Лед Апокалипсиса
Шрифт:
Встал. Мой комбез постиран и высушен, все вещи, оружие, снаряжение — аккуратно сложены на столе. Телефон заботливо заряжается от пауер-бэнка. Показывает сто процентов. Оружие в сторонке. Рядом — холодный как хрен арктического утопленника громадный бутерброд с майонезом и соевой колбасой, завернутый в кусок рекламного буклета. Чертовски вкусно.
Зло (но тихо) оделся, собрался. Вышел из палатки, хрустнул спиной, разминаясь. Нахрена мне в рейд? Я двое суток как адская гончая бегал по окрестностям.
— Иваныч тебе не хочет говорить…
Блять. Напугал.
— Это, конечно, далеко. По нынешним меркам. Но мне трудно привыкнуть к мысли, что дойти до станции пару километра, как в Израиль пешком.
Август сделал трагическое лицо.
Не стал ему подыгрывать, тем более что по уровню алкоголя в крови мы в разных весовых категориях. Молчал. Пусть страдает от необходимости играть эту театральщину сольно.
— Один из беженцев из частного сектора, кстати, правильно называется — дачный поселок «имени Дзержинского», работал на железке. Похваляется, что железная дорога до последнего принимала составы на узловой станции. Часть работяг живет там же, в ЖэДэ посёлке. Составы там ожидали переформирования, много вагонов, крытых, открытых, платформ, для сыпучих грузов и так далее. И половина не пусты. В связи с бардаком их скопилось много. Выходит, поселение выживших на «узловой» сказочно богато. Можно было бы проверить, но Иваныч боится тобой рисковать.
Появился Кабыр. Молчаливый, одетый в утепленный камуфляжный комбинезон. Потянулся, прикрыл рот от зевка. Время — половина шестого. Нашёл откуда-то из недр «капиталиста» горячий чайник, сделал себе кофе. Я сбегал в гальюн и повторил его маневр. После всех пережитых приключений «нескафе» был божественен.
Открыл навигатор. Рядом с нами нитка ЖэДэ, но нерабочая. «Двигая» по ней добрался до скопления зданий, переплетения путей, автодороги.
— Оно? — показал Августу.
Тот подумал некоторое время, покрутил, чувствовалось что с картами в телефоне знаком слабо. Но, подтвердил.
Вздохнул. Присвоил метку. Попросил Кабыра разбудить Дениса, только тихонечко. Потому что Денис жил не один, встречался с прекрасной дамой.
Итак. По идеальной прямой — шесть и семь десятых километра. Ну, допустим сейчас и правда можно идти по сравнительно прямому маршруту. Хотя, семь кэмэ по снегу и льду многовато. Наверное, привыкнем и станем уходить на десятки и сотни. Если доживём.
Пришёл зевающий Денис. Сказал, что рана его не беспокоит. Мы с Хакасом ему не поверили, с умным видом осмотрели сами. Вроде ничего. Сделали ему кофе. Втроем, откровенно игнорируя замечания Августа (ему-то никуда не идти) посоветовались.
Единогласно решили, что это может быть Клондайк. Стоит пробовать, причем прямо сегодня. Погода адекватная (минус тридцать один, ветра почти нет), радиостанция должна ещё брать, направление на юго-запад (Завод это северо-западная оконечность города),
Попили кофе, одновременно снаряжаясь. Волокушу не берем, рейд в большей степени разведывательный. По этой же причине не взяли Лайку.
У шлюза налеплена утеплённая будка дежурного по стране. Он же вёл журнал, связывался с внешним дежурным, имел в распоряжении позолоченную рынду с надписью «Удача и богатство» (сувенирную, но довольно звонкую), которой при необходимости способен поднять тревогу, проверял шлюз, впускал, выпускал, ведал рациями (мы взяли одну, полностью заряженную), примерно представлял кто и где находится, он же сидел на стационарной рации базы, более мощной (откуда взялась? Что-то не припомню, видимо без моего участия).
Частенько дежурным был Дядя Ярик, который и так имел похожий опыт охранника. Сегодня там сидел копатель Юра. Молча записал наш маршрут, отпер и выпустил в белый свет.
Время семь двадцать две.
— Юрий, а вы с пацанами не хотите тоже в рейды? Сталкерствовать? — Спросил его через почти закрытую дверь шлюза.
— Хотим, — не меняя выражение лица, буркнул он в ответ.
Дыхание берегли.
Один советский офицер после Войны говорил, что работа пехоты, это очень много ходить и постоянно копать.
Здорово напоминает нашу ситуацию.
Копьё у Кабыра (второе, первое он уже об кого-то сломал), у Сёгуна Дениса катана за спиной, у меня длинный топор. Щедро смазанные пистолеты во внутренних карманах (чтобы не мёрзли и не забивались от снега) у всех. Кроме того, по лёгкой специально изготовленной дюралюминиевой снеговой лопате. И вот мы много идём, чтобы потом много копать.
По снегу удобнее было бы на лыжах. Но, во-первых, толком умеет на них ходить только Кабыр (он во многих отношениях крут), во-вторых, их просто нет, в-третьих, местность — не совсем снежное поле.
У снега и льда появилась текстура. Лед подтаивал на солнце, двигался, складывался в торосы, эдакие нагромождения высотой полметра-метр. Кое-где ветер сдувал снег, оставалась только ожесточенная корка снега и льда. Мутноватое ледяное сало, смесь замерзшей воды с воздухом. В других местах появились снежные дюны, сложные, отражающие настроения погодных штормов, иные места — ледовая плоскость, внизу черная, пугающая.
Шли и шли. Молча, размеренно. Берцы меня подводят, подошвы дали трещины, надо другую обувку.
Время без четверти двенадцать. Навигатор во внутреннем кармане рапортует о прибытии в место назначения. Дошли за почти четыре с половиной часа.
Стал, опершись о топор. В животе заурчало. В этот раз взяли с собой покушать и два термоса. Успеется, сначала осмотр местности.
С виду просто мощные снежные холмы.
— Как вам?
— Тут нет людей, — озвучил ощущения Денис.
И верно, когда «в сугробах» прячутся люди, они топят печи, готовят, дышат. Тогда колыхается воздух над снегами, образуются проталины, парит дымок. Эта местность мертвецки неподвижна.