Лёд и пламень
Шрифт:
Крис встал из-за стола и подошел к окну, глядя на чистенький ухоженный сад своего отеля, где на газонах все еще оставались следы недавнего овечьего набега.
Ему было девять лет, когда они, собрав свои немудреные пожитки, перебрались в Нью-Йорк. Он возненавидел этот город с того момента, как увидел его. Серый, окутанный дымным смогом, он был похож на какое-то громадное чудовище, бесстыдно развалившееся на земле. Тут не было гор, покрытых шапками белого снега, не было зеленых полей и лесов. Не было ни церквей с белыми шпилями, ни прихотливо извивающихся улиц, ни чистых домиков, стоящих каждый посреди собственного сада, благоухающего цветами. Небоскребы производили гнетущее впечатление, а бесконечный лабиринт улиц наводил тоску своим серым однообразием. Он должен был сделать что-то, все равно что, лишь бы покинуть это место и поскорее вернуться в Вермонт. И вот ему пришлось. Морган…
Он отвернулся от окна и, подойдя к столу, взял документы на ферму Равенхайтс. И снова два тигриных глаза словно бы глянули на него. Забавно, но он не мог вызвать в памяти практически ни одной черты облика этой девушки, кроме того что она была крупная и одета как огородное пугало. Но эти глаза… Ах, эти глаза! Такие прекрасные и такие ненавидящие… И неудивительно. Ведь он сделал с ней именно то, что когда-то сделали с ним самим.
Не раздумывая больше, он потянулся к телефону и быстро набрал номер.
— Карпентер? Это Кристофер. Послушай, я хочу, чтобы ты съездил в округ Три Пикс и составил список всех ферм, расположенных поблизости от Равенхайтса, какие ты сможешь найти. Нет, я не хочу строить, я хочу купить Ферму, как можно ближе к Равенхайтсу, какую только сможешь получить. Да… да, это так. Мне пришла в голову одна идея.
Он повесил трубку и снова взглянул на бумаги. Он должен иметь земли Равенхайтса во что бы то ни стало, если не хочет выбросить на ветер миллионы долларов. Но всегда есть альтернатива.
Внезапно он снова вспомнил себя в четырнадцать лет, вспомнил свое ожидание возле казенного вида кирпичного здания, когда он дрожал в отцовском автомобиле… Нет, подумал он угрюмо, не всегда есть альтернатива. Но тут она должна быть. Для Брин Виттейкер, по крайней мере, она должна быть.
И после этого почувствовал себя лучше.
Джон Виттейкер чувствовал себя все хуже и хуже. А вот теперь ему стало совсем плохо. Так плохо, что, когда он остановил трактор и заглушил мотор, левая рука его уже онемела. Наклонившись к рулю, он ловил воздух широко открытым ртом, но это не помогало. Сколько он ни старался, никак не мог наполнить воздухом легкие. Открыв дверцу кабины, он наполовину вылез, а наполовину выпал из трактора. Ноги его погрузились в травянистый дерн; они больше уже не держали его. Он упал на землю, опираясь о нее руками.
Джон глянул прямо перед собой, стараясь не поддаваться панике. Вид долины был великолепен. Изумрудные поля, одетые свежей весенней зеленью, а высоко в небе пронзительный крик канюка, который описывал круги над долиной. Джон почувствовал, что ему жарко. Очень жарко. Жар начинался глубоко в груди и поднимался к горлу, делая дыхание еще более мучительным. Сколько бы воздуха он ни втягивал в легкие, все равно его было недостаточно. Вдруг руки его совершенно ослабели, и он повалился лицом в траву, чувствуя на своих пылающих щеках ее приятную прохладу и сырость.
Ощущая свежий, чистый запах земли, он думал о Марте. Она представилась ему сидящей на постели, одетая в скромную ночную рубашку с глухим воротом. Марта и ее мягкие округлые груди, на которых он засыпал добрых сорок лет своей жизни.
Джон чувствовал, как сердце колотится сильнее. Слишком тяжело, слишком быстро, слишком громко и очень болезненно. Слишком болезненно. Он знал, что ему осталось немного времени. Минуты? Да это и не так уж важно. Он подумал о своей жизни и не испытал сожалений. Он женился на хорошей женщине, которую крепко любил сорок лет. Имел двух прекрасных детей, а потом довелось заботиться о таком славном мальчике, как Хэдриан.
Марта… Джон снова закрыл глаза. Скоро он будет с ней наконец. И с Кэти. Ох, Кэти!.. Возможно, скоро он будет и с Кэти тоже. Как он не доглядел…
Канюк висел теперь прямо над его головой. Уголком глаза Джон видел, как стадо овец появилось на гребне холма. Наверное, они удивляются, почему он остановился здесь, а не подъехал к кормушкам с едой.
Брин.
Эта мысль оттеснила все: холод сырой земли, проникающий под одежду, жар, пламенеющий в груди, тяжесть собственного прерывистого дыхания и мысли о прошлом.
Брин. Что станет с ней?
Джон Виттейкер устало закрыл глаза и уже почти отстраненно, с дистанции, которая казалась вечностью, почувствовал, как все его тело начинает содрогаться. Хоть бы кто-то позаботился о Брин, молил он. Хоть бы кто-то полюбил ее…
Все померкло, и дрожь прекратилась. Овцы столпились вокруг него, но их призывного тревожного блеяния он уже не слышал. Только резкие крики канюка, кружащего высоко над его головой, продолжали нарушать мирный покой долины.
Нью-Йорк
Ланс Прескотт еще раз взглянул в зеркало, поправив и без того безукоризненный галстук. Мать наблюдала за каждым его движением. Она знала его очень хорошо, каждую черточку его, каждую слабость, каждый импульс, который двигал им. А как же иначе? Ведь сын был главным для нее в этой жизни.
Несмотря на свое скромное происхождение, Мойре удалось некогда поймать на крючок и женить на себе Клайва Прескотта Третьего, воплощение американского аристократизма, который жил хорошо и благоразумно умер молодым. Многие годы она была почтенной и уважаемой вдовой, принадлежащей к «старой гвардии». Одевалась скромно, но со вкусом, а благодаря игре в бридж поддерживала необходимые общественные контакты. Главной ее заботой было выплачивать долги. Но это не единственная забота, о нет. У нее было еще одно важное дело — Ланс.
Выходя замуж, Мойра не собиралась заводить детей. Но потом, когда осознала свое истинное, весьма незавидное финансовое положение, передумала. Ребенок вырастет и вступит в брак. И хотя, имея такого отца, как Клайв Прескотт Третий, он не будет иметь ни гроша, но приобретет кое-что более важное: родословную. Хорошенькая девушка может подцепить какого-нибудь новоиспеченного миллионера, жаждущего приобщиться к знати. Но Мойре, увы, снова не повезло. У нее родился сын. Однако тут были и свои плюсы. Мальчик мгновенно принес ей одобрение и мужа, и общества. Ведь она выполнила свой долг, произведя на свет наследника Прескоттов.