Лёд
Шрифт:
С одной стороны бочонка доктор Тесла вставил заводную ручку с резиновой рукояткой, с другой стороны впихнул в небольшое отверстие кабель, законченный зимназовым кольцом. Массивное основание аппарата было выполнено из темного дерева, в которое были ввинчены железные хомуты и планки, на которые опирался корпус; в нем же самом, словно в вертикально подвешенной корзинке с плотными прутьями, были замкнуты диски, цилиндры, прутки, катушки проводов и стальные кольца.
Я-оноотставило рюмки. Глянув вблизи, заметило посредине деревянной платформы бронзовую табличку с элегантной гравировкой:
— Что это такое?
— Теслектрическая динамо-машина.
— Чистый тунгетит? Вы считаете, что нечто подобное может оказаться экономически выгодным?
Глаза Теслы загорелись — сейчас он радовался словно ребенок, было такое впечатление, что этот костлявый старец через мгновение потрет ладони и подскочит на своем стуле.
— Так не электрический ток здесь появляется, дорогой мой, не ток!
— А что же?
— Другая сила. Она свободно стекает в древесину, в многочисленные холода зимназа, в растения и животные, в кристаллические структуры. Имеются виды зимназа с высоким содержанием углерода — например, графитовый криокарбон — которые, после подключения к этой темной энергии излучают тьвет. На этом основан мой патент темнелампочки; его уже выкупила одна сибирская фабрика, вторая на подходе. Зато неконтролируемое высвобождение теслектричества вызывает резкое понижение температуры. Царь предоставил мне достаточно тунгетита, чтобы я мог экспериментировать вволю. Теперь мне уже известно, что здесь нельзя непосредственно применять законы старой физики, этот здесь «теслектрический ток» не ведет себя как электрический ток — но и на протекание жидкости это тоже до конца не похоже. Выливается, выливается, выливается; имеются такие сосуды, предметы, материалы, которые, как кажется, он никогда не заполнит до конца, стекая в них без остановки.
…И вот в таком помещении, под влиянием выхода теслектрической энергии — если затем посмотреть в таком помещении в интерферограф, вы уже не увидите растянутой полоски более светлых и более темных пятен, но две отдельные световые точки.
Какое-то время я-ононе поняло, что он, собственно, сказал. Потом схватило рюмку и выпило остаток коньяка, сразу же потянувшись к бутылке, чтобы налить еще. И, то ли рука дрожала, то ли поезд трясся на съезде в уральский перевал…
Никола Тесла приглядывался с улыбкой.
И к черту подевались все симметрии.
— Это… — откашлялось я-оно. —Это сильная посылка.
Тот вздохнул.
— Но не доказательство.
— Нет. Нельзя исключить, что эта тунгетитовая сила влияет исключительно на природу света. Ну, я знаю — возможно, выпрямляет пути Uchtquanten? Логика… это уже нечто более фундаментальное, логику невозможно свести только лишь к одному — двум физическим феноменам. Даже если и вправду ваша «теслектрическая сила» отнимает у света его волновую природу и удерживает световой квант на одном месте — до полного его существования или же полного не существования.
— Именно так я и думал. Ба, до сих пор мне и в голову не приходило, что такое однозначное «замораживание» природы света может представлять собой всего лишь побочный результат другой перемены, гораздо более глубокой — несмотря на все сибирские легенды, несмотря на все рассказы о Стране Льда. Вот только сегодня, перед обедом, когда я услышал, что вы рассказывали про лютов…
— Так.
— Меня осенило, как будто бы я сразу увидел схему готового решения, остается его только просчитать. Обычно я привык верить подобного рода откровениям; одно из них когда-то спасло мне жизнь. Ведь посмотрите: если теслектрическая сила и вправду навязывает логике двухзначность… — Тесла сгорбился, как, видно, ему случалось в моменты исключительной мыслительной деятельности, когда он отвлекался от контроля над телом. — Как вы считаете, как это способно повлиять на живые организмы? На человека?
— Понятия не имею. Все это… — Я-оноизобразило руками хаотическое движение. Правая рука столкнулась с корпусом динамо-машины, металл был холодным — не зимназо, но холод сильный; я-оновздрогнуло, опустило руки. — Для таких вещей вообще нет слов, господин доктор, мы ломаем себе языки, ломаем умы.
— Об этом, как раз, я и спрашиваю. Ведь вы же говорили, что как раз этим и занимаетесь. Так? Так вот, голова, как это может влиять на голову? — Тесла приставил два пальца к виску, словно револьверный ствол. — Должен ли человек это вообще как-то… чувствовать?
— Вы имеете в виду жителей Сибири? Или зимовников, мартыновцев?
Тесла презрительно махнул рукой. Совершенно неожиданно он был разочарован, раздражен.
— То есть, вы не можете мне сказать. Так. Тогда прошу прощения.
Я-оноотшатнулось.
— Но что вы имеете в виду, доктор! Вы хотите узнать, как это влияет на мысли — или же о том, из чего мысли берутся? Мысли?! Ха! Да такой человек вообще не должен дышать! Господи! — Чем громче я-оноговорило, тем слова извергались быстрее, тем сильнее становилась уверенность. Я-онооблизало губы. Возвращались картинки из анатомических атласов Зыги, его слова, слова его коллег по медицинскому факультету, обрывки бесед. — Измените всего лишь один элемент, и человека уже нет. А это — это наибольшая перемена! Плоть отпала бы от костей, кровь в сосудах разложилась бы, и вообще, не было бы никаких костей, не было бы плоти, сосудов, никаких живых тканей, нечего, ничего, ничего…
Тесла уже стоял. В левом кулаке он сжимал зимназовое кольцо, которым заканчивался выходящий из теслектрической динамо-машины кабель, правой рукой схватился за заводную ручку. Провернул. Что-то в машине щелкнуло, и стальные кишки начали вращаться в бочонкообразном брюхе, закружились светлые и темные элементы. Тесла крутил все быстрее, кружение уже превысило темп, после которого человеческий глаз перестает различать движущиеся элементы и видит одно только движение, его направление и окраску. Генератор свистел и урчал. Доктор Тесла мерно вращал ручку, длинное предплечье двигалось в спокойном ритме. Он стоял, повернувшись лицом к окну, снова выпрямившись; рука с кабелем была поднята перед ним на высоту груди; провод свисал словно дохлая змея; я-оноотодвинуло колено, чтобы случайно не зацепиться за него. В горле пересохло, я-оносглотнуло слюну, имевшую неприятный привкус коньяка. Из генератора начал исходить щиплющий нос запах. На металлическом корпусе появились капли влаги. На коже дыбились волоски, по пальцам, по небу, по языку, казалось, поползли мурашки. Я-онорастерло ладони. Они были холодными, в купе царил ужасный холод. Пришлось погреть их дыханием. Перед лицом Николы Теслы цвели седые облачка пара. Он продолжал крутить, динамка урчала, тррррррррр.
…Левая рука, та, неподвижная, она начала расплываться первой. Как будто бы кто-то затирал изображение на старой фотографии — или же, если бы пленку экспонировали слишком долго. Белая перчатка, манжет сорочки, рукав пиджака, потом и весь пиджак, затем платок на шее и голова доктора, и вторая рука, и ноги — Тесла погружался в тень, за вертикальную заслону серого полумрака, словно дрожащий воздушный мираж, только воздух дрожал не от жары, а от холода, и не в ослепительном сиянии, а в темноте, то есть в тьвете — можно было видеть его черные искры, будто бы негативы электрических разрядов, но нерезкие, медленные, движущиеся по растянутым дугам и плотными пучками, шерстистыми комками и языками черного огня: на плечах и вдоль рукавов, на волосах и на лбу, на скулах доктора Теслы — он весь уже стоял в испарениях тьвета, в отсвете ночи. Тррррррррррр. Поскольку окно находилось перед ним, свечение поблескивало у него за спиной — яркая светень высокого силуэта, намного более выразительная, чем любая тень, которая нормально отбрасывается в дневном свете. Никола Тесла распадался на свой собственный негатив и негатив негатива, расположившийся белым пятном на ковре, на двери, на стенке купе. Параболические полосы темноты начали проскакивать между телом доктора — вытянутой рукой, выпрямленным торсом, лбом — и покрывающейся инеем железной массой генератора. На бронзовой табличке уже поблескивал ледовый налет. Я-оносунуло руки под мышки, отодвинулось вместе со стулом, лишь бы подальше от разогнавшейся динамо-машины. Тррррррррр.