Лед и пепел
Шрифт:
По предварительному расчету, все это расстояние предстояло пройти за двадцать один час двадцать пять минут, с остатком навигационного запаса бензина (Навигационный запас не входит в расходуемый. Это запас на изменение ветра и закрытие аэродромов из–за погоды.) на два часа. Но прогнозы ветрового режима не оправдались. Полет продолжался двадцать четыре часа пять минут. Для данного типа самолета это был мировой рекорд, но он был неофициальным и не зарегистрирован. А «заначка» механика очень понадобилась.
— Ну что, полоса айсбергов кончилась? Дальше паковый лед. Пошли обратно! — сказал Черевичный.
— Разворачивайся. Курс истинный сто
— Есть курс сто семьдесят пять истинный! Отлично, Валентин, это значит, через три с половиной часа будем на мысе Желания?
— Через три часа сорок пять минут. Если не изменится ветер. А как расход горючего?
— Нормально! При этом режиме двести восемьдесят литров в час. До Архангельска хватит с гарантией.
— Учти, Иван, от Амдермы ветер перейдет на западный. Наша скорость упадет до ста восьмидесяти километров
— Я так и рассчитываю. Архангельск — запасной. Посадку планируй в Нарьян — Маре, а это на шестьсот километров ближе.
— Погода в Нарьян — Маре за последние два часа неустойчивая, облачность восемьдесят метров, дождь, штормит, видимость плохая.
— Нам не на сухопутном аэродроме садиться. Печора широкая, гор нет. Если прижмет, сядем при худших условиях!
— Сесть–то вы сядете, но если штормит, трудно будет с заправкой горючим. Плота для гидросамолета там, как мне известно, нет, а на якорной стоянке намучаемся, — не без иронии заметил вернувшийся Чечин.
— Ничего, Виктор! Нас семеро. Штурман пусть составляет донесение, а мы в твое распоряжение поступаем.
— А зачем полундру отхватывать? Надо в Архангельск идти. Там и плот есть и гостиница отличная. Овощей достанем для нашего камбуза. Отдохнем как следует. Ведь двадцать четвертого июня вылет не планируется, — не унимался Виктор.
— Чую, дорогой чиф, запасец горючего у тебя имеется в заначке изрядный, израсходовать хочешь? — усмехнулся Черевичный.
— Ну, есть там одна–две сотни литров. Заправщик плеснул по ошибке.
— Знаю твою «сотню». На взлете еле вышли на редан! Хорошо ветерок помог. Ты что думаешь, я о запасе не забочусь?! Вот что — горючее из баков слить и заправить строго по расчетам штурмана!
— Ест слить остаток горючего и заправить по расчетам штурмана! — четко, но с затаенной обидой ответил Чечин.
Иван, не ожидая такого поворота, тепло посмотрел на Чечина и, доложив руку ему на плечо, сказал:
— Виктор, пойми, я должен знать точный взлетный вес машины. Это же гидросамолет. Ты же сам знаешь… А необходимый навигационный запас мы тщательно продумываем со штурманом. Наверное, и нам хочется ходить по земле?
Проходя мимо меня, Виктор остановился и долго рассматривал прокладку маршрута на карте, а потом буркнул:
— Пойду соображу насчет кофе, идет? Гастрономия — это не твоя астрономия!
— Иди лучше поспи, десять часов не вылазил из своей этажерки, отдохни! — сказал я.
— Уговорил, но после кофе. Давай колдуй, будет готово, свистну, — ответил он.
Моторы исправно пели свою песню. Саша Макаров безотрывно прослушивал эфир, засыпая нас сводками погоды десятка береговых метеостанций. Он ухитрялся держать связь с самыми отдаленными радиостанциями и всегда обеспечивал нас всеми необходимыми сведениями для выполнения полета. Причем все радиограммы он принимал на пишущую машинку, приданную радиорубке самолета. Мы знали все новости, где какие корабли, самолеты, что происходит на зимовках и какая погода на Черноморском побережье. Неутомимый в полете, он часами неотрывно сидел в своем кресле, отмахиваясь от приглашения к обеду или ужину. По возрасту он был старше нас на двенадцать — пятнадцать лет, но по выносливости он не уступал никому. Высокий, худой, сероглазый, с орлиным носом и удивительно спокойным характером… Весь экипаж его любил, на что и он отвечал мудрой заботливостью старшего по возрасту товарища. Мы старались всячески оберегать его от тяжкой физической работы, от посадочных авралов, когда при работе с якорями вымокали с ног до головы, подать кофе или чай в радиорубку, дать возможность выспаться. В экипаже не было монастырской, елейной тишины. Отрезанные месяцами от людей, мы жили своим коллективом дружно, но не без острых и колючих слов, розыгрышей и шуток. Тем не менее отношения друг к другу были глубоко человечными. Никогда не было беспринципных ссор и столкновений, не было бездельников, болтунов. Каждый старался не только выполнить свою работу, но и находил время и силы помочь товарищу. Тяжелые, изнуряющие полеты, связанные со сложными ситуациями, не раз заставляли нас идти на прямой риск, и только крепкая спайка, настоящая мужская дружба помогали нам выходить из самых сложных положений.
— Штурман, впереди земля! — вывел меня из раздумий Черевичный.
— Остров Евалив!
— Почему такое странное название? — спросил Гриша Кляпчин.
— Остров увидел Фритьоф Нансен в тысяча восемьсот девяносто седьмом году. Это была первая земля после трехмесячного пути по дрейфующим льдам. Он подумал, что это два острова, и назвал их в честь жены Евы и дочки Лив. Но наши полярные летчики выяснили, что это один остров с двумя вершинами и низиной между ними. Вот и родился один остров — Евалив.
— Хватит географии. Прошу на кофе! — по микрофону передал Чечин. Трудно было устоять перед дразнящим ароматом, плывшим по кабинам самолета. Все, кто мог покинуть свое рабочее место, ушли на камбуз. Макарову и мне Виктор поставил пол–литровые эмалированные кружки.
— Спасибо, Виктор. Но я и сам мог бы сходить на камбуз.
— Подкрепись. Тебе еще долго не спать. Ну, ладно, я пошел отдохнуть. В случае чего, толкни.
Спать мне не хотелось, устали тоже не чувствовал, но было какое–то странное состояние. Словно тело и мысли существовали отдельно друг от друга. Выпитый горячий, добротно сваренный кофе быстро снял это ощущение, но вызвал другое: страшно потянуло на сон. Считают, что кофе лишает сна. На меня, да и на многих коллег, его действие обратное. Часто, после длительного полета, когда на отдых оставалось до очередного вылета пять–шесть часов, а сон не шел, мы пили чашку–две крепкого кофе и быстро засыпали. Очевидно, кофеин успокаивает взбудораженные полетом нервы и, наоборот, возбуждает их при нормальном состоянии.
Самолет подходил к мысу Желания. Было утро 22 июня. Безбрежным парчовым покрывалом раскинулся океан. Яркое солнце, кофе, уют кабины, теплой и светлой, чувство, что идем на юг к Большой земле — все настраивало на благодушие. Насвистывая песенку Хренникова из «Много шума из ничего», где утверждалось, что «толстосум за пять жемчужин с самой лучшей девкой дружен», Терентьев, в тельняшке, пестром платке на шее, уселся рядом с Макаровым.
— Включи репродукторы, дай послушать «Последние известия», — попросил он.