораздо больше похож на нормального подростка, чем в прошлую нашу встречу.
— Кажется, у тебя появились проблемы? — прошептала я в Сашино ухо, привстав на цыпочки.
— Появятся тут! Это вы ее научили?! — прошипел Саша в ответ. Я радостно кивнула.
— Вы представляете, он убрал ботинки!!! — радостно заявила Мария Михайловна. — Я зря вам не верила. Все сработало, как вы и сказали!
— Как это было?
— Ну, я как всегда рыдала в коридоре, как Ярославна на какой-то там стене. Тут он выскочил из комнаты, из глаз искры сыплются в самом прямом смысле этого слова, и заорал: «Ты думаешь! Ты чувствуешь! Тебе кажется! А тебя когда-нибудь интересовало, что я чувствую!!!» Я, конечно, сразу поняла, что вот это и есть тот результат, о котором вы мне говорили, и заверила его, что я только и мечтаю узнать о том, что он чувствует. Тут он… тут он заплакал… Вы представляете? Я ему всегда говорила, что мужчина должен быть сильным, и он лет с шести не плакал. А тут вдруг… Я растерялась, а он сквозь слезы говорит: «Ты сама реши, зачем я тебе нужен, а то я ничего не понимаю!» — Я тоже разревелась, говорю: «Ты — жизнь моя, у меня, кроме тебя, никого нет, я тебя люблю больше всего на свете!» Он меня обнял, мы вместе поплакали, потом я пирог испекла, а на следующий день
— их не было! Вы представляете — их не было!!!
— Та-ак, — никакой эйфории по поводу произошедшего в семье катарсиса я не испытывала. — И зачем же вы теперь пришли? Раз у вас все так хорошо наладилось?
— А это он сказал, — несколько растерялась Мария Михайловна. — Саша. Так и сказал: ну, добилась своего? Пойдем теперь к твоему психологу разбираться…
Оп-ля! — я мысленно поаплодировала Сашиному интеллекту и замечательной генетике крупного ученого Вадима. Мария Михайловна не сумела разглядеть, что проблема осталась на месте, ботинки по-прежнему застилали ей весь горизонт, а пятнадцатилетний Саша — увидел! Умница Саша!
— Зовите сына!
— «Ты сама реши, зачем я тебе нужен…» — процитировала я. — Объясняй, как можешь. Я тебе помогу.
Обычный, очень крупный, сумрачный подросток смотрел на меня с явным недоверием.
— Ты — пострадавшая сторона. Я — за тебя. Верь. Говори. Ты можешь, у тебя отец был ученым, у тебя у самого сильный интеллект. Очень много всего было вложено, жаль, если сейчас все рухнет. Только ты можешь спасти. Говори, пробуй. Я не могу за тебя. Потому что только догадываюсь. Лишь ты знаешь наверняка. Говори.